.
Но больше всего меня беспокоят невидимые знаки. Мизогиния заползает туда, где до сегодняшнего дня главенствовала идея равноправия женщин. Например, в Конгресс. Или Белый дом с нашим нынешним, «хватающим за промежность» президентом. Ну и в Верховный суд. Слова Кит Груелл о нашей текущей политической ситуации звучат в моей голове гораздо чаще, чем хотелось бы: «Мы с ужасающей скоростью несемся вспять».
Еще больше поводов для беспокойства доставляет насилие с применением огнестрельного оружия. Несмотря на федеральный закон, который дает штатам и административным округам право конфисковать огнестрельное оружие у осужденных абьюзеров, включая сталкеров, существуют многочисленные доказательства того, что и в этом успех нам не сопутствует. В период между 2010-м и 2016-м годами количество произведенного в Соединенных Штатах огнестрельного оружия выросло практически вдвое, с 5.5 миллионов до 10.9 миллионов, и подавляющее большинство этого оружия осталось здесь же, на американской земле[146]. Несомненно, не случайно, что в штатах с самым большим количеством оружия на душу населения также отмечаются самые высокие показатели убийств в результате бытового насилия: это верно для Южной Каролины, Теннесси, Невады, Луизианы, Аляски, Арканзаса, Монтаны и Миссури[147]. Для своей вышедшей в 2007 году книги Почему Они Убивают Дэвид Адамс спросил у четырнадцати мужчин, осужденных за убийство интимного партнера, стали ли бы они убивать, если бы под рукой не оказалось огнестрельного оружия. Это распространенный аргумент: если человек хочет убить, он найдет способ. Но одиннадцать из четырнадцати опрошенных сказали, что если бы у них не было доступа к огнестрельному оружию, то они бы не стали убивать своих жертв[148]. В опубликованном в октябре 2018 года исследовании Эйприл Зеоли проанализировала ситуацию в штатах, где каждый правонарушитель, получивший запрет на приближение, немедленно обязан сдать оружие, и пришла к выводу, что это постановление привело к снижению количества убийств интимных партнеров на 12 %. Тем не менее только в пятнадцати штатах приняты законы, обязывающие сдать оружие в подобной ситуации[149]. Кроме того, Зеоли выяснила, что в Калифорнии, где действуют более строгие ограничения для всех, включая как супругов, так и сожителей (Калифорния избавилась от «увертки бойфренда») – правонарушителей, осужденных за проступок с применением насилия, обязали сдать огнестрельное оружие, что привело к поразительному снижению количества убийств, связанных с домашним насилием – на 23 %[150]. Каждый месяц пятьдесят американок расстреливают и убивают их интимные партнеры; а число женщин, которым этим оружием угрожают, заставляя подчиняться и молчать, неизвестно (а еще есть убитые другими способами. Заколотые, задушенные, выброшенные на ходу из машин, отравленные). С точки зрения вооруженного насилия, Соединенные Штаты – самая опасная для женщин развитая страна в мире[151]. И дело не в партийности, не в противостоянии либералов и консерваторов, хотя я понимаю, что многие рассматривают эту проблему именно с такой точки зрения; но для меня это моральный императив.
Почему наше оружие для нас важнее наших граждан? Я прихожу к тому же выводу, что и та медсестра-пенсионерка из Монтаны, которая вязала, участвуя в расследовании рабочей группы по обзору смертельных случаев домашнего насилия. Избавьтесь от треклятых пушек.
И, в то же время, я думаю, что надежды на лучшее не беспочвенны. Я смотрю на мужчин среди своих друзей и коллег, на своих братьев, на мужей моих подруг, и вижу союзников повсюду. Я вижу небезразличных мужчин, которые поддерживают меня и других женщин; эти мужчины открыто заявляют, что отказываются следовать мизогинным настроениям, которые проникают в нашу страну и проявляются во всем мире. Я вижу осознанность многих знакомых мне людей ЛГБТИК, женщин и меньшинств, моих молодых студентов. Все они знают гораздо больше, чем двадцать лет назад было известно нам.
Есть и другие обнадеживающие знаки, и их немало. Разработано множество приложений для смартфонов, чтобы помочь выжившим в чрезвычайной ситуации, оказать помощь находящимся в опасности подросткам и студентам, предоставить убежище на ночь, помочь случайным свидетелям найти способ вмешаться. В действительности существуют десятки таких приложений, и сама Кэмпбелл участвовала в разработке нескольких[152]. В то же время, когда формировалась команда высокого риска, Кейси Гвинн, бывший прокурор Сан-Диего, запустила программу новаторских центров семейного правосудия. Эти организации собирают партнеров – правозащитников, психологов, юристов и полицейских – в одном месте, чтобы жертвам не приходилось много раз пересказывать свои истории. Для клиентов предусмотрен единый центр приема, в котором, к примеру, могут помочь заполнить охранный ордер. Там же помогут с услугами органов опеки, предоставят стажировку, объяснят, как заполнить заявление в полицию. Программа Гвинн была настолько новаторской, что администрация Буша выделила двадцать миллионов долларов на ее распространение, и сейчас в Соединенных Штатах и еще двадцати пяти странах открыто более 130 таких центров[153].
Новейшая инициатива Гвинн – Camp Hope, летний лагерь, который на нескольких площадках по всей стране собирает детей из неблагополучных семей; цель лагеря – разорвать порочный круг насилия.
Деятельность Кэмпбелл по-прежнему способствует прогрессу. Известная по всей стране программа Дейва Сарджента, бывшего полицейского из Мэриленда, появилась на свет благодаря оценке рисков Кэмпбелл. Сарджент взял эту анкету и сократил до трех главных вопросов, которые полицейский может задать жертве на месте преступления, чтобы быстро оценить опасность ситуации: 1. Он/она когда-нибудь использовал(а) против вас оружие или угрожал(а) оружием? 2. Он / она когда-нибудь угрожал(а) убить вас или ваших детей? 3. Как вы считаете, он / она может попытаться вас убить?[154] Если жертва отвечает положительно на эти три вопроса, за ними последует еще восемь, а полицейский позвонит по местной горячей линии для жертв домашнего насилия и свяжет социальных работников с пострадавшим. Время имеет первостепенное значение; Сарджент понимал, что домашнее насилие может мгновенно перерасти в убийство. В статьях местных СМИ, полицейских отчетах и материалах уголовных дел раз из раза повторяются заявления вроде: «Я не хотел, чтобы она умерла». Сарджент назвал свою модель «Программа оценки летальности»; она также известна как Мэрилендская модель, и специалисты оперативного реагирования используют ее в более чем тридцати штатах и Вашингтоне, округ Колумбия[155].
Есть и другие знаки, указывающие на глубокие социальные и культурные структурные изменения в мерах, которые мы принимаем по отношению к этому виду насилия. Например, в Соединенных Штатах сейчас работают более двухсот специализированных уголовных судов по делам о домашнем насилии (больше всего их в Нью-Йорке и Калифорнии). Всё больше таких судов принимают во внимание особую психологию домашнего насилия: например, почему жертвы отказываются от показаний и не приходят в суд, и почему так важно, чтобы правозащитники обязательно работали и в суде, и при прокурорах[156]. И всё же, более 40 % таких судов нерегулярно направляют правонарушителей в группы профилактики рукоприкладства.
Без сомнения, мы добились значительных результатов в том, чтобы домашнее насилие рассматривалось как кризис общественной системы здравоохранения, которым и является. Одному лишь Закону об искоренении насилия в отношении женщин приписывают сокращение уровня домашнего насилия на 64 % в период между 1993-м, когда он вступил в силу, и 2012-м годами[157]. Хотя Линн Розенталь, бывший координатор по связям между Белым домом и Агентством против насилия в отношении женщин, предупреждает о том, что этот успех всё еще капля в море. «В сущности, вероятность того, что парень девятнадцатилетней девочки будет пинками гонять ее по комнате, всё так же высока» – объясняет Розенталь. Сейчас в более чем сорока штатах сталкинг признается уголовным преступлением[158]. Удушение – в сорока пяти[159]. Всё больше сообществ стараются не помещать жертв насилия в убежища.
Мы с Линн встретились за обедом, чтобы обсудить перспективы всех этих инициатив. Розенталь только что завершила Youth Leads – дискуссионный тур по американским средним школам, целью которого, по ее словам, была разработка методических рекомендаций для решения проблемы подросткового насилия на свиданиях. Согласно отчету центров по контролю и профилактике заболеваний от 2017 года, более восьми миллионов девушек в возрасте до восемнадцати лет подверглись изнасилованию или насилию со стороны интимного партнера; число юношей примерно в два раза меньше[160]. Эксперты в данной области отмечают, что профилактика насилия на свиданиях должна начинаться уже в шестом – седьмом классе. Розенталь рассказала мне, что на своих занятиях со старшеклассниками была воодушевлена тем, как молодые люди, и особенно юноши, говорят о проблемах домашнего и сексуального насилия. «Эти молодые парни совсем иначе строят отношения друг с другом и женщинами, – говорит Розенталь, сравнивая поведение этих школьников с мужчинами других поколений, – у них очень много вопросов на эту тему… И они не позволят своим сверстникам учинить сексуальное насилие, обязательно попытаются им помешать».