Он сидел у изголовья кровати и смотрел на нее, а из глаз катились слезы. Они текли по морщинистым щекам, падали на одеяло, на руки, украшенные старческими жилками и прозрачной кожей. Он издал тихий стон. Его длинные волосы были абсолютно седыми. Она в ужасе отшатнулась, и вдруг в сознании промелькнуло:
– Боже мой! Как он красив! Так может быть красив только старец с юными глазами, мокрыми от слез.
Он долго любовался ею, а она им, они смотрели друг на друга не в силах вымолвить ни слова. Потом он собрал остатки сил и тихо произнес:
– Прости меня, мы снова немножко разминулись.
Больше он не проронил ни слова…
А в это время на картине, стоящей в углу, поблекли краски. Еще вчера они были так выразительны, светились улыбками маленьких людей, забравшихся на свою скалу, на верхушку горы, на вершину мечты, но теперь осыпались. И вот уже желтый песок заструился, наносимый чьей-то безжалостной кистью. Снова серый фон, словно желтый туман.
Но вот замелькали картинки какой-то жизни. Они сменяли друг друга, были красочны, но мимолетны. Словно кинолента листала кадры немого кино, а песок все сыпался, сменяя одну картинку другой:
Вот автобусы везли сонных туристов к стенам Старого Города. Те лениво потягивались, смотрели в окна, постепенно просыпаясь – сегодня они будут Там. Они прикоснутся, они увидят! Им будет, о чем рассказать!
И снова кисточка нежно и ласково наносила серый песок…
Море плескалось, разбивая волны о скалы и широкие пляжи. Старый еврей уже вышел из своего домика и, потягиваясь, смотрел на солнце, подставляя ему загорелое, сморщенное лицо, на волны, на кафе, куда скоро заглянут первые туристы выпить чашечку утреннего кофе, а он, как и прежде, будет обслуживать их, готовить еду, зарабатывая на хлеб свой нехитрый.
И снова только размеренное шуршание. Снова сыпался серый песок…
Где-то высоко в горах неслись горнолыжники, рассекая черные трассы, покрытые толстым слоем снега. На высоком вулкане ослепительным факелом засияла верхушка горы, встречая одинокий рассвет в океане.
А где-то далеко-далеко плыл маленький белый кораблик. Ветер трепал его паруса, штурвал указывал направление в бесконечной водной стихии, нос его уверенно разрезал беспокойные волны океана. И только палуба его была пуста…