лать.
Мы показываться не стали, заняли выжидательную позицию за углом казармы.
Самый здоровый тип что-то высказывал Федосу, потом резко хлопнул Саню по ушам обеими руками. Тот присел и замотал головой.
Все, пора выскакивать.
Но тут Саня вдруг резко выпрямился и за какую-то секунду отработал на этом типе ту самую четверку ударов, которую мы тренировали накануне. То, что я представлял в грезах, свершилось наяву. Только вместо меня был Федос. Хлесткий лоу-кик в бедро, с правой в челюсть, этой же рукой с локтя и левой ногой в грудь. Быстро, мощно и эффективно! Ай да молодец!
После броска, завершающего связку, противник старшины отлетел на пару метров, рухнул на спину и не шевелился. Парни в комбинезонах враз побросали свои окурки и подбежали к сослуживцу, валявшемуся без памяти.
— Да ты охренел, выдра блядская! — заорал один из них и кинулся на Федоса, принявшего боевую стойку.
Вот тут мне, да и остальным стукнула моча в голову. Я краем глаза заметил, как Зеленый сорвался с места, и сам чуть ли не с низкого старта кинулся в сторону годков. Какой там на хрен страх! Наших бьют!
В два прыжка я обогнал Зеленого и со всей дури врезал лоу в бедро поганца, набросившегося на Федоса. Связка, которую я хотел отработать, мне не удалась. Сила моего удара была такова, что ногу того типа, которого я атаковал, вынесло вверх, и он грохнулся на песок, закрученный центробежной силой. Парень по инерции перевернулся, попытался встать на отсушенную ногу и заорал.
Я кинулся к Зеленому, который бился со вторым противником, махавшим перед ним ремнем. Бляха залепила Зеленову по черепу, соскользнула и раскровянила ему ухо.
Я ушел от медяшки с якорем, летящей мне в лицо, и она ударила меня по спине. Я выгнулся от боли, но все-таки упал на колени, захватил ноги противника, уперся башкой ему в живот и дернул на себя. Тот, заваливаясь, еще раз перетянул меня бляхой по спине. Зеленый навалился на него всем телом.
Пока мы так вот возились, наши товарищи уже завалили всех остальных супостатов и месили их ногами. Рядышком раздались чьи-то вопли. Я не успел отпраздновать победу, получил сильнейший удар в «солнышко» от непонятно откуда взявшегося старшака-матроса уже без комбеза. Мне пришлось резко прыгать на землю и кататься, уклоняться от ног, пытавшихся меня достать.
Нам конец! Сюда набежала куча старшаков, уже и не поймешь, из каких подразделений.
Что творится? По чьей команде молодую группу старики пытаются избить вусмерть?
Мля, помирать, так с музыкой!
Я краем глаза заметил Федоса, который лупил ту же самую связку кому-то из вновь прибывших. Через пару секунд он понесся к другому.
Я чуть не заревел от злости и от боли, получив ощутимый пинок по ребрам. Хорошо, что на флоте ботиночки, а не сапоги.
Да, в конце концов, Балет я или нет? Что за позорище?
Я разбежался, оттолкнулся от пожарного щита, сделал сальто назад. Два матроса, гнавшиеся за мной, получили ногами в спины и повалились. Я кинул ремень кому-то в лицо, влупил с ноги в пах другому противнику и все-таки протиснулся к Федосу. Тот чуть не отработал свои удары на мне, но кое-как распознал. Вдвоем мы пробились к Зеленому, катавшемуся в песке с каким-то здоровяком, и неплохо попинали чужака ногами, одновременно отмахиваясь от неприятелей, наскакивающих с разных боков противников.
Сзади нас раздался истошный крик:
— Поповские, сюда! Бля, в кучу пацаны!
Мы выстроились кругом, получая удары бляхами и ногами, затащили в него еще пару своих. Остальные подбежали сами.
Федос, отплевываясь от крови, стекавшей с губы, проорал:
— Считаемся — первый!
— Второй! — продолжил я.
— Третий!
— Четвертый!
Наши разведчики выкрикивали свои номера так, как будто находились в походном порядке.
В голове у меня уже гудело, кровь с рассеченной брови заливала глаза. Нас всего двенадцать, а сколько против? Черт! Ни хрена из-за крови не видно.
Дальше я уже все воспринимал весьма смутно. Какие там приемы и удары. Я молотил руками-ногами куда ни попадя, вертелся, собрал последние силы и влепил лоу-кик кому-то, зашедшему слева.
Знакомое лицо! Черт, это же Дитер! Извините, герр фон Болев. Вы первоклассный водолаз и человек неплохой, но драка есть драка. Не хрен лезть!
Крики и вопли внезапно прекратились. Я не понял, в чем дело, кое-как огляделся, обнаружил Федоса, Зеленого, еще пару наших матросов и, пошатываясь, побрел к ним. По дороге я помог подняться с карачек еще одному разведчику. Наша группа, как муравьи, сходилась, сползалась в кучу.
— Становись! — раздалась у меня за спиной громкая и властная команда.
Наша группа выстроилась в две шеренги. Я на инстинктах воткнулся на свое место, тяжело дыша и отдуваясь.
Напротив нас стояли старшаки и годки, рыл этак двадцать пять. Они начали разбираться по группам и подразделениям и тоже пытались изобразить некое подобие строя. Многие были в комбинезонах и в защитных шлемах.
Драку разнял дежурный по части, за которым тенью ходил особист. Мне показалось даже, что где-то за их спинами маячит наш командир группы.
— Охренеть! — пророкотал дежурный. — Вы тут какого хуя делали?? — обратился он к Федосову и при этом сделал слишком уж удивленный вид.
У меня сложилось такое впечатление, что этот кап-три и руководил действиями матросов, нападавших на нас.
— Товарищ капитан третьего ранга, докладывает заместитель командира первой группы первой роты старшина второй статьи Федосов! Группа занималась отработкой элементов рукопашного боя в ночных условиях!
— Толково брешешь, сученыш! — заявил капитан третьего ранга. — А эти чего тут делали? — Он кивнул на строй старшаков.
Некоторых из них поддерживали под руки соседи, другие шатались, сплевывали кровь и выглядели ничуть не лучше нас.
— Обеспечивали учебный процесс, товарищ кап-три! — отбрехался Федос.
Дежурный сначала хмыкнул, а потом в голос заржал. Делал он это так заразительно, что за ним начали ржать старшаки. Мне тоже стало смешно, и я глупо хихикнул. Даже особист, не проронивший ни слова, улыбнулся.
— Так, мля, мудозвоны-караси и охреневшие вдупель водолазы старшего призыва! О ваших ночных занятиях один хрен уже доложено командованию части! Старшим групп развести личный состав по кубрикам — умыть, осмотреть, нештатным медикам провести осмотр, перевязать, замазать зеленкой и поцеловать в лобик. Дежурный фельдшер уже ждет самых тупорылых калек. Старшие групп! Через час списки пострадавших с описанием характера повреждений! Заместители старшин рот уже получили задачу предоставить списки участников этого мероприятия, так что не вздумайте уйти под воду! Две секунды — разойдись!
Мы строем развернулись и убежали в кубрик. Настроение у меня, несмотря на боль от ушибов и синяков и завтрашнюю расправу над нами, было почему-то преотличнейшее!
Пусть на нас снова наедут, опять всей толпой поднимемся — не хрен с нами связываться! Все-таки неплохой экспериментатор наш каплей. Группа одного призыва — это сила! А дежурный кап-три! Как быстро он разобрался в ситуации и разложил все по полочкам. Ни нравоучений, ни визгов.
Жаль только, что я ударил ногой Дитера. Надо будет на завтраке извиниться.
Вахтенный увидел героев, возвращающихся с поля брани, сделал круглые глаза и заорал:
— Поповские караси!
Из кубриков донеслось:
— Прошли проверку формы три! — Матросы захлопали в ладоши.
Они награждали нас аплодисментами!
Что за проверка номер три? Может, все это подстроено? Недаром там особист терся как бы не при делах. Завтра посмотрим на действия каплея.
В гальюне мы долго умывались, застирывали тельники и робы от пятен крови. Пришел замстаршины, таща на плече укомплектованную медицинскую сумку, и вместе с нашим нештатным медиком начал осматривать нас прямо в баталерке под светом ламп, записывать фамилии пострадавших и характер травм. Гематомы, ушибы, порезы, рассеченные брови, губы, уши, разбитые носы. Короче, ерунда! Ничего серьезного.
Но что это за часть, если нас, целую группу, пытались избить под присмотром офицеров?!
На следующий день все мое тело нещадно болело и ломило. Бровь, замазанная медицинским клеем, опухла и мешала открыто и ясно смотреть на мир.
На разводе командир части что-то долго говорил офицерам, стоявшим перед ним в одношереножном строю.
Обрывки рыка капитана первого ранга доносились и до нас:
— Если бы нас во время войны так проверяли, хер бы я перед вами стоял! Что за блядство? — и много еще чего нецензурного.
После общего построения и развода на занятия и работы наша группа осталась стоять на площадке в гордом одиночестве. Командир роты увел всех остальных на политическую информацию.
Тут я увидел, что к нам идут командир части и Поповских. Что же нам сейчас скажут? А если кого-нибудь выпнут отсюда под задницу в береговые части? Хотя кого? Всю группу?
Поповских подошел к нам.
— Группа, равняйсь, смирно! Равнение направо! — Он приложил руку к фуражке и пошел навстречу командиру части. — Товарищ капитан первого ранга, первая группа первой роты по вашему приказанию построена! Командир группы, капитан-лейтенант Поповских!
Кап-раз, не отрывая руку от головного убора, строевым шагом подошел к нам.
— За отличную физическую подготовку, боевую слаженность и сплоченность коллектива объявляю всему личному составу группы двое суток дополнительного отпуска!
— Служим Советскому Союзу! — ответили мы.
— Вольно! — капитан первого ранга наконец-то опустил руку.
— Вольно! — продублировал Поповских.
— А теперь неофициально, сынки, не для всех ушей, — продолжал кап-раз. — Вас, мальчики, на убой никто и никогда не готовил. Помните, с любой задачи вы должны вернуться живыми. Родине дорог каждый матрос. Вы молодцы, на первом году службы выдержали такую проверку! Один призыв, черт бы вас подрал! Поповских, уводи своих на политинформацию, а я пойду определяться с разведывательным управлением по поводу твоего суточного выхода. Ох и скоро ты их к работе подготовил, каплей. Ударник, твою мать!