На губах бабушки проступила слабая улыбка.
— Что, Винсент, испугались, что зря ползали все эти годы перед ним на брюхе?
Хотя голос Винсента звучал мягко, в нем, без сомнения, крылась угроза:
— Наследником Эдварда должен стать я, Эмили.
Лицо бабушки сделалось каменным. Я сидела молча и старалась не встречаться с Винсентом взглядом.
Он же продолжал гнуть свое:
— Эдвард так беспокоился за Райана и заботился о его будущем, что на этой почве помешался. К тому же он был очень болен. Ни один суд не признает это завещание действительным.
— Райану никогда не были нужны деньги Эдварда. Еще меньше он нуждался в его заботах, — сказала бабушка. — Райан и без того живет в достатке, и здесь есть люди, которые о нем заботятся.
— Как, разве вы не знаете, что Райан заложил ферму? — с деланным удивлением воскликнул Винсент.
Меня охватила такая слабость, что если бы я в тот момент стояла, то, наверное, упала бы. Меня уже давно терзали ужасные подозрения насчет проклятой закладной, но я всячески отгоняла их от себя и старательно делала вид, что она никакого отношения лично ко мне не имеет. Я поняла, что мои худшие опасения оправдались. Я обратилась к бабушке.
— Значит, ты передала права на ферму Райану? — жестко сказала я, втайне надеясь, что она начнет возражать.
Возражений, однако, не последовало. Бабушка — в первый раз за все время разговора с Винсентом — занервничала по-настоящему. Когда она обратилась ко мне, в ее голосе слышалась мольба:
— Ох, Бретт, когда я сломала руку, я стала такой беспомощной… Я не могла ни печатать, ни водить машину, даже одеться была не в состоянии. Мной овладела такая сильная депрессия, что по утрам мне не хотелось подниматься с постели. Ты тогда работала в Африке, и у меня остался только один близкий человек — Райан. Когда он понял, в каком отчаянном положении я оказалась, то сразу же примчался на ферму и все время находился рядом. Если бы не он, прямо не знаю, как бы я пережила то время, когда носила гипс.
— И ты так расчувствовалась, что отдала ему ферму?
— Да, я переписала ферму на него. Тогда мне казалось, что это не более чем красивый жест с моей стороны. Ведь на тот момент этот чисто юридический акт не мог доставить ему средств от фермы больше, чем он уже имел. Я всего лишь хотела дать ему понять, как для меня важно его присутствие и все то, что он для меня сделал. Я думала тогда, что появление Райана на ферме — просто Божий дар. Приятно было сознавать, что здесь снова поселился мужчина из рода Макбрайдов: в моих глазах это было продолжением старинной семейной традиции. Пока я поправлялась, я все время размышляла о судьбе нашей семьи, о жизни и смерти и пришла к выводу, что скоро умру. Я и сейчас так думаю…
— А обо мне ты подумала? — шепотом спросила я.
Известие об очередном предательстве со стороны близких потрясло все мое существо. Я чувствовала, как все то, чем я прежде жила и во что верила, постепенно обращается в прах. В голове у меня один за другим возникали вопросы, на которые я не находила ответа. Как бабка посмела переписать ферму на Райана, даже не удосужившись поставить меня об этом в известность? Черт, да ведь она такая же, как я, женщина! Неужели она верит в превосходство мужского пола над женским и считает, что только мужчина может наследовать собственность клана Макбрайдов? Или я такое ничтожество, что, по мнению моих родственников, меня не стоит принимать всерьез?
Бабушка трясущейся рукой поправила манжеты своей блузки.
— Повторяю, ты была в Африке. Я поняла это так, что ты решила посмотреть мир и не хотела ничем себя связывать — и уж меньше всего участвовать в делах фермы.
— И в результате ты переписала ферму на человека, чей пунктик — азартные игры?
— Не говори так. У Райана сейчас трудное время, но он исправится, я уверена.
— Боюсь, что он неисправим, — произнес Винсент. — Он заложил ферму банку за двести пятьдесят тысяч долларов. Последние пять платежей по процентам он пропустил. Банк уже начал процедуру по отчуждению заложенной собственности.
— Этого не может быть! — вскинулась бабушка. — Откуда у вас такие сведения?
— Мне рассказал об этом Эдвард. Вам, Эмили, следует примириться с реальностью, а она такова: проигрыши у Райана огромные, долгов полно, а время уходит, как песок сквозь пальцы. Если Райан не вернет банку заем, банк в течение ближайших двух недель переведет ферму на себя.
— Это невозможно. Я вам не верю, — проговорила бабушка. Я заметила, как напряглось и омертвело ее лицо — видно было, что она прилагала отчаянные усилия, стараясь не поддаваться овладевшей ею панике.
Я не верила словам бабушки — я знала, что все, о чем говорил Винсент, — правда. Даже Райан не отрицал существования закладной. Он просто спросил у Винсента, как тот о ней узнал. В последнее время Райан был сильно чем-то опечален и подавлен. Хотя разговаривал он как прежде — ровно и вежливо, я видела, каких трудов это ему стоило. Я все это подмечала, но не находила этому объяснения. И вот теперь оно есть. Закладная была тому причиной.
Винсент пожал плечами.
— Думаю тем не менее, что полиция примет эту мою информацию к сведению и посчитает вполне реальным мотивом убийства, — сказал он. — И повесит его на Райана. В том, разумеется, случае, если Райан будет публично выражать свое желание завладеть наследством Эдварда. Между прочим, Райан сказал мне, что видел отца в день смерти. — Тут Винсент кашлянул, разгладил указательным пальцем свои аккуратные, словно наклеенные, усики, мельком посмотрел на меня и добавил: — И не где-нибудь, а на конюшне, куда, если мне не изменяет память, полицию привели следы крови.
За стеной протяжно выл ветер, а ледяная крупа продолжала стучать в оконное стекло. Природа бесновалась, но мы — все трое — молчали, будто заговоренные. Прошла минута, другая, а мы все так же сидели в холодной, мрачной комнате и никто из нас не отваживался произнести хотя бы слово.
Первым нарушил молчание Винсент. Наклонившись вперед, он тихим голосом произнес:
— Эдвард, рассказав Райану о новом завещании, допустил ошибку, возможно, фатальную. Ведь потом его пристрелили. Не кажется ли вам, что за этим кроется нечто большее, чем простое совпадение?
Бабушка сняла очки и стала растирать переносицу. Я же в этот момент не чувствовала ничего, кроме острой, пронзительной тоски и страшной усталости. Казалось, кости мои налились свинцом, и я была не в силах пошевелить ни рукой ни ногой. Пребывание в одной комнате с Винсентом вытянуло из меня все силы.
— Мне представляется куда более интересным тот факт, что вы были в курсе, куда именно едет Эдвард. При этом вы знали, что он изменил завещание в пользу Райана, — сказала бабушка. — По мне, это тоже мотив для убийства, да еще какой! Я понимаю, что вы не пожалеете сил, чтобы очернить и подставить моего внука, но думаю, что в конце концов вы все-таки проиграете.
— Если Эдварда убил я, то, значит, и завещание забрал я. С какой стати мне вас о нем расспрашивать?
— Вполне вероятно, что завещание и вправду находится у вас. Вы же, задавая нам вопросы, хотите убедиться, что документ существовал в единственном экземпляре и с него не было сделано копий. Возможен и другой вариант, — сказала бабушка, выгнув дугой бровь. — Вы не нашли завещания на теле Эдварда. Он, опасаясь вас, спрятал документ где-то на ферме — до того, как вы его убили.
Винсент криво улыбнулся:
— Состояние Эдварда принадлежит мне, Эмили, и я намереваюсь его заполучить, чего бы мне это ни стоило.
— Мне нечего вам на это сказать, Винсент, — негромко промолвила бабушка. — Уходите и оставьте нас с Бретт в покое.
Как только Винсент вышел из комнаты и скрип ступеней возвестил о том, что он начал спускаться по лестнице, бабушка вскочила с места, вышла в коридор и направилась в комнату Райана. Она двигалась настолько стремительно, что мне, чтобы догнать ее, пришлось перейти на рысь.
Бабушка вошла в комнату брата, даже не озаботившись постучать в дверь. Райан выпрямился на стуле, отложил книгу, которую читал, и, близоруко щурясь, в удивлении уставился на нас.
Войти в комнату Райана было все равно что войти в другой, не имеющий никакого отношения к ферме дом. Его комната, как никакая другая, отличалась безупречной чистотой и порядком. На подоконниках здесь стояли цветы в горшках, а обивка дивана и стульев отлично гармонировала с обоями и висевшими на окнах шторами. Мебель из дорогих пород дерева была натерта воском, тщательно отполирована и сверкала как зеркало. Трудно было поверить, что обитатель этих апартаментов, столь аккуратный и методичный в наведении и поддержании чистоты и порядка, ничего не смыслит в делах и совершенно не умеет обращаться с деньгами.
Бабушка начала разговор сразу, без преамбулы:
— Винсент сказал нам, что ты заложил ферму. Это правда?
У Райана от щек отхлынула кровь. Прежде чем заговорить, он аккуратно закрыл книгу, положил ее на край стола и откашлялся. Все это время он старательно отводил от бабушки взгляд.
— Ты что, с ума сошел? — крикнула я, вступая в разговор. — Как ты мог поставить всех нас в такое положение?
— Смог, как видишь. Не так уж это и трудно… — протянул Райан, по-прежнему избегая на нас смотреть.
— Сколько ты проиграл? — спросила я.
— Все до цента. Я должен банку двести пятьдесят тысяч долларов.
Бабушка тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками.
— Сколько времени у нас в запасе? — задала я вопрос брату.
— Две недели.
Бабушка устало посмотрела на Райана.
— А мы не можем заплатить им проценты, чтобы приостановить процесс отчуждения? Если мы все очень постараемся, глядишь, на проценты и наскребем.
Райан с безучастным видом посмотрел в окно.
— Дело зашло слишком далеко. Я пропустил уже пять выплат, а заем этот мне дали на жестких условиях. Пропустил несколько выплат по процентам — изволь выплачивать долг целиком или отдавай свою собственность. Вот так у них дело поставлено. Если мы не хотим потерять ферму, долг банку надо вернуть полностью.