– Весь город обесточен, – сказала Хемингуэй.
– Послушайте, – сказал Ричер.
– Что?
– Вот именно. Звук миллиардов электрических моторов стих. Миллиарды электрических цепей отключились.
– Невероятно, – сказала Крисси.
– Нас ждут серьезные проблемы, – сказала Хемингуэй. – Пройдет час, и начнутся беспорядки, поджоги и грабежи. Так что вам обоим нужно прямо сейчас идти на север – так быстро, как только сможете. Не сворачивайте на восток или запад. И не пользуйтесь туннелями. Не останавливайтесь до тех пор, пока не доберетесь до Четырнадцатой улицы.
– А что будете делать вы? – спросил Ричер.
– Работать.
– Вы отстранены.
– Я не могу остаться в стороне и ничего не делать. А ты отведи свою подругу туда, где вы познакомились. Полагаю, таковы наши базовые обязательства.
Она побежала в сторону Хьюстон-стрит и через несколько секунд скрылась из виду.
Уличные фонари на Грейт-Джонс больше не работали, однако синий «Шеветт» все еще стоял на прежнем месте, серый и бесформенный в темноте, но не пострадавший. Крисси отперла дверцу, они забрались внутрь, девушка завела двигатель и поехала. Она не стала включать фары, и Ричер прекрасно понял почему. Нарушение такой полнейшей темноты казалось неправильным. Или даже невозможным. Огромный город выглядел ошеломленным и пассивным; громадный организм лежал, неумолимый и равнодушный, не обращая внимания на крошечных, спешащих куда-то человечков. А их на улице становилось все больше.
Открывались окна, люди с нижних этажей спускались вниз и выходили из домов, оставаясь стоять возле дверей и поглядывая в разные стороны, полные удивления и дурных предчувствий. Жара в сорок градусов, или даже больше, теперь окончательно утвердила свое превосходство – вентиляторы и кондиционеры и другие созданные людьми устройства больше не бросали ей вызов.
Грейт-Джонс-стрит была односторонней и вела на запад. Они пересекли Лафайетт и Бродвей и продолжали двигаться на запад по Третьей авеню, Крисси вела машину медленно и осторожно, лишь немногим быстрее скорости пешехода – темный автомобиль в темноте, один из немногих оказавшихся на улице. Возможно, водители предпочли остановиться, пораженные общим параличом. Все светофоры погасли. Каждый следующий квартал казался по-своему жутким и странным, неподвижным и молчаливым, пустым и серым, без малейших следов света. Они свернули на север и поехали по Ла-Гуардия-плейс, развернулись против часовой стрелки на Вашингтон-сквер и подкатили к кафе. Крисси припарковалась на том же месте, и они вышли в густой воздух и тишину.
Естественно, в кафе было темно, и они ничего не смогли разглядеть за пыльным окном. Кондиционер над дверью затих. И дверь была заперта. Ричер и Крисси приложили руки к стеклу и попытались заглянуть внутрь, но не увидели ничего, кроме смутных черных очертаний в темноте. Внутри никого не было – ни посетителей, ни обслуживающего персонала. Возможно, этого требовали предписания Управления здравоохранения. Если холодильники выходят из строя, экипаж должен покинуть корабль.
– Куда могли пойти твои подруги? – спросил Ричер.
– Понятия не имею, – ответила Крисси.
– Ты сказала, что у вас был план.
– Если кому-то из нас повезет, мы встречаемся здесь в полночь.
– Сожалею, что тебе не повезло.
– Теперь я чувствую себя нормально.
– Мы все еще южнее Четырнадцатой улицы.
– Они наверняка не найдут тебя в темноте.
– А мы найдем твоих подруг в темноте?
– Зачем их искать? Они вернутся сюда к полуночи. До тех пор нам нужно оставаться где-то поблизости и получить новый опыт. Тебе не кажется, что это поразительно?
Ричеру казалось. В происходящем была некая огромность. Не просто комната, здание или квартал, но вокруг раскинулся весь город, вялый и побежденный, как если б он обратился в руины, как если б умер, став реликтом прошлого. Может быть, это случилось не только с одним городом. Они не видели света на всех четырех сторонах горизонта. Ни около реки, ни с юга, ни с севера. Может быть, свет погас на всем северо-востоке. Может быть, во всей Америке. Или в целом мире. Люди постоянно говорят о тайном оружии. Может быть, кто-то нажал на спусковой крючок.
– Давай посмотрим на Эмпайр-стейт-билдинг, – предложила Крисси. – Возможно, мы никогда больше не сможем увидеть его таким.
– Ладно, – согласился Ричер.
– В машине.
– Ладно.
Они поехали по Юниверсити-стрит, затем пересекли по Девятой улице Шестую авеню, где свернули на север. Шестая авеню была никакой. Просто длинная черная дыра и впереди маленький прямоугольник ночного неба, который заканчивался у Центрального парка. Там они заметили несколько автомобилей. Все ехали очень медленно. У большинства были выключены фары. Как у «Шеветт». Инстинкт. Общие обязательства. Поведение толпы. Ричер вдруг ощутил слабый запах страха.
Спрятаться в темноте. Не выделяться. Стать невидимым.
На Джеральд-сквер были люди. В том месте, где Бродвей пересекал Тридцать четвертую улицу. Большинство из них находились внутри треугольника, далеко от зданий; они смотрели на небо. Некоторые выстраивались в ряд, как спортивные болельщики, покидающие стадион после победы, полные возбуждения и энергии. Но витрины «Мейси» оставались нетронутыми. Пока.
Они продолжали двигаться в сторону Тридцать восьмой улицы, медленно пересекая перекрестки с мертвыми светофорами, каждый раз не зная, следует ли им пропускать другие машины или нет, но всякий раз получалось, что никто даже не задевает чужие автомобили, потому что все ехали медленно и с уважением относились к другим – после вас, нет, после вас. Очевидно, пока еще господствовал дух единения. Во всяком случае, на дороге. «Интересно, сколько времени он продлится?» – подумал Ричер.
Они поехали на восток по Тридцать восьмой улице и свернули на Пятую авеню, четырьмя кварталами севернее Эмпайр-стейт. Смотреть было не на что: широкое темное основание, как здания на улицах в каждом квартале, и ничего выше. Лишь призрачная темнота. Они припарковались у тротуара на Пятой авеню, кварталом севернее Тридцать четвертой улицы, и вышли, чтобы лучше рассмотреть здание вблизи. Тридцать четвертая имела двойную ширину, так что открывался прямой вид на запад и восток, где все еще царила темнота, если не считать оранжевого сияния где-то далеко, возможно, в Бруклине. Там уже бушевал пожар.
– Начинается, – сказал Ричер.
Они услышали, как по Мэдисон приближается полицейская машина, и увидели, что она пересекла шесть полос Тридцать четвертой улицы в одном квартале от них. Ее включенные фары выглядели на удивление яркими. Вскоре машина скрылась из вида, и ночь снова стала безмолвной.
– Почему город обесточен? – спросила Крисси.
– Не знаю, – сказал Ричер. – Возможно, возникла перегрузка из-за того, что у всех были включены кондиционеры, или где-то ударила молния. Может, это результат электромагнитного импульса после ядерного взрыва. Или кто-то не заплатил по счету.
– Ядерный взрыв?
– Это известный побочный эффект. Но я не думаю, что произошел ядерный взрыв. Мы не видели вспышки. Ну и, в зависимости от места взрыва, мы должны были бы превратиться в чипсы.
– В какой части ты служишь?
– Ни в какой. Мой отец служит в морской пехоте, брат будет армейским офицером, но это они, а не я.
– А кем собираешься стать ты?
– Понятия не имею. Скорее всего, не адвокатом.
– Как ты думаешь, твоя подруга из ФБР права насчет беспорядков и грабежей?
– Может быть, на Манхэттене их будет меньше.
– С нами все будет в порядке?
– Да, с нами ничего не случится. И, если все остальное откажет, мы поступим, как делали в прежние времена. Дождемся рассвета.
Они свернули на Тридцать четвертую улицу, подъехали максимально близко, насколько могли, к Ист-Ривер и остановили машину в засыпанном мусором треугольнике, который наполовину располагался под Магистралью ФДР[8], и стали смотреть сквозь ветровое стекло на темную громаду другого берега. Прямо перед ними находился Квинс, справа – Бруклин, а далеко слева – Бронкс. Пожар в Бруклине сильно разгорелся. Видны были огни в Квинсе. И в Бронксе, но Ричеру говорили, что там постоянно бывают пожары. И только у них за спиной, на Манхэттене, огня не было. Пока. Однако они слышали многоголосый вой сирен. Темнота становилась агрессивной. Может быть, из-за жары. «Интересно, как поживают витрины “Мейси”?» – подумал Ричер.
Крисси не стала выключать двигатель, чтобы продолжал работать кондиционер. Ее рубашка полностью скрывала шорты, и казалось, будто на ней больше ничего не надето. Только рубашка. И это выглядело великолепно. Крисси была очень хорошенькой.
– Сколько тебе лет? – спросил Ричер.
– Девятнадцать, – ответила она.
– Откуда ты?
– Из Калифорнии.
– Тебе там нравится?
– До сих пор нравилось. У нас есть времена года. Жара и холод.
– В особенности жара.
– А сколько лет тебе? – спросила она.
– Вполне достаточно, – сказал он. – Больше тебе ничего не нужно знать.
– В самом деле?
– Надеюсь, что так.
Она улыбнулась и выключила двигатель. Потом заперла дверь и наклонилась, чтобы закрыть дверь со стороны Ричера. От нее пахло разгоряченной чистой девушкой.
– Здесь будет тепло, – сказала она.
– Надеюсь, что так, – повторил Джек.
Он положил руку ей на плечи, притянул к себе и поцеловал. Он знал, как это делать. У него уже было три года практики. Свободную руку он положил на изгиб ее бедра. Крисси очень хорошо умела целоваться. Теплые влажные губы, много языка. Закрытые глаза. Ричер слегка приподнял ее рубашку и засунул под нее руку. Ее тело было плотным и гладким, горячим и слегка влажным. Она подняла свободную руку, просунула ее под его рубашку, провела ладонью по боку, груди и опустила ее вниз. Затем кончики ее пальцев скользнули ему за пояс, и Ричер счел это обнадеживающим знаком.