— Вы уверены в этом? — спросил Максуэлл. Келли кивнул.
— Да, сэр. Совершенно уверен.
— Спасибо, мистер Кларк, — произнёс тихим голосом капитан Элби, понимая, что сейчас он услышал правильную оценку сложившейся ситуации. Келли продолжал сидеть перед ним, все ещё испытывая напряжение от событий прошлой ночи.
— Ну, хорошо, — заметил Риттер после недолгого молчания. — А как у нас появился этот незваный гость, мистер Кларк?
— Я совершил ошибку, — признался Келли и объяснил, каким образом автомобиль подъехал к нему так близко. Он сунул руку в карман. — Я убил водителя и коменданта лагеря — думаю, что этот майор и был комендантом. Вот это было у него с собой. — Келли передал Риттеру пачку документов. — Кроме того, у русского с собой ранец, полный бумаг. Я решил, что их тоже следует захватить. Я подумал, что, возможно, они вам пригодятся.
— Эти бумаги на русском языке, — сказал Ирвин.
— Давайте их сюда, — распорядился Риттер, — Я неплохо владею русским.
— Нам понадобится переводчик и с вьетнамского.
— У меня есть такой человек, — сообщил Элби. — Ирвин, пригласите к нам сержанта Чалмерса.
— Слушаюсь, сэр.
Риттер и Грир отошли к угловому столику, заметил капитан, и принялись перелистывать записи русского полковника.
— Да, этот парень сумел узнать очень многое... Рокоссовский? Значит, он в Ханое? А, вот и краткое резюме.
Штабной сержант Чалмерс, специалист по Вьетнаму, начал читать документы, изъятые Келли у майора Вина. Все остальные ждали, пока разведчики не закончат изучение материалов.
— Где я? — спросил Гришанов по-русски. Он попытался снять повязку с глаз, но не смог шевельнуть руками.
— Как вы себя чувствуете? — ответили ему на том же языке.
— Машина врезалась во что-то. — Он замолчал, затем повторил:
— Где я?
— Вы находитесь на борту американского военного корабля «Огден», полковник, — сообщил ему по-английски Риттер.
Тело русского офицера, пристёгнутое к койке, тут же вытянулось и словно окаменело. Гришанов немедленно заявил на русском языке, что не говорит по-английски.
— Я — советский офицер. Вы не имеете права...
— У нас такое же право допрашивать вас, как и у вас допрашивать американских военнопленных, зная, что всех их убьют.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ваш друг майор Вин мёртв, но у нас находятся его донесения. Судя по всему, вы закончили допрос военнопленных, не так ли? А северовьетнамская армия начала придумывать наиболее удобный способ избавиться от них. Неужели вы хотите убедить нас, что не подозревали об этом?
Послышалось грубое ругательство, употребляемое обычно в солдатских казармах, но в голосе русского полковника звучало удивление, что представляло немалый интерес. Гришанов ещё не совсем оправился, так что заподозрить его в симуляции было трудно. Риттер посмотрел на Грира.
— Мне нужно ещё кое-что почитать. Вы не могли бы остаться с ним?
Единственно приятное, что произошло для Келли этой ночью, заключалось в том, что капитан Фрэнкс так и не выбросил за борт авиационный паек спиртного. После рассказа о причинах провала операции он вернулся в свою каюту и выпил три больших рюмки. Напряжение оставило его, и Келли почувствовал, как тело охватывает невероятная усталость. Три рюмки виски оглушили его, он рухнул на свою койку, даже не приняв душ, и мгновенно заснул-.
Было решено, что «Огден» будет продолжать выполнение плана и со скоростью двадцать узлов пойдёт к военно-морской базе Субик-Бей на Филиппинах. Огромный десантный корабль охватила необычная тишина. Экипаж судна, возбуждённый перед началом операции, теперь чувствовал себя подавленным после её неудачи. Сменялись вахты, корабль жил как обычно, однако тишину кают-компании рядового состава нарушал только звон металлических подносов и посуды. Никаких шуток, никаких рассказов. Неудача операции хуже всех была воспринята медицинским персоналом. Медикам нечем было заниматься, раненых не было, и они бесцельно бродили по коридорам. До полудня улетели вертолёты — «Кобры» — в Дананг, а спасательные «птички» — обратно на авианосец. Персонал разведывательной службы, занимающийся сбором электронной информации, принялся за выполнение своих прямых обязанностей, обшаривая эфир в поисках радиодонесений, заменив старую операцию новой.
Келли спал до восемнадцати часов, потом, приняв душ, направился вниз для встречи с морскими пехотинцами. Он понимал, что они ждут его объяснений. Кто-то должен был поставить их в известность о причинах провала операции. Штурмовая группа занимала тот же кубрик, что и раньше. На столе по-прежнему стояла песчаная модель лагеря.
— Я находился вот на этом месте, — сказал он, обнаружив, что на холме Змеи расположилось резиновое кольцо с нарисованными на нем глазами.
— Какие подкрепления прибыли?
— Четыре грузовика, они приехали вот по этой дороге и остановились вот здесь, — объяснил Келли, показывая места на макете. — Вот тут и тут начали окапываться, устанавливая пулемётные гнезда. Послали патрули к вершине моего холма. Перед тем как покинуть наблюдательный пост, я заметил, что вооружённая группа направляется вот сюда.
— Господи, — выдохнул командир отделения, — да ведь это же направление нашего подхода к цели!
— Да, — кивнул Келли. — Короче говоря, вот почему я отменил операцию.
— Откуда им стало известно, что необходимо выслать подкрепление? — спросил капрал.
— Это вопрос не ко мне.
— Спасибо, Змея, — произнёс командир отделения, поднимая взгляд от песчаного макета, который скоро полетит за борт. — Вам было нелегко отдать такой приказ, верно?
Келли кивнул:
— Да. Извини меня, приятель. Господи, как мне жаль...
— Мистер Кларк, через два месяца я ожидаю рождения ребёнка. Если бы не вы... — Морской пехотинец протянул руку над песчаным макетом.
— Спасибо, друг. — Келли пожал протянутую руку.
— Мистер Кларк, сэр? — В дверях кубрика появилась голова матроса. — Вас ищут адмиралы. Они в офицерской кают-компании, сэр.
— Доктор Розен слушает, — сказал Сэм, поднимая телефонную трубку.
— Привет, доктор. Это сержант Дуглас.
— Чем могу служить?
— Мы пытаемся отыскать вашего друга Келли. Его телефон не отвечает. Вы не знаете, где он сейчас?
— Я уже давно не видел его, — осторожно ответил хирург.
— А кто-нибудь видел его, вы не знаете?
— Я постараюсь выяснить. А в чем дело? — задал Сэм крайне неприятный вопрос, стараясь догадаться, какой ответ он получит.
— Этого, сэр, я не могу вам сказать. Надеюсь, вы понимаете.
— Н-да. Ну ладно, хорошо, я поспрашиваю.
— Чувствуете себя лучше? — сразу спросил Риттер.
— Немного, — признался Келли. — Что нового относительно русского?
— Кларк, возможно, вы сделали нечто очень полезное. — Риттер указал на стол, на котором было разложено не меньше десяти пачек различных документов.
— Они собирались убить всех военнопленных, — заметил Грир.
— Кто? Русские? — спросил Келли.
— Вьетнамцы. А русские хотели сохранить им жизнь. Полковник, которого вы захватили, пытался отправить их домой, — сказал Риттер, поднимая лист бумаги. — Вот черновик его письма, оправдывающий это предложение.
— Так это хорошо или плохо?
Шум, доносящийся снаружи, изменился, отметил Закариас. К тому же стал громче. Раздавались крики, похожие на команды, однако их смысл был ему непонятен. Впервые за последний месяц к нему в камеру не пришёл Гришанов, даже не заглянул. Чувство одиночества, испытываемое американским офицером, ещё более обострилось, и его не покидало сознание, что он прочёл для Советского Союза курс лекций по континентальной обороне от воздушного нападения. Закариас не собирался делать этого. Он даже не знал, что происходит. Впрочем, это мало его утешало. Русский обманул его, как последнего дурака, и полковник Закариас, офицер американских ВВС, выдал все, что знал. Этот русский атеист перехитрил его, пользуясь его одиночеством, прибегнув к доброте и сочувствию... и алкоголю. Глупость и грех, наиболее действенная комбинация человеческих слабостей, и Закариас попался на крючок.
У него даже не осталось слез, чтобы оплакивать свой позор. Он знал, что все это осталось позади, сделанного не вернёшь, и Закариас сидел на полу своей камеры, уставаясь на шероховатый грязный бетон. Он нарушил клятву, данную Богу и Родине, сказал себе американский полковник. В это мгновение через люк в нижней части двери внутрь камеры просунули миску с ужином. Жидкий тыквенный суп и рис с червями. Закариас не притронулся к ужину.
Гришанов знал, что его ждёт неминуемая смерть. Они не захотят вернуть его в Россию. Они не смогут даже признаться, что захватили его. Он исчезнет, как исчезли во Вьетнаме многие другие русские — и те, что обслуживали зенитные ракетные установки, и те, что занимались ещё чем-то для этих неблагодарных жёлтых ублюдков. Но почему американцы так хорошо его кормят? Должно быть, это большой корабль. Гришанов впервые находился в море. Здесь трудно было проглотить даже такую приличную пищу, однако он поклялся себе, что не опозорится, поддавшись морской болезни, мешавшейся с чувством страха. Он был лётчиком-истребителем, отличным пилотом, не раз смотревшим в глаза смерти, главным образом за штурвалом потерявшего управления самолёта. Он вспомнил, как его мучила мысль, что скажут Марине в случае его гибели. И теперь ему пришла в голову та же мысль. Пришлют письмо? О чем? Будут ли его сослуживцы по ПВО страны заботиться о жене и детях? Достаточной ли будет пенсия?
— Вы что шутите?
— Мистер Кларк, мы живём в очень запутанном мире. Почему вы считаете, что они питают к вьетнамцам тёплые чувства?
— Но русские снабжают их вооружением, готовят кадры.