Я согласился, хотя знал, что пойду на низшую должность.
В середине 1925 года я был уж на ВАКе при Военной академии РККА (имени М. В. Фрунзе она тогда еще не носила, наш нарком был еще жив).
Со мной вместе прибыло немало боевых друзей. Условия для учебы были отличные. Нас обучали лучшие профессора и преподаватели военной академии. Политика В. И. Ленина сохранила для Красной Армии кадры офицеров и генералов старой русской армии, у которых мы многому учились».
Партия поставила на службу Красной Армии офицеров царской армии, которые приняли революцию не сразу. Отец учился в группе профессора А. Г. Лигнау, большого знатока пехоты, который служил в армии Колчака.
Курс истории Первой мировой войны, истории военного искусства читали профессора В. Ф. Новицкий, А. М. Зайончковский – серьезные ученые, авторы известных научных трудов.
Наряду со старыми генштабистами преподавали профессора советской формации, например, Н. Е. Варфоломеев, выступали с докладами и делились опытом М. Н. Тухачевский, С. С. Каменев и другие выдающиеся военачальники Красной Армии.
Слушатели учились, понимая, что через год им придется применять полученные знания в войсках, они старались не терять ни минуты.
Отец вспоминал:
«В годы Первой мировой и Гражданской войн у нас самих накопился немалый боевой опыт, его надо было осмыслить, подвести под него теоретическую базу.
Мы засыпали преподавателей вопросами, подчас спорили с ними, и, должен отметить, они весьма уважительно относились к нашим суждениям, старались ответить на все наши вопросы. Нас хорошо учили».
Командир полка
Закончив Высшие академические курсы, сняв «ромбы» – знаки различия высшего командного состава и ввернув в петлицы так называемые «шпалы», прямоугольники для старших офицеров, то есть фактически пойдя на понижение в должности, отец стал командовать стрелковым полком. На фотографии Конева – командира 50-го стрелкового полка у него три «шпалы», что соответствовало званию подполковника[4].
«…При подготовке и в ходе операций всегда отдавал себе отчет в том, что командир полка – основная фигура в армии и в мирное и в военное время, основной организатор боя. Нет таких всеобъемлющих начальников, как командир полка. Он командир-единоначальник, в его руках собрано буквально все, что относится непосредственно к бою и военному быту, к обучению и воспитанию людей, к поддержанию дисциплины. Если командир полка не на высоте, то, сколько бы ты ни давал туда, вниз, мощных средств борьбы, боевой техники, все равно проку не будет – по-настоящему они не используются.
Взять, к примеру, полковые артиллерийские группы поддержки. Чем дальше шла война, тем мы все чаще имели возможность делать их крупными и мощными. Но они действительно становились такими, если попадали в руки толкового командира полка. Когда же такой командир не понимал характера и роли артиллерии в войне, то и не мог эффективно использовать артиллерийскую мощь.
То же самое и с танками. Мы давали танки поддержки в полки и батальоны. Бесспорно, их место в боевых порядках батальонов. Но и тут роль командира полка была велика. Если в бою он правильно использовал танки, то они воевали хорошо, вводились в бой не вслепую, а с учетом местности и характера обороны противника. Имея в своих руках артиллерию поддержки, командир полка прокладывал танкам путь, давил немецкую противотанковую систему, организовывал взаимодействие пехоты и танков с артиллерией, заботился об эвакуации поврежденных машин с поля боя.
Словом, командир полка был на войне тем мастером, без которого не обойтись в любом деле, в любом цехе, тем более в цехе войны. Без мастера – знатока всех элементов данного производства – дело далее не пойдет, как на войне без командира полка – знатока всех элементов организации общевойскового боя. Командиров таких надо беречь и следить за их судьбой. В меру сил мы старались это делать. Именно из командиров полков в ходе войны вырастали командиры дивизий, корпусов и другие крупные военачальники.
Роль командира полка я хорошо понял в мирное время, когда сам пять лет командовал полком. Командовал по-настоящему, не стремясь поскорее уйти ни вверх, ни в сторону, наоборот, стараясь именно там, в полку, постигнуть все премудрости войсковой службы и жизни. С чувством удовлетворения вспоминаю, как много дала мне эта работа.
Потом я прошел через все должности, начиная с командира дивизии, на которой тоже пробыл шесть лет. И каждая должность меня чему-то учила. Учила меня и Академия имени Фрунзе. Но все-таки самой главной для меня академией был полк. Полк сделал меня человеком поля. Именно в полку я страстно полюбил поле, учения, проводимые с максимальным приближением к боевой обстановке. Я относился к учениям со страстью и считал тогда, так же, как считаю сейчас, что без вдохновения нет учений. И это пригодилось мне на войне.
Не знаю, сумел ли я передать это, но мне хотелось показать, что руководство боевыми действиями – это прежде всего вдохновение, и именно оно, кроме всего прочего, требуется командиру перед принятием самых сложных решений.
А что касается слов Суворова: “Тяжело в учении – легко в бою”, то для меня они всегда были основой жизни и деятельности. Особенно запомнились мне те счастливые минуты, когда на учениях в Московском военном округе я со своим полком, смешав во встречном бою все карты “противника”, вышел прямо на командный пункт командира “синей дивизии”, и Борис Михайлович Шапошников, командовавший тогда Московским округом, похвалил меня за удачный бой. Казалось бы, столько огромных событий произошло после того, позади осталась такая война, а я все еще по сей день с волнением вспоминаю похвалу Шапошникова, высказанную мне, командиру полка, почти сорок лет назад.
Не могу не привести одно принципиально важное соображение маршала Шапошникова относительно роли командира полка. Он считал, что уважающий себя и своих подчиненных начальник, заботясь об авторитете командира полка, никогда не станет проверять полк в отсутствии его командира. Этого он сам неукоснительно придерживался и постоянно внушал другим.
Однажды Борис Михайлович Шапошников прибыл в мой полк. Я находился на стрельбище. Борис Михайлович явился на наш правый фланг. Когда дежурный отрапортовал ему о состоянии полка и о том, где командир, Шапошников остался ждать меня и ждал, пока я не прибыл по его вызову. Он не считал возможным смотреть полк без его командира».
Комдив
Вот что писал в своих воспоминаниях отец о роли комдива:
«Несколько слов мне хочется сказать и о роли командира дивизии. Так же как и командир полка, он – основная организующая фигура общевойскового боя. Командир дивизии не отвечает своему назначению, если он не способен в бою правильно использовать все рода войск, входящие в состав соединения и приданные ему. Важно, чтобы он умел правильно понимать и оценивать общую оперативную обстановку, в которой происходят действия его частей. Командир дивизии располагает в своем штабе группой специалистов, и если не опирается на них, не использует их знания, то и сам не сможет быть на высоте предъявляемых к нему требований. Не отвечает он своему назначению и в том случае, когда не опирается, как единоначальник, на своего заместителя, начальника политотдела дивизии и не умеет правильно использовать в бою такую огромную силу, как политработники.
И уж, конечно, на войне обязанности командира дивизии вовсе не сводились к тому, чтобы, как это делали некоторые, уйти на так называемые глаза – на передовой наблюдательный пункт – и забыть об управлении дивизией, возложив все заботы целиком на штаб. Эта грубая ошибка порой дорого обходилась нам. Командир дивизии должен быть на наблюдательном пункте лишь в те моменты, когда решаются главные или, во всяком случае, важные задачи. Например, в период начала боя, во время прорыва или при каких-то существенных изменениях в обстановке.
…Я всегда считал слабостью, недостатком командира дивизии, если он устранялся от организации разведки, целиком полагаясь при этом на начальника разведки дивизии и штаб. Горький опыт войны учил на многих примерах, что если командир дивизии не вникает по-настоящему в дела разведки, не ставит ей ясные задачи, то потом сам оказывается в трудном положении – не в состоянии оценить, что, собственно, происходит перед его участком. И когда требуешь доклада от такого командира дивизии, то слышишь в ответ стереотипную фразу: “Разрешите доложить, товарищ командующий? Противник оказывает сильное сопротивление”. На такой ответ большого ума не требуется. Мало доложить об этом факте, надо еще разобраться в нем, проанализировать и использовать все свои средства для борьбы с тем, что тебе противостоит, что тебя держит. Уровень докладов о противнике, анализа его сил и возможного противодействия для меня всегда был одним из самых важных критериев в оценке того или иного командира дивизии и степени его соответствия своей должности.
Вспоминаю такой случай в 5-й гвардейской армии. Одна ее дивизия никак не могла продвинуться на главном направлении. Командир дивизии находился где-то на НП и несколько раз подряд доносил оттуда, что дивизия не может поднять головы из-за немецкого огня. Мне надоели эти однообразные доклады. И, находясь в расположении армии, как раз неподалеку, я сам заехал на эти “глаза”.
Донесения командира дивизии оказались одновременно и правдой, и неправдой. Он действительно с утра сидел на НП, на чердаке крайнего дома поселка, и по нему лупили немецкие самоходки. Находясь там, он не мог поднять головы. Но если бы он, не поддаваясь личным впечатлениям, разобрался и оценил обстановку в целом, то понял, что его дивизия уже давно могла бы опрокинуть слабые силы немцев, которые ей противостояли. Это и было сделано через два часа, после того как я вытащил командира дивизии в поле, на высоту, и заставил посмотреть на обстановку по-настоящему, своими глазами, заставил организовать бой в масштабах всей дивизии.