Она замолчала, поняв, что только что выложила всё, что думала. Сама вручила карты ему в руки.
Открылась перед врагом.
Но он, кажется, пропустил мимо ушей всё, что она говорила.
Продолжая щуриться, двинулся в её сторону. Между ними и так почти не осталось расстояния, а когда он решил его сократить, утро точно перестало быть томным.
Все благие намерения Виты разрушились, как песочный замок. Сам Роман воспринимался именно, как шторм, медленно, неотвратимо надвигающийся на неё.
- Не приближайся ко мне, - внезапно осипшим голосом выкрикнула Вита, на деле же у неё вышел шепот. Для убедительности она выставила руку вперед, ограждая своё личностное пространство от вторжения.
Как бы ни так.
Багровскому нипочем любые преграды, тем более, когда цель рядом.
Её же рука для него послужила приглашением. Об этом Вита подумает чуть позже…
Его пальцы осторожно сжали её запястье. Вита охнула, попыталась выдернуть руку, но тщетно. Её забрали и возвращать не собирались. По коже тотчас побежали невидимые разряды тока, особенно в том месте, где крепкие мужские пальцы со стесанными костяшками соприкоснулись с ней.
Следующее мгновение, и Роман не рванул Виту на себя, притянул. Плавно, неотвратимо. Вита сопротивлялась, отчаянно продолжала удерживаться за спинку стула, он шаркнул ножками по паркету, скрипя. Вите пришлось расцепить пальцы.
- Пусти, ублюдок…
Она второй рукой вцепилась в его руку, царапая и оставляя красные полосы, пытаясь разжать, освободить себя, но, казалось, мужчина не замечал её отчаянных потуг и собственной боли.
Он смотрел только ей в лицо.
Ещё одно его движение, уже без резкости, и Вита почти прижата к нему. Между их телами осталось ничтожно маленькое расстояние, заставившее девушку дышать через раз, чтобы случайно не соприкоснуться грудью с его грудной клеткой.
- Пусти! – паника нарастала.
- Нет.
Одно слово, и всё. Дальше лишь стремительное движение воздуха вокруг Виты.
Её приподняли и усадили на стол. При этом бесцеремонно молниеносно раздвинули бедра, трикотаж платья жалобно затрещал.
У Виты распахнулись глаза настолько широко, насколько позволяла физиология. Она на столе? Как?.. Когда?..
Тогда.
И между её бедер вклиниваются чужие бедра, и чужие теплые – мозг в экстремальных ситуациях фиксировал странные вещи – руки стремительно задирали ей подол платья, облегчая доступ… для чего?
- Ты хотела определенности, Виталина? Как тебе такая определенность?
Вита растерялась.
С ней что-то случилось. Пять лет под опекой не прошли безрезультатно. Никто никогда с ней за последние годы не разговаривал в подобном тоне, не наседал. Не обижал. Она, пусть и отрицая, не принимая, знала – под защитой. Что бы она ни творила, за ней присматривали. И никому не позволено было с ней учинить непотребство.
К ней если мужчины и прикасались, то только, чтобы посадить в машину. Аккуратно, не причиняя боли.
С освобождением Романа Багровского мир стремительно менялся. Переворачивался с ног на голову, краски мерки, оттенки темнели.
И тем более, Вите не задирали подол платья, чтобы добраться до… трусиков?
Она не успела ответить ни на один вопрос. Настолько растерялась, настолько оказалась удивлена и шокирована происходящим.
С ней такого просто не может быть…
Но мужские губы, алчные, теплые и пахнущие кофе, захватывающие в плен её губы, были слишком реальными, и быстро привели Виту в чувство.
Её первый поцелуй.
Первое прикосновение мужчины к ней.
Вита замерла. В её голове взорвались сотни тысяч петард, заискрили, засверкали разноцветными огнями, оглушая девушку и низвергая её в пучину неизвестности. Вита соврала бы, если бы сказала, что не думала о поцелуях, не спрашивала себя: каково это, когда к твоим губам нежно и бережно прикасается тот, кто тебе безумно нравится, кто нашел тропу к твоему сердцу, и о ком ты думаешь по ночам. Порой, Вита смотрела на того или иного молодого парня и даже хотела, чтобы тот её поцеловал.
Чтобы просто знать.
Что ж…
Пришло время, и она узнала.
Жестко. Властно. Напористо.
Без единого намёка на нежность.
Потому что некто захотел её поцеловать.
Или проучить?
Багровский одну руку распластал на её затылке, сжал волосы, давая понять, что никуда она от него не денется. Не вырвется. Да и удерживал, одновременно прижимая, притягивая к себе. Его губы даже не пытались быть нежными – они брали то, что считали своим. Вита же оказалась совершенно не готова. Сколько бы раз она ни говорила себе, что взрослая, самостоятельная, что может прожить одна, во всем, что касалось мужчины и женщины, она была сущим ребенком. Слепым котенком, что выпал из шкафа, где находился со дня своего рождения. Дневной свет ослепил его, котенок тыкался мордочкой в пол, не зная куда идти и что делать.
Так и Вита. Одна её часть кричала от возмущения, билась в истерике, требовала, желая вырываться, давая понять негодяю, что с ней нельзя обращаться подобным образом, что она не девочка для снятия стресса. Вторая затихла, не в состоянии осмыслить происходящее.
Первый поцелуй в двадцать лет…
Язык Романа уперся в её губы, требуя впустить его. Вита не смогла противиться напору, приоткрыла губы…
Ей послышался сдавленный мужской стон. Или обман слуха? Да какая разница. С самой Витой происходило что-то нереальное, не поддающееся никакому логическому вразумлению.
Она потерялась. Никак не могла собраться.
Ощущение мужских бедер между её ног, поцелуй, терпкий аромат Багровского…
Вита пыталась откинуться назад, уперлась одной рукой в столешницу, чтобы хоть как-то сохранить равновесие и не позволить распластать себя на столе.
Второй рукой она лихорадочно ощупывала стол.
И когда её пальцы нащупали сахарницу, она не колебалась ни мгновения.
Вскинула руку и опустила сахарницу прямо на затылок Багровского.
Время остановилось.
В ушах зазвенело от напряжения и испуга. Вита не думала о последствиях. Где-то на задворках сознания закралась мысль, что от её удара Багровский должен упасть в обморок – почему бы и нет? – и уже тогда она сможет оттолкнуть его от себя и убежать.
Куда – другой вопрос.
К чему Виталина оказалась не готовой, так это к иному развитию событий.
Роман яростно зарычал ей в губы, укусив за нижнюю. Вита охнула больше не от легкой боли, а от обиды. Инстинктивно подняла руку, чтобы нанести ещё один удар, но на этот раз её перехватили и с силой сжали.
- Брось!
Роман, тяжело дыша, с потемневшими от гнева глазами, оторвался от её губ, но взгляда не отвел, продолжал находиться в сантиметрах от неё, опаляя горячим дыханием.
Вита сильнее сжала сахарницу, чувствуя, как пальцы начинают подрагивать от напряжения, а в том месте, где удерживал Багровский, расцветала боль, свидетельствующая о том, что чуть позже проступят и синяки.
Девушка мотнула головой, не моргая и так же не отводя взгляда от черных глаз, в который клубилось бешенство.
- Брось, иначе хуже будет. Кисть не сломаю, но могу повредить.
Он говорил, не повышая голоса. Почти спокойно, но от его спокойствия повеяло смертельной опасностью, и не приходилось сомневаться в его словах. Повредит.
Вита пару секунд ничего не говорила, не двигалась даже. Лишь смотрела на него, а потом...
Она увидела, как у него на шее появилась первая темная капля.
Кровь?
И лишь тогда к Вите пришло осознание того, что она только что сделала.
Пальцы мгновенно разжались, отпустили сахарницу, и та со звоном ударилась о паркет.
- У тебя… кровь, - выдохнула девушка, мгновенно позабыв обо всем, что было ранее.
Никогда ни единому человеку она не причиняла физического вреда. Легкие пинки и удары кулаками по спине и груди Рустама и его людей – не в счет. Они им не доставляли особых неприятностей. Парни закаленные, выносливые.
Кровь – иное.
К крови у Виты было особое отношение, хотя тут слово «особое» неуместно. Она, как и многие другие люди, вид крови переносила плохо. Есть же даже категория мужчин, которые при виде крови падают в обморок, и для которых сдать анализ из пальца – целая проблема. Вита, конечно, в обморок не падала, но сразу терялась, появлялась неконтролируемая растерянность, неуместная и выбивающая из колеи.
Вита и фильмы, где использовались сцены жестокости, в подробностях показывали убийства, игнорировала. Она предпочитала мелодрамы и комедии, любила фэнтези.
А тут кровь, в реальности, и ещё по её вине.
В области желудка скрутило, тошнота подкатила близко к горлу. Вита даже перестала замечать, что вторая рука Багровского по-прежнему сжимает её бедро.
- Я чувствую, - недобро проговорил Роман, щуря глаза и вызывая у Виты ещё больше непонятных эмоций, вплоть до вины и раскаяния.
Она ударила человека! Докатилась…
- Ого, да у вас тут… Охренеть! Роман, что…
- Рустам, где у нас аптечка?
Появление Рустами Вита не услышала. Всё её внимание сосредоточилась на уже не капельке, а целой кровавой дорожке, что стекала по шее за ворот футболки.
Значит, удар был сильным…
Господи…
- Сейчас принесу.
- Ро… Рома… - её голос дрогнул и она, не обращая внимания, что одну руку у неё продолжали удерживать, и крепко, второй потянулась к мужчине.
- Не ожидала, что сильно приложишь меня, Вита? В следующий раз, когда надумаешь бить, бей крепче. Поняла?
Он снова притянул её к себе, прижался губами к её губам, на этот раз не целуя – клеймя. Всего пару секунд, но Вита ощутила и напряжение, и горечь, исходящие от Багровского. И ещё что-то, в чем она не готова была разбираться. Тем более признаваться.
Роман оторвался от неё, тяжело дыша.
- Хотя знаешь… Если для того, чтобы слышать, как ты с придыханием произносишь моё имя, тебе надо огреть меня по башке – я, пожалуй, соглашусь. Только потом ножки вот так же задирать будешь?
- Что?..
Вита с запозданием увидела, что подол платья совсем задрался, обнажив её бедра едва ли не до трусиков.