Я взял из тумбочки мыло, чистую тельняшку и трусы, закатал их в полотенце и побежал в баталерку одеваться.
Черт! Где моя форменка? Не понял?! Вот же она, а на погонах лычка старшего матроса! Это что, шутка такая? Кто посмел?
Пришлось мне одевать эту форменку и нестись в баню. На входе нас, прибывших с выхода, проверял старшина из обеспеченцев, поглядывал в какой-то список. Сверхсрочник-медик осмотрел меня на предмет потертостей, осколочных царапин, укусов всяческих гадов и прочих дефектов, спросил фамилию, тоже поставил отметку в какой-то ведомости и отправил в помывочную.
После бани я, заметно посвежевший, помчался в казарму. Успел вовремя. Михель уже строил остатки роты на ужин.
В столовой тоже было немноголюдно. Там сидели обеспеченцы, автомобилисты и парни, прибывшие с выходов. Я заметил нескольких матросов, которых совсем не знал. Они почему-то держались как-то робко, даже испуганно.
Минеры уже спокойно ужинали. Дитер кивнул мне и показал большой палец. Наверное, он хотел этим сказать, что на опросе все прошло хорошо. А в остальном я как будто и не ходил на задачу с водолазами третьей роты. Все по-прежнему. Они старшаки, а я карась.
Ужин был не очень — серая слипшаяся масса макарон, разваренная рыба да остывший чай. Был бы на дежурстве Мотыль, думаю, наверняка угостил бы чем-нибудь вкусненьким. Я даже не наелся. Хотя настроение мое от этого ничуть не ухудшилось. В баталерке лежат несколько банок консервов, есть чай, так что можно будет перед отбоем основательно подкрепиться.
В столовую, бодро топая, вбежала вторая половина моей группы, занятая на каких-то хозяйственных работах. Мы поздоровались, обнялись. Все уже были в курсе, что я был не в госпитале, как им говорил каплей, поздравляли меня с возвращением и с тем, что не опозорил первую группу первой роты.
Быстро, однако, новости по части расходятся. К чему тогда разводить такую секретность? Да, конечно, чтобы шпионы запутались.
А еще парни поздравили меня с присвоением звания старшего матроса! Оказывается, после выхода на задачу был приказ по части. Помимо меня старшего матроса получил еще и Зеленый.
В баталерке, только я вошел, послышался писк трубки, лежавшей в тайнике. Кто это звонит? Может, особист вычислил тайную телефонную линию? Идут боевые задачи, и бдительность сейчас повышенная?
— Алло, — осторожно сказал я, нажав кнопку на трубке.
— Чего ховаешься, трубку не берешь? — прозвучал чей-то знакомый голос.
— Ох, Николай Сергеич, напугал ты меня. Я думал, нашу линию вычислили, — обрадовано затараторил я в трубку, узнав главстаршину Маслова.
— Да на фиг оно кому надо — внутренние линии и проверять?! Не бзди, земеля, тут и без того забот полон рот. Ты сейчас в баталерке сиди, тебе матрос мой, с близнецов который, гостинец принесет — сальцо там, кофе, конфеты, пару катушек к магнитофону.
— Сергеич, может, тебе консервов каких дать? У меня с выхода остались.
— Нет, у меня такого добра дюже богато! Так что давай. Посыльный уже умчался. Только вот хлеба нету. Тут уж сам, землячок. Пока. У меня еще сеансов до хрена.
Маслов отключился и тут же кто-то семерочкой начал тарабанить в дверь. Сто процентов связист-посыльный, не иначе!
За дверью, зажав в руках чехол от чулков ОЗК, стоял матрос Скиба из экипажа аппаратной Маслова.
— Ты же Балет? Я от Масела!
— Я! Заходи, не топчи комингс.
Матрос зашел и принялся выгружать из чехла свертки. Копченое сало, кофе, сыр, конфеты! Ох, не расплачусь я за земляческую доброту. Маслову скоро на учебу ехать, надо ему какой-нибудь подарок сообразить. Пригласив Скибу присесть на баночку, я достал из тайника несколько банок консервов и запихал их в чехол.
— Это на хрена? У Сергеича их полно, — недоуменно проговорил посыльный.
— Да это тебе! Зря, что ли, носился?
— А, ну добро, — обрадовался матрос. — Ежели чего, забегай, чем смогу, помогу. — Матрос пожал мне руку и умчался.
Так, на ужин мы имеем американскую и нашу тушенку, кашу перловую и гречневую, чай-кофе, сыр, конфеты, а вот хлеба нет. Надо что-то придумать. Сухарей, галет и крекеров полно, но охота свежего хлеба.
На поверку мне идти не надо. Вахтенный записал в рабочую тетрадь, что должен меня разбудить перед самым завтраком. Спи не хочу! Целые сутки отдыха! Поэтому можно попировать. Наши из группы сказали, что Поповских еще с неделю будет за кордоном, поэтому гуляем. А вот хлеб надо все-таки искать.
Вопрос этот можно решить через моего знакомца Ярика. Насколько я знаю, он корешится с хлебовозом. А тот как раз в это время должен подъехать. Надо позвонить ему?
Я набрал телефон обеспеченцев и снова представился мичманом. Ярик находился на месте, только что прибыл из автопарка.
Узнав меня, он хохотнул и проговорил:
— Ага, вернулся наш карасик. Тебе опять поменять что-то надо? Пока вряд ли, мы сейчас на выводах работаем.
— Нет, я по другому вопросу. Мне бы хлеба свеженького булки три.
— Швили как раз на камбузе разгрузился. Ты же с выхода приперся, да?
— Из госпиталя я…
— Ладно заливать! Минеры тебя упоминали. Так вот, к чему я…
Я сообразил, что Ярик за просто так ничего делать не будет. Точно такой же, как наш Михель.
— Три булки — три пачки сигарет. Две китайские с цветами, одна «Лаки Страйк» штатовская. Пойдет?
— Три булки — три «Лаки»! С доставкой, хлеб горячииий, мягкий. Мы сейчас в баталерке чаек пить будем, мичманец разрешил.
Ох, ну и торгаш. Хотя хрен с ними, с сигаретами. Три пачки цветочных и две американских еще останутся.
— Добро, порешали! А кто доставит?
— Салажонок прибежит из молодых, не обижай там его.
— Из каких молодых?
— Совсем в морях с ума сошел. Салажат уже привезли нового призыва.
Вот это дела! Я что-то совсем выпал из режима реального времени. Ведь когда мы заканчивали учебку, кто-то уже шагал в военкомат. Когда я осваивал азы разведки, этот кто-то принимал присягу. Когда мы были на Сахалине, в части появились молодые матросы, которые не оканчивали учебок, а имели нужные специальности с гражданки. А я все думал, что самые молодые на разведпункте — мы. Нет, теперь есть и помоложе. Аж два призыва! Оказывается, мы уже давно не караси. Год прошел, осталось два.
— Ты что заглох? — прервал мою задумчивость Ярик.
— Все-все! Я согласен! Он найдет первую роту? Не спалится старшакам и офицерам?
— Этот все найдет! Жди, через пять минут будет. — Ярик отключился.
Я покачал головой и полез в шкафы за старыми газетами — застелить стол.
Кто-то осторожно постучал в дверь. За ней стоял невысокий, но необычайно широкий в плечах матрос, державший в руках сумку от запасного парашюта.
— Я к Балету от Ярика, — возвестил он, заходя внутрь.
— Показывай, что принес, — чуть ли не приказным тоном потребовал я, рассматривая салагу.
Матрос вытащил из сумки три буханки хлеба, еще горячих, источавших аромат свежей выпечки.
Не будем ссориться со старшим призывом, обижать младший и нарушать соглашения. Я достал из тайника три пачки сигарет и передал посыльному. Тот в мгновение ока спрятал курево, я так и не понял куда.
— Разрешите идти, товарищ старший матрос! — обратился он ко мне.
— Слышь, а как тебя зовут? — решил я позабавить себя беседой с молодым.
— Степан! Фамилия Падайлист!
— Крепкий ты парень.
— Я атлетикой занимаюсь, качаюсь, штангу таскаю.
— У нас замкомгруппы тоже на этом повернутый, все гантели переломал, — вспомнил я про увлечения Федосова. — Давай, матрос, к себе в расположение. Смотри, не засветись никому.
— Есть! — Степан козырнул и резво умчался.
Кашу было бы неплохо разогреть вместе с тушенкой. Сухой спирт от минеров у меня еще оставался, но он жутко вонял. Вот делать мне нечего — лег бы себе и спал спокойно. Сам себе проблем подкинул. Пойти, что ли, Михал Михалыча, ротного баталера расспросить насчет электроплитки. Я взял с собой оставшиеся пачки сигарет.
Миша самозабвенно копался в куче старого военного шмотья. Выслушав мой вопрос, он почесал нос и сказал, что это в принципе возможно. Увидев курево, достал из шкафа маленькую железную плитку на спиралях.
— Кстати, у меня тут кое-чего недостает из ротного имущества, а именно двух больших лопат. Могу сменять агрегат на эти самые лопаты. Караси вы толковые, товарец попридержу. С других групп баталеры уже подходили.
— А ты как без плитки?
Михель хмыкнул и вытащил из загашника точно такую, но уже новенькую и блестящую.
Я пообещал вернуть агрегат в целости сохранности и в вычищенном состоянии и попрыгал к себе.
В кубрике меня ждали Дитер, Маслов и еще какой-то мичман, незнакомый мне.
— Вон оно прыгает! — возмутился Масел. — Его заслуженные старшины и мичман из штаба флота ждут, а он где-то ховается.
Я опасливо покосился на мичмана. Мало ли что. Я на всякий случай представился. Мичман неловко привстал с баночки, чуть прихрамывая, подошел ко мне, ссунул себе под мышку какую-то папочку и молча пожал мне руку.
— Мы, кстати, по делу, — каким-то официальным тоном сказал фон Болев, вынимая из-за спины небольшой кожаный портфельчик. — Давай лучше в баталерку пройдем, лишние глаза не желательны.
Черт, а у меня там магнитола, да ладно, ничего страшного. Я завел гостей в баталерку, сразу спрятал плитку в шкаф.
— Становись! — скомандовал вдруг мичман.
Я вытянулся в струнку рядом с Болевым и Масловым, принявшими строевую стойку. Что творится?
— Указом президиума Верховного Совета СССР старший матрос Иванов-Вяземский за выполнение специальных задач командования флота награждается медалью «За отвагу»!
Чего? Он что, смеется? Какая медаль? Я застыл, не веря в происходящее. Из ступора меня вывели Дитц и Маслов, одобрительно похлопвшие меня по спине.
— Поздравляю, — сказал мичман и подал мне развернутую папку с какой-то бумагой в которой я расписался.
Потом он достал из кармана коробочку, показал мне медаль, даже дал пощупать и приказал запомнить номер.