Эми цокнула языком, подхватила Каледонию под уздцы и повела к конюшне. Снег продолжал падать. За несколько часов окружавший меня ландшафт совершенно переменился. Мокрый снег превратил землю в жидкую грязь, а это означало, что полиция в ближайшее время вряд ли к нам нагрянет — побоится застрять на подступах к дому.
За конюшней, в крытом загончике, стояли повозка для сена, фургон, бензонасос и трактор. Здесь же хранилось и сено, брикеты которого образовывали довольно прочную стену, которая хорошо защищала технику от ветра и непогоды.
Неожиданно послышался звук подъезжавшего автомобиля. Значит, кто-то все-таки рискнул приехать на ферму, не побоялся обещанного бурана. Я отвела с лица мокрые от снега волосы и посмотрела в сторону подъездной дорожки в полной уверенности, что к нам заявился Фарнсуорт с ордером на обыск. Мне очень хотелось, чтобы его автомобиль при въезде застрял в грязи.
Благополучно преодолев подъездной путь, перед крыльцом дома притормозил черный «сааб», из которого вышел человек в черной шляпе и пальто. Когда он подошел поближе, я заметила, что у него очень темные, почти черные, глаза с длинными ресницами, которые делали его похожим на итальянца. У него были также аккуратные небольшие усики и темные вьющиеся волосы. Выражение лица озабоченное.
— Извините, что пришлось вас побеспокоить, — произнес он, снимая шляпу. — Меня зовут Винсент Де Лука. — Тут он протянул мне руку, которую пришлось пожать. Рука у него оказалась сильная, а на ногтях я заметила маникюр.
— Чем могу помочь? — спросила я.
— Эдвард пропал. Вот уже три дня, как о нем нет никаких известий, и я, понятное дело, волнуюсь. — Тут он сделал маленькую паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Его озабоченность была даже сильнее, чем мне показалось вначале. Вдохнув, он продолжил свою маленькую взволнованную речь: — Погода стала ухудшаться, и я забеспокоился еще больше. Вот я и подумал: вдруг вы мне скажете, куда он подевался?
«Может, его Райан знает?» — подумала я, оглядывая этого холеного, хорошо одетого человека. Мне почему-то пришло на ум, что он «голубой». О ком это он говорил и за какого Эдварда так беспокоился? Об этом я не имела ни малейшего представления.
— Что ж нам под снегом-то стоять? — сказала я. — Давайте войдем в дом, там и поговорим.
— Господи, — сказал незнакомец, не сдвинувшись с места, — я только сию минуту осознал, что вы, должно быть, и есть Бретт!
— Да, — сказала я.
— Не могу поверить, что это вы. Я знал вас еще ребенком. Кстати, Райан дома?
— Нет его. Он отправился по вызову.
Винсент устремил на меня проницательный взгляд.
— Вы Эдварда видели? Он очень болен и хотел посетить эти места, прежде чем болезнь окончательно его доконает.
— Боюсь, я не знаю, кто такой Эдвард, — сказала я и вежливо улыбнулась.
— Уверен, он вам сказал, кто он, — произнес Винсент. — Ведь Эдвард — ваш отец.
Улыбка застыла у меня на губах. Что бы ни говорил этот человек, мне не хотелось впускать в свое сознание его слова.
— Боюсь, здесь какая-то ошибка. Быть может, вы просто заехали не на ту ферму?
Гость сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда фотографию и протянул мне.
Лицо человека, который улыбался мне со снимка, и впрямь было мне знакомо — но не потому, что он был моим отцом. Я почувствовала, что мои ноги сделались ватными.
— Я думаю, нам следует все-таки войти в дом и присесть, — едва слышно пробормотала я.
Между тем Винсент Де Лука продолжал говорить, все повышая голос, в котором можно было уже различить панические нотки.
— Очень жаль, что я ворвался к вам вот так, без приглашения, и, возможно, нарушил своим появлением ваши планы. Но вы и меня поймите — я так волнуюсь за Эдварда. Он обещал позвонить, когда доберется до этих мест, но так ни разу не позвонил. А с тех пор, между прочим, прошло три дня. Эдвард не такой человек, чтобы обещать что-то и не выполнить.
Я, стараясь не вслушиваться в то, что он говорил, проводила его на кухню. Собаки, как обычно, пережидали непогоду, собравшись в кружок вокруг печи. Чтобы пройти к газовой плите и поставить чайник, мне пришлось переступать через них. Мыслей у меня не было никаких; можно сказать, что мой мозг неожиданно онемел — как немеет рука или нога, когда долгое время сидишь в неудобном положении. У меня было только одно желание: чтобы этот человек поскорее уехал.
Винсент остановился в дверях и опасливо посмотрел на собак.
— Не бойтесь, — пролепетала я. — Они не укусят.
Гость осторожно протиснулся в кухню, снял пальто, аккуратно положил его на стул и только после этого уселся сам.
Наливая чайник, я каким-то чужим, мертвенным голосом произнесла:
— Видите ли, мистер Де Лука, здесь имел место несчастный случай.
— Прошу, называйте меня Винсент, — сказал он.
Я повернулась к нему.
— Боюсь, что Эдвард, за которого вы так беспокоитесь, мертв.
Винсент сидел молча, а выражение лица его напомнило мне пятилетнюю Эми, когда она свалилась с пони. Она была тогда в ужасе, не понимала, что с ней произошло, и все старалась и никак не могла сделать вдох. Вопль, который вырвался потом из ее уст, мгновенно разрядил ситуацию…
Затаив дыхание, я ждала, как отреагирует на мои слова Винсент. Не вопля, конечно, я ждала — но хотя бы чего-нибудь: жеста, вскрика, удара кулаком по столу. Это означало бы, что шок так или иначе преодолен.
Наконец лицо Винсента покраснело, а глаза его наполнились слезами.
Я с шумом втянула в себя воздух и присела на стул рядом с ним. Неожиданно он взял мою руку и сжал ее в ладонях.
— Мне очень жаль, — пробормотала я.
Винсент покачал головой.
— Он был болен. Я знал, что это путешествие — слишком тяжелое для него испытание. Мне следовало ожидать такого финала.
— Его убила не болезнь. Он был застрелен.
Винсент оставил мою руку и вытер ладонью струившиеся у него по щекам слезы.
— Застрелен? Кому могло прийти в голову застрелить Эдварда? Или это произошло случайно?
«Ни в коем случае, — подумала я. — Я же видела рану».
Впрочем, говорить об этом свалившемуся как снег на голову Винсенту я не собиралась.
— Никто ничего не знает. Я нашла тело сегодня утром. Его увезли за несколько часов до вашего приезда. Скажите, а зачем этот ваш Эдвард сюда приехал?
Винсент с удивлением посмотрел на меня.
— Потому что он ваш отец — вот зачем. Он хотел с вами встретиться. Более того, хотел провести с вами День благодарения.
— Извините, но этого не может быть, — сказала я, с силой вцепясь пальцами в край стола. Хотя моего отца и вправду звали Эдвард, он умер, когда я была еще малышкой. Так говорила бабушка, так говорил Райан. Да об этом все знают. Мой отец лежит в могиле вот уже тридцать лет.
— Бретт, вашим отцом был Эдвард, которого я разыскиваю. Жаль, конечно, что у него не было возможности сказать вам об этом лично, но это так.
Я почувствовала у себя желудочный спазм.
— Никто из нас никогда не разговаривал с этим человеком, но я не думаю, что это мой отец. Мой отец умер много лет назад.
— Нет, — сказал Винсент. — Он не умер. Он жил на Манхэттене вместе со мной.
— Что вы хотите этим сказать?
Винсент поднял на меня глаза. Мне показалось, что он хочет причинить мне боль, как только что это сделала я, сообщив ему о смерти Эдварда.
— Когда-то я работал на этой ферме, Бретт. — На лице Винсента появилась едва заметная улыбка. — Вы, конечно, меня не помните, потому что были тогда ребенком. Скажите, у вас на ферме до сих пор выращивают кормовую траву?
Я почувствовала, что боюсь его слов — вернее, того, что он скажет в дальнейшем.
— Да, выращивают.
— Тридцать лет назад меня наняли сюда, чтобы я помогал косить, сушить и укладывать сено. С вашим отцом мы работали тогда по двенадцать часов в сутки — и так все лето. Мне тогда было шестнадцать лет, а вашему отцу — тридцать один год.
Я слышала его слова, но всячески отгораживалась от заключенного в них смысла и повторяла про себя, как молитву, то, что, как мне казалось, я знаю наверняка: мой отец погиб вместе с матерью в автомобильной катастрофе, когда я была еще ребенком. Их склеп находится на фамильном кладбище рядом с могилой прадедушки Мэтью, прабабушки Абигайль и дедушки, которого звали Кларенс. Сердце мое билось, как птица, которую хотели поймать и посадить в клетку.
Винсент продолжал гипнотизировать меня.
— Ваша мать целиком посвятила себя детям, тратила все свое время на вас и не замечала того, как близки мы были с Эдвардом.
Я попыталась улыбнуться и сказать что-нибудь вежливое, приятное для гостя.
— Стало быть, вы были близки с моим отцом…
Винсент кивнул:
— Очень близки.
Улыбка у меня получилась искусственная, как наклеенная, — у меня даже стало сводить губы.
— Вы хотите сказать, что мой отец был гомосексуалистом?
Винсент опустил глаза, зачем-то поковырял пальцем столешницу, после чего снова посмотрел на меня в упор. На кухне установилась мертвая тишина.
— Да, — одними губами произнес он.
Глава 3
Я отказывалась верить в то, что сказал Винсент. Это что же получается? Что мой отец влюбился в мальчика и ради него бросил всех нас? Более того, вернее, хуже того, оказывается, все эти годы мой отец был жив и умер всего несколько дней назад? От всего этого улыбка у меня на лице стала непроизвольно шириться, а под конец даже вырвался глупый смешок.
— Так отчего же он не приезжал сюда раньше?
Винсент вскинул руки, потом уронил их и покачал головой.
— Как бы я хотел, чтобы вы спросили об этом у него сами!
Жест Винсента был проявлением чувства, но глаза его смотрели холодно. Он продолжал изучать меня.
Я поднялась с места, попыталась налить в чайник воду, затем вылила зачем-то всю ее в раковину и начала сначала. Я никак не могла объять своим разумом то, что стало вдруг мне известно.
Краем глаза я заметила какое-то движение в дверном проеме, повернула голову и увидела Эми, которая стояла, прижавшись к стене, рядом с кухней, и слушала, о чем мы говорили с Винсентом.