— Мне теперь тридцать два. Как ты мог держать меня в неведении тридцать лет?
— Думаешь, если бы ты все узнала, тебе бы от этого лучше жилось? И когда, скажи на милость, мне нужно было тебе об этом рассказать? В детстве? Или когда ты училась в школе? Или когда была беременна Эми? Не бывает удобного времени, когда нужно рассказать о таком. Я очень скоро это понял и решил сохранить семейную тайну. Я думал, что смогу защитить тебя от прошлого.
Я не сомневалась, что бабушка испытывала те же самые чувства, что и Райан. Вот почему я была лишена прошлого, или, хуже того, памяти. А раз так, то какой мне смысл находиться рядом с людьми, которые меня всего этого лишили? Если уж бабушка решила остаться на ферме и сражаться за нее до конца, то какое отношение имею к этому я? Оставаться здесь и помогать ей в этой борьбе мне уже не хотелось — тем более что бабушка передала все права на ферму Райану. Теперь, как мне думалось, она до конца прочувствует последствия своего поступка. Совершила ошибку она — и уж кому-кому, но не мне ее исправлять. Что же касается моего отца, у меня почти не оставалось сомнений, что его убил Винсент. Какой смысл тогда шнырять по углам, выискивая доказательства, подтверждающие эту версию, если мне лично для достижения душевного покоя достаточно того сознания, что я знаю, кто убийца?
Решение пришло мгновенно.
— Мы с Эми уезжаем с фермы, — сказала я.
Райан озадаченно спросил:
— Когда?
— Как только позволит погода и немного стает снег.
Брат некоторое время смотрел на меня в упор, потом выгнул бровь и произнес:
— Эми не захочет расставаться с отцом.
Райан угодил в точку. Я знала, что загвоздка именно в этом. Дэн, узнав о нашем отъезде, придет в ярость, но, если удастся уговорить Эми уехать со мной, он не сможет этому воспрепятствовать. Нужно только согласие Эми.
Райан вернулся к чистке яблок.
— Тебе пришла в голову неплохая мысль, Бретт, — сказал он, не поднимая на меня глаз. — Отсюда пора уезжать.
— В таком случае я начну паковать вещи, — сказала я.
Уж лучше что-то делать, а не сидеть сложа руки, дожидаясь, когда кончится буран. У нас в погребе лежали картонные коробки, и я решила спуститься за ними.
Райан кивнул и стал помешивать тушившиеся на сковородке яблоки.
Спускаясь по шатким ступеням, я почувствовала затхлый запах земли и плесени. Стены погреба были сложены из камня, пол в нем был земляной, а уж темнота в нем стояла непроницаемая — как в склепе. Я на ощупь нашла выключатель, щелкнула и зажмурилась от резанувшего по глазам яркого света.
Подслеповатые оконца под потолком погреба были полностью заметены снегом. Вдоль стен шли массивные деревянные полки, на которых хранились запасы картофеля, турнепса, лука и свеклы. Сверху стояли ряды стеклянных банок с консервированными томатами, сливами, грушами, яблоками, бобами и пикулями.
Картонные ящики были свалены в углу — в том месте, где находился бойлер. Напротив стояли канистры с газолином и металлическая бочка с керосином. Когда в доме гас свет, мы пользовались керосиновыми лампами. Я отметила про себя, где стоит бочка. Так, на всякий случай — вдруг понадобится.
Подхватив три коробки, я с трудом поднялась по лестнице и оказалась на кухне в тот самый момент, когда туда вошла бабушка, но я ее не заметила.
— Что, скажи на милость, ты собираешься делать со всеми этими ящиками? — спросила она, неслышно подходя ко мне.
У меня от неожиданности чуть не остановилось сердце, и я выпустила коробки из рук.
— Собираюсь паковать вещи.
Волосы у бабушки были взлохмачены, и выглядела она так, будто только что закончила генеральную уборку.
— И куда же ты собралась?
— Нам всем надо паковаться, ба, — заметил Райан. — Жить здесь нам уже не придется.
Бабушка сделала попытку пригладить волосы. Рука у нее при этом дрожала.
— Да не глупите вы. Мы обязательно отыщем это проклятое завещание. Уж если Винсент не сомневается, что оно здесь, стало быть, так оно и есть.
— Даже если ты его найдешь, мы с Эми все равно отсюда уедем, — заявила я.
Бабушка сделала вид, что не расслышала, взяла меня за подбородок и, повернув лицо к свету, внимательно осмотрела синяк.
— М-да, Бретт, синячок что надо.
Я дернула головой и бросила:
— Ничего, переживу как-нибудь.
— Я не обыскала только две комнаты в доме — твою и комнату Эми, — сказала бабушка. — Ты у себя в спальне уже искала?
— Да, но ничего не нашла.
— В таком случае давай поднимемся вместе к Эми и попросим разрешения осмотреть ее комнату.
— Не думаю, что это удачная мысль, ба.
Бабушка покачала головой.
— Что бы ни произошло между вами, завещание все равно надо найти. Слишком многое поставлено на карту. Кроме того, пора поставить девчонку на место. И не смей ее больше защищать. У меня нет ни малейшего желания оскорблять или унижать Эми, но это великовозрастное дитя совершенно вышло из-под контроля. То, что она тебя ударила, — недопустимо, и ей необходимо основательно вправить на этот счет мозги.
— С Эми я разберусь сама.
— Но меня тревожит не только ее склонность к насилию, детка. С тех пор как она сюда переехала, мы с Райаном не раз замечали, что в доме стали пропадать вещи и деньги. У меня, например, пропало несколько ювелирных украшений и около двухсот долларов. Райан, не ты ли говорил мне на прошлой неделе, что недосчитался некоторой суммы?
Райан не смолчал.
— Это верно, Бретт. У меня из ящика стола исчезло восемьдесят долларов.
Бабушка взяла меня за плечи и легонько тряхнула.
— Слышала? Мы не можем позволить, чтобы такое продолжалось и впредь. Игнорировать это — значит, в каком-то смысле наплевательски отнестись к девочке. Она должна наконец понять, что ее поступки предосудительны и что мы на нее обижены.
Я покраснела.
— С ней сейчас происходит то, что в детской психологии называется фазой компенсации.
— А что, если Винсент считает, что завещание у Эми? Что, если она выкрала документ у него из комнаты? Если это так, ей угрожает большая опасность.
— Не думаю, что Винсент причинит ей вред, — выпалила я, хотя нисколько не была уверена в своей правоте.
— Он причинит вред кому угодно — только бы наложить лапу на завещание Эдварда. Нам с тобой, Бретт, необходимо поговорить с Эми — для ее же блага.
— Я отказываюсь, — сказала я. — Она и так уже через многое прошла.
— В таком случае я поговорю с ней сама, — сказала бабушка не допускающим возражения тоном. Выпрямив спину и еще раз пригладив волосы, она вышла из кухни и, шурша платьем, быстрым шагом направилась через гостиную к лестнице.
Мы втроем стояли в коридоре у двери в комнату Эми. Я постучала.
— Эми, открой. У меня важное дело.
Дверь распахнулась. Эми одарила нас холодным взглядом, а потом вернулась к своей постели, на которой улеглась слушать свой плейер.
— Эми, нам надо с тобой поговорить, — сказала бабушка.
— Ну так говорите, — промолвила Эми, приподнимаясь на локте, чтобы лучше видеть бабушку. Ее лицо было бесстрастным, как античная маска.
До чего же она похожа на Эмили, подумала я. У нее такой же уверенный взгляд и выражение лица, которое невозможно разгадать. Черт, они друг друга стоят.
Голос бабушки был мягким, как бархат, но под этой мягкостью скрывалась железная решимость.
— Твой дедушка, Эми, перед смертью завещал все свое состояние Райану. Очевидно, что существует всего один экземпляр завещания. Если мы не найдем его до того, как его найдет Винсент, у нас отберут за долги ферму.
— А какое это имеет отношение ко мне? — холодно спросила Эми. Казалось, известие о потере фермы нисколько ее не удивило. «Уж не подслушивала ли она, чего доброго, под дверью, когда Райан рассказывал нам о закладной? — подумала я. — Или она просто не хочет, чтобы бабушка заметила ее удивление и испуг?»
Бабушка присела на кровать.
— Я волнуюсь за тебя, Эми. Если завещание у тебя, Винсент может на тебя напасть.
— Так вы думаете, что завещание Эдварда у меня? — спросила Эми, посмотрев мне прямо в глаза. Потом она откинулась на спинку кровати и улыбнулась. Определенно, смущение, которое я испытала в тот момент и не сумела скрыть, доставило ей немалое удовольствие.
— Мы все заметили, что в последнее время в доме стали пропадать кое-какие вещи, — продолжала говорить бабушка. — Но воровать у нас — одно дело, а выкрасть завещание у Винсента — совсем другое. Пойми, ты можешь оказаться в чрезвычайно опасном положении. Тебе необходимо передать документ нам.
Я заметила, как на бледных щеках Эми проступили два ярких розовых пятна — признак смертельной обиды. Оскорбления жгут нас тем сильнее, чем больше имеют под собой оснований.
— Идите вы все к черту! — заявила Эми.
Бабушка продолжала говорить негромко и мягко — почти нежно:
— Я просто пытаюсь тебя защитить.
— Мне не страшна ни ты, ни твои намеки, Эмили. Выметайтесь отсюда — все! Сейчас же!
— Райан, Бретт, — сказала бабушка. — Выведите Эми отсюда. Я намереваюсь обыскать ее комнату.
— Нет, — сказал Райан.
В эту минуту я любила его больше, чем когда-либо.
У бабушки гневно блеснули глаза.
— Ты сделаешь это, Райан, — ради меня, — медленно, чуть ли не по слогам произнесла она.
— Нет, — снова сказал Райан. — Так дела не делаются.
Бабушка вскочила с места и бросилась к двери. Задержавшись в дверном проеме, она повернулась и посмотрела на свою правнучку.
— Мне нужно это завещание, Эми, — сказала она, но уже совсем другим голосом. Теперь в нем слышалась мольба.
— Пошла ты! — заявила Эми. Хотя в ее голосе не было страха и в нем отзывалось холодное спокойствие видавшего виды человека, лицо ее с каждой минутой все больше наливалось кровью: все-таки эта сцена затронула ее чувства, и основательно.
Бабушка выскочила в коридор и, сердито стуча каблуками, быстрым шагом двинулась к себе в комнату.
— Пойдем отсюда, Бретт, — предложил Райан, дергая меня за рукав. — Похоже, Эми не очень-то хочет нас видеть.