— Сейчас же перестаньте! Что за глупая шутка!
Но Овчинников уже приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, и Овчинников, словно подкошенный, рухнул к ногам Нины. Рядом упал пистолет.
Нина, окаменев, стояла над «трупом».
Овчинников с улыбкой поднялся на ноги, отряхнул мундир.
Внезапно Нина, задыхаясь, опустилась в кресло.
— Алексей, сердце схватило… — проговорила она через силу и показала на грудь. — Пожалуйста, воды… Там… — И потеряла сознание.
Овчинников схватил графин и выбежал из гримуборной. В коридоре он столкнулся с Башмаковым.
— Опять ей плохо, что ли? — недоуменно спросил пожарный.
Овчинников отмахнулся и кинулся вниз по лестнице.
— Точь-в-точь, как было… — покачал головой старик.
В гримуборной Нина открыла глаза. Настороженно осмотрелась, прислушалась. В коридоре было тихо…
Нина кошачьим движением подняла с пола браунинг Овчинникова. Уверенно оттянув защелку, вынула из рукоятки пистолета пустую обойму. Достала из сумочки полный боевых патронов магазин и вогнала его ловким ударом ладони в рукоять пистолета. Порожнюю обойму сунула в сумочку. Протерла браунинг платком и положила на пол на старое место.
Когда Овчинников вбежал в гримуборную, Нина с закрытыми глазами сидела в кресле. Она с трудом разлепила веки, слабо улыбнулась и тихо, виновато сказала Овчинникову:
— Вроде отошло…
— Вот и чудесно. — Овчинников протянул ей стакан воды.
Нина пригубила и поднялась с кресла.
Овчинников поднял с пола свои браунинг и сунул его в кобуру.
…На сцене пошел занавес.
Как и во время прошлого спектакля, задник сцены был украшен лозунгами и транспарантами.
Овчинников, стоя на коленях перед Ниной, гневно восклицал:
— Если вы оттолкнете меня, я застрелюсь на ваших глазах!
— Мальчик!.. — почти ласково сказала Нина. — Я старая усталая женщина… А у вас впереди еще не одна любовь…
— Любовь бывает только одна! Жизнь без вас лишена для меня смысла! Прощайте!
Из-за кулис все тот же худосочный парнишка, готовый ударить в устрашающих размеров барабан, во все глаза следил за тем, как Овчинников приставляет пистолет к виску.
— Сейчас же перестаньте! Что за глупая шутка! — выкрикнула Нина.
Парнишка закрыл со страху глаза и оглушительно бухнул в барабан. Овчинников как подкошенный повалился на пол, пистолет упал рядом.
Зал взорвался аплодисментами.
Нина, окаменев, стояла над неподвижным телом. Вдруг, в ужасе заломив руки, истерически закричала и кинулась за кулисы.
Занавес опустился под гром аплодисментов.
— Неужто и этот? — обалдело спросил пожарный Алмазова.
Тот дико посмотрел на Башмакова, с опаской приблизился к Овчинникову, склонился над ним.
…В гримуборной Нина схватила пальто, сумку, кинулась к выходу. Но дверь распахнулась, и на пороге появился Овчинников.
Нина в ужасе попятилась.
Овчинников неторопливо подошел, взял у нее сумку, высыпал на подзеркальник содержимое, отложил пустую обойму.
— Удивляетесь, что я жив? — учтиво спросил он и достал из кармана магазин с патронами. — Вот ваша обойма. Я снова заменил ее пустой.
— Убейте меня… — хрипло сказала Нина.
Овчинников отрицательно покачал головой.
— Убивать — не моя профессия. А вот за что вы хотели меня убить? Не понимаю…
— Важин приказал… — Нина говорила медленно, с трудом, не глядя на Овчинникова. — И этого несчастного Ямщикова тоже… Он перед спектаклем опознал в тюрьме моего мужа и сказал об этом Важину… Важин ему обещал немедленно сообщить в ЧК, а сам ко мне. Объяснил, что если от Ямщикова тут же не избавиться, мужа расстреляют… А сегодня — вас приказал… Не знаю, за что… Но опять ради мужа… Всегда ради мужа… Я — его жертва…
— Значит, заменить обойму велел Важин?
— И тогда и сейчас — Важин… И обоймы с патронами дал. Все он. Он мной играл…
— В отличие от Ямщикова, я не влюблен в вас, — сказал Овчинников. — Но ведь на сей раз ЧК могла заподозрить, что магазин заменили.
— Теперь это все равно… — мертвым голосом сказала Нина, все также глядя мимо Овчинникова. — Я ухожу за кордон с мужем… Он уже свободен. Он ждет меня… Простите, я не хотела, меня заставили. Если вы благородный человек, поймите меня. Дайте мне уехать… Пожалуйста…
Овчинников покачал головой:
— Ваш муж не ждет вас, Нина Петровна.
— Почему, господни Овчинников? — Она в страхе подняла глаза.
Рядом с Овчинниковым стоял Камчатов.
— Это не Овчинников, гражданка Плюснина, это чекист Дроздов, — сухо сказал Камчатов. — Собирайтесь. Спектакль отменяется.
Мгновение Нина бессмысленно смотрела на Дроздова. Потом вдруг ее лицо разительно изменилось. Теперь оно выражало лишь холодную жестокость,
— Жаль… что я не могу… вас всех…
Камчатов обернулся к стоящему в дверях Маслакову. Тот увел Нину.
Камчатов и Дроздов вышли в коридор и столкнулись с запыхавшимся Алмазовым.
— Товарищ Камчатов, что-нибудь случилось? — спросил он.
— Случилось. После прошлого спектакля вы нам солгали, что не были при обмороке Нины.
— Я… Я не желал быть замешанным… — пролепетал Алмазов, бледнея.
— И навлекли на себя подозрение в убийстве, — жестко сказал Камчатов. — На базаре мы едва не приняли вас за мещеряковского подручного.
Алмазов из бледного стал пепельно-серым.
У стола Камчатова сидел Дроздов в кожанке и картузе со звездой. Начальник ЧК привычно мерил шагами кабинет.
— В Центр списки отправили с нарочным, — сказал он. — Не зря ты в орлянку со смертью играл. Хлебнули бы горя с этим подпольем, целая армия…
Дроздов сдержанно кивнул.
Камчатов отпер сейф, достал оттуда маузер, положил его на стол перед Дроздовым. На рукояти было выгравировано: «Алексею Дроздову за Перекоп. Михаил Фрунзе. Ноябрь 1920 г.»
— Пушку свою не забудь.
— Говори, зачем звал, — сказал Дроздов.
Тебя Мещеряков повидать хочет. Может, по старой дружбе что и скажет.
— Молчит?
— Вглухую. Все одно, мол, разменяете.
— Верно мыслит.
— Его показаниям цены бы не было! — горячо произнес Камчатов. — Доверенное лицо… Все выходы на маньчжурскую эмиграцию знает, на самый верх… Представляешь, если б его раскрутить?
— Представляю.
— Постарайся, Леха.
Дроздов пожал плечами и встал из-за стола.
Дроздов постучался в тюремный корпус. Отрылся «глазок», грохнул засов, отворилась тяжелая зверь. На пороге стоял Распутин со словарем в руках.
— Здорово, Робеспьер, — Дроздов протянул руку радостно вспыхнувшему парню. — Не очень я тебя?.. — Он показал на шею.
— Да нет, я ведь упал сразу, как сговорились, — улыбнулся тот.
— Теперь можешь командиру своему памятник мастерить.
…Дроздов шел сумрачным тюремным коридором. Рядом поспешал знакомый надзиратель с круглым крестьянским лицом.
— Долго ты на полу пролежал, — улыбнулся ему Дроздов. — Замерз, небось, без штанов?
— Раз надо — какой разговор, — отмахнулся круглолицый. — А этих по одному рассадили, чтоб не передрались.
Дроздов остановился у двери камеры, посмотрел в «глазок» — постаревшая за ночь Нина неподвижно сидела на нарах.
В следующей камере маятником шагал из угла в угол Важин…
Камеры Плюснина, остроносого, «извозчика», «купчика»…
А вот и камера Мещерякова. Есаул преспокойно раскладывал пасьянс.
Дроздов закрыл заслонку «глазка».
— Отопри. Потолковать надо.
Надзиратель впустил Дроздова в камеру, запер за ним дверь.
Мещеряков смотрел на Дроздова, словно впервые видел.
Дроздов присел на пары, равнодушно спросил:
— Хотели мне что-нибудь сообщить?
Есаул грустно покачал головой:
— Понять хотел, как вам удалось… Служебная тайна? Я унесу ее в могилу.
— Ладно уж, коль пришел, объясню, — кивнул Дроздов. — Важин без видимых причин перевел Плюснина к Синельникову. В белецкой церкви обнаружилось, что Плюснин женат на Нине. Заподозрили, что перед спектаклем она заменила пустую обойму на полную, и вот Ямщиков — самоубийца. Дальше Камчатов понял, что Плюснин полез к Синельникову в тюрьму за какими-то важными сведениями и что после провала Плюснина вы кинетесь искать выход. Вот я и подставился как Овчинников. Нина и Важин высчитали меня и передали вам.
— И вы были уверены, что не провалитесь? — спросил есаул.
— Все, кто служил у Овчинникова, расстреляны в Белецке, — сказал Дроздов. — Уличить меня некому. А Овчинникова нашли в читинской тюрьме под чужим именем. Впрочем, без риска в нашем деле не бывает.
— Вам помог Овчинников?! — Мещеряков был потрясен.
— Он — трезво мыслящий человек.
— Ну, а шрам? — спросил Мещеряков.
— Пригодилась память о Перекопе. — Лицо Мещерякова было по-прежнему бесстрастным, лишь беспокойные пальцы выдавали волнение.
— Как мы и ждали, вы сделали на меня ставку, — продолжал Дроздов. — Теперь списки, за которыми вы охотились, у нас.
Пальцы Мещерякова замерли, судорожно вцепившись в рукав.
— Позвольте теперь мне? — осторожно спросил Дроздов. — Неужели вы считали, что шараду с Ямщиковым нельзя разгадать?
Смысл вопроса не сразу проник в сознание Мещерякова. Есаул медленно, с трудом произнося слова, ответил:
— Разгадать можно все… Но я счел, что когда мир валится в тартарары и гибнут тысячи людей, вы не станете копаться в истории юнца, застрелившегося из любви к экзальтированной гусыне… — Внезапно он истерически расхохотался. — Боже мой, я думал, что делаю дело, а вы… Вы дергали меня за нитки, как картонного паяца….
Мещеряков перестал смеяться так же внезапно, как начал, бессильно привалился к стене, закрыл глаза.
— Ошибка в расчете, — произнес он бесцветным голосом. — Что же, сегодня наш выигрыш, завтра — наш…
— Это в картах, — жестко сказал Дроздов и встал с пар. — А в жизни… Жизнь — не пасьянс. Мы не уберегли Ямщикова, но мы защитили его чистое имя.
Дроздов двинулся к дверям.
— У меня просьба…