– Так тебе, выходит, повезло, – сказала Нора, чувствуя, как у нее где-то в пальцах ног возникла странная холодная дрожь, поползла вверх и добралась уже до колен, которые тоже начали слегка дрожать, и она очень боялась, что эта дрожь станет сильнее, охватит все тело, и тогда вся она задрожит, как тростник. Нора напряглась, собралась в комок и тут же наткнулась коленом на какой-то гвоздь, торчавший с обратной стороны столешницы и больно ее оцарапавший.
– Так что я должен еще раз спросить у тебя, – продолжал Харлан, словно не слыша ее замечания. – Нора, ты знаешь, где сейчас находятся твои сыновья?
– В Прескотте.
– Когда ты в последний раз их видела?
– Вчера вечером – я же тебе говорила.
– Значит, ты не можешь быть абсолютно уверена в том, где они сейчас? – От усилий, которые Харлан прилагал, чтобы сидеть прямо, лицо его исказилось. А вот нога его, похоже, совсем лишилась чувствительности – судя по тому, что она лежала на табурете, точно безжизненное бревно. У него, наверно, и пальцы на ноге совсем посинели, а может, и почернели, подумала Нора и услышала, что он говорит: – Ты уверена, что нигде в доме нет ни Роба, ни Долана? Ведь теперь мне придется самым тщательным образом все здесь обыскать. Заглянуть в подпол и в холодный сарай.
Лишь в эту минуту Нора начала понимать, зачем, собственно, он явился к ней в дом и все это время что-то вынюхивал и высматривал. И понимание этого словно подтолкнуло ту леденящую дрожь, которая мгновенно расползлась по всему ее телу.
– Мне кажется, – медленно проговорила она, – что если уж ты, Харлан, до сих пор никого не нашел, потратив столько времени и притворяясь, будто заглянул сюда просто так, то и теперь никого не найдешь. – У нее вдруг возникло сильное желание выбить из-под него стул – и пусть из его раны снова хлынет кровь! – Насколько я поняла, Педро Санчес упоминал именно моих сыновей?
– Назвал поименно.
– Ну до чего удобно! Но, к сожалению, почти лишает твои поиски всякого азарта.
– Лучше б не лишало, – буркнул Харлан. – Лучше б я мог тебе сказать, что Педро был уже мертв, когда я туда приехал, что я лишь из третьих рук услышал, что это, скорее всего, Роб и Долан. Я знаю, ты все еще надеешься, что именно так все и было, но я сам все видел, Нора. Я собственными ушами слышал, как он назвал их имена.
– Да уж, он с пользой истратил свой последний вздох – на самую что ни на есть подлую ложь! – сказала Нора. Харлан не сводил с нее глаз. Он уже совершенно протрезвел – во всяком случае, теперь он был способен самостоятельно пот со лба вытереть, чтоб глаза не ел. – Мои сыновья никогда бы ничего подобного не сделали!
– Не сделали бы, говоришь? А зачем тогда они ездили повсюду и чуть ли не каждого, кто косо на них глянет, обвиняли в том, что это он их отца убил? – Харлан ткнул рукой куда-то в коридор. – Ведь ты сама мне рассказала, как вчера вечером Долан настолько разозлился, что даже дверь кулаком пробил – а все из-за уверенности в том, что в смерти Эммета виноваты братья Санчес!
– Если б я знала, зачем ты меня об этом расспрашиваешь, я бы ни за что тебе не рассказала! Да я бы и на милю тебя к своему дому не подпустила!
– Это уж точно, не подпустила бы, – встрял Крейс. – Но должен отметить: шериф-то наш теперь выбрит на славу.
Нора вспомнила, как она брила Харлана, как они болтали бог знает о чем, как напрасно теряли драгоценное время, пока бедная Джози лежала в ущелье с почти оторванным плечом и вывернутой лодыжкой. Господи, ради чего все это? Ради каких-то «бабочек в животе»? Ради того, чтобы хоть как-то облегчить то чувство одиночества, о котором ей даже мыслей не следовало допускать? И мощный оборонительный гнев Фольков с ревом взметнулся в ее душе. Она с яростью в глазах повернулась к Крейсу:
– А вы-то здесь зачем? Если во всем этом есть хоть капля правды, это не касается никого, кроме моих сыновей и представителей закона. Ну и еще, возможно, вдовы Педро Санчеса.
– Мы с Педро почти десять лет вместе работали. Мертвые имеют полное право на защиту.
– Да уж! И пусть у каждого после смерти останется такой «верный друг», который на нашей же крови заключит какую-нибудь выгодную сделку – например, по дешевке купит еженедельную газету.
Крейс подавил улыбку.
– Педро был не таким человеком, чтоб условия ставить. Он знал: что сделано, то сделано. Раз и навсегда.
– Нора. – Харлан придвинулся к столу и наклонился к ней: – Если Роб и Долан сейчас пустятся в бега – если они сами не явятся с повинной, – их в розыск объявят.
– А если они признаются в том, чего не совершали, а я по дешевке продам «Страж Амарго», они смогут домой вернуться?
Харлан быстро посмотрел на Крейса и сказал:
– Если они явятся с повинной и честно во всем признаются, можно будет начать разговор и о том, чтобы разрешить дело по возможности мирно.
Нора с усмешкой откинулась на спинку стула.
– Знаешь, Харлан, когда кто-нибудь начинал мне доказывать, что ты у Мерриона Крейса в кармане, я его сразу обрывала, высмеивала и вон выгоняла. Так что ты мог бы сразу мне все это рассказать, как только порог моего дома переступил. До того как речь о печатном станке зашла.
Впервые она заметила на лице Харлана гнев.
– Мне не хотелось спешить, Нора. Я надеялся сообщить тебе об этом… как можно мягче. Нелегко говорить о таких вещах с… со своим другом. Особенно когда твой друг сидит дома, ждет возвращения сыновей, тогда как они совершили преступление и теперь пытаются от закона уйти. Ну а потом я свалился в этом ущелье…
Некоторое время они оба молчали, и молчание это было исполнено такого отвращения, что Норе стало трудно дышать. Воздух проникал в легкие какими-то урывками. Казалось, она уж и забыла, что значит дышать полной грудью. «Бедная Джози! – думала она. – Как ей-то дышится там, в амбаре, да еще и со сломанными ребрами».
– Вот что я вам скажу, – спокойно начала она. – Как вы отнесетесь к тому, что я сообщу по телеграфу каждому из своих знакомых в Кумберленде подробности нашего разговора? Может, тогда моим сыновьям и с повинной являться будет не нужно? А Эммет, как только вернется, опубликует полный и подробный отчет об этих событиях – в том числе и о попытке нашего дорогого шерифа в разгар перевыборов принудить беззащитную мать совершить клятвопреступление и заставить сыновей признаться в том, чего они не совершали!
– Во-первых, – сказал Крейс, – назвать вас беззащитной можно только в шутку. А во-вторых, я сомневаюсь, что мистеру Ларку найдется что сказать по поводу сложившейся ситуации. Если учесть, насколько он сейчас занят в Калифорнии.
– В Калифорнии?
Господи, что еще они придумают? Но Крейс уже взял в руки пиджак и принялся что-то искать в карманах. Наверное, легче было бы обнаружить крупицу золота в полном сите золотоносного песка. Наконец из глубин какого-то внутреннего кармана он извлек сложенный вчетверо листок пожелтевшей бумаги и с преувеличенной торжественностью развернул его. Затем из другого кармана пиджака он извлек очки и надел их на нос. Нора молча следила за его действиями.
– Это письмо, – сказал Крейс, – два дня назад присланное в редакцию газеты «Горн Эш-Ривер» мистером Эмметом Ларком, бывшим жителем города Амарго, Территория Аризона, будет опубликовано в следующем номере.
И он стал читать письмо вслух, а Нора все пыталась представить себе, как эти слова выглядят на бумаге.
«Дорогой мистер Бертранд Стиллс, искренне благодарю Вас за письмо, которое я получил еще в прошлом месяце, но не имел возможности сразу на него ответить в связи с тем, что выехал в Лос-Анджелес, Калифорния. Возможно, вы в курсе намерений мистера Мерриона Крейса, который собирался созвать окружной совет для устранения определенных трудностей, возникших в последние и весьма redoubtable месяцы в Эш-Ривер и других ближайших городах. Я, безусловно, счел бы за честь принять предложение мистера Крейса председательствовать на этом собрании, но чувствую, что обязан сообщить Вам следующее: я надеюсь, что эта поездка в Калифорнию приведет к полной смене места моего места жительства. Хотя, конечно, в ближайшие несколько лет я буду регулярно наезжать в Амарго, дабы в итоге моя семья смогла благополучно со мной воссоединиться. Однако в настоящее время, как мне кажется, мой выход из общины Амарго оставляет меня без адекватной информации, позволяющей решать те важные вопросы, что стоят на кону, и я был бы весьма Вам признателен, если бы Вы оказали мне честь, заняв мое место в совете. С нетерпением жду Вашего ответа в Лос-Анджелесе.
С уважением, Ваш Эммет Сюард Ларк».
– Мой муж этого не писал, – тут же сказала Нора.
– Но ведь письмо свидетельствует о том, что он это сделал, миссис Ларк.
Однако у нее перед глазами буквально стояли выпуклые очертания знакомого слова.
– А не могли бы вы мне объяснить, что означает в этом письме слово redoubtable?
– Простите?
– Redoubtable. Что это значит?
– Как по-моему, «двусмысленный». Или «сомнительный».
– Кто бы ни написал ваше письмо, мистер Крейс, он, похоже, не знает, что означает это слово, а вот мой муж, безусловно, знает. И вы никогда не делали ему упомянутого в письме предложения. И он этого письма не писал.
– Однако это его почерк.
Он протянул ей листок. Текст был напечатан на машинке, но внизу, под словами «с уважением» была чернилами нацарапана весьма витиеватая подпись, в которой можно было разобрать инициалы ЭСЛ: Эммет Сюард Ларк.
– Если это подписал Эммет, то я – Либби Кастер.
– Вот как? – Крейс сел и задумчиво подпер рукой подбородок. – Если бы у нас был какой-то рукописный текст для сравнения… Если бы у нас было… Вот что я вам скажу: если бы у нас под рукой было то письмо, – он осторожно коснулся кончиками пальцев руки Норы, – которое он написал мне в прошлом месяце и в котором искренне обещал – это произошло, когда я был вынужден признаться ему, что мне стали известны некие компрометирующие факты в отношении его жены, – что его газета никогда больше не станет активно участвовать в кампании, связанной с передачей депутатского места от нашего округа. Но, как известно, ваш «Страж» нарушил это обещание, опубликовав письмо Эллен Франсис, так что можно было бы считать и слово, данное мистером Ларком, и его подпись абсолютно ничего не стоящими. Но я очень сомневаюсь, что кое-ко