чебных стрельбах, хотя по какой-то причине американцы никогда не делали этого. Гришанову повезло — день оказался ветреным, небо было покрыто облаками и это резко ограничило воздушные операции, так что полковник мог не опасаться за свою жизнь. Впрочем, несмотря на это, поездка не стала более приятной. Слишком много мостов разрушено в результате американских налётов, дороги исковерканы бесчисленными воронками, и поездка продолжалась втрое дольше, чем при нормальных условиях. Можно было бы воспользоваться вертолётом, который доставил бы Гришанова в Ханой намного быстрее, но это было бы безумием. Американцы, по-видимому, воображали, что автомобиль мог быть и не военным — это в стране, где велосипед был символом положения в обществе! — изумлённо подумал Гришанов, — в отличие от вертолёта, который надлежало атаковать сразу после обнаружения. Теперь, оказавшись в Ханое, полковник получил возможность укрыться в бетонном здании, где время от времени включалось электричество — сейчас оно было отключено, — а мысль о кондиционере была абсурдной фантазией. Открытые окна и плохо прилаженные сетки на них позволяли насекомым свободно проникать внутрь помещения, делая невыносимой жизнь работавших здесь людей. И все-таки было приятно снова оказаться в посольстве своей страны, где можно говорить на родном языке и на несколько часов стать самим собой, а не полудипломатом, как в остальное время.
— Итак? — спросил генерал.
— Все идёт превосходно, но мне нужно ещё несколько помощников. Я не в состоянии в одиночку вести допрос двадцати американцев.
— Действительно, это невозможно. — Генерал налил своему гостю стакан минеральной воды, главным компонентом которой была соль. Русские пили во Вьетнаме много минеральной воды. — Николай Евгеньевич, они опять ставят нам палки в колеса.
— Товарищ генерал, я знаю, что я всего лишь лётчик-истребитель, а не политолог. Мне известно, что эта братская социалистическая страна, наш союзник, находится на переднем крае борьбы между марксизмом-ленинизмом и реакционным капиталистическим Западом. Я знаю, что они ведут национально-освободительную войну, направленную против империализма, за освобождение трудящихся всего мира от угнетения...
— Совершенно верно, Николай Евгеньевич, — кивнул генерал, лукаво улыбаясь и позволяя тем самым этому полковнику, в самом деле, отнюдь не политологу, пренебречь на этот раз дальнейшими идеологическими высказываниями. — Мы знаем, что все это верно. Продолжайте говорить о деле. Мне предстоит тяжёлый день.
Гришанов согласно покачал головой.
— Эти высокомерные жёлтые ублюдки отказываются помогать нам, — продолжил он. — Они пользуются нами, пользуются моими усилиями, пользуются моими военнопленными, чтобы шантажировать меня. И если они исповедуют марксизм-ленинизм, то меня можно считать троцкистом. — Мало кто отважился бы на такую шутку, но отец Гришанова был членом ЦК с безукоризненной политической репутацией.
— Что вам удалось узнать у американцев, товарищ полковник? — спросил генерал, не желая уклоняться от главной темы.
— Полковник Закариас не только оправдал все наши ожидания, но и намного их превзошёл. Ему известны самые секретные стратегические планы Пентагона. Теперь мы с ним занимаемся проблемой обороны Советского Союза от китайцев. Он возглавляет «синих».
— Что вы имеете в виду? — Генерал недоуменно моргнул. — Можете объяснить?
— Полковник Закариас — лётчик-истребитель, но в то же время он блестящий специалист по части преодоления противовоздушной обороны. Вы не поверите, товарищ генерал, но он летал на бомбардировщиках только в качестве пассажира, однако принимал активное участие в планировании операций стратегической авиации и в составлении её доктрины, направленной на уклонение от ПВО и на её подавление. А теперь он делает все это для меня.
— У вас есть записи?
Лицо Гришанова потемнело от с трудом сдерживаемой ярости.
— Они остались в лагере. Наши братья-союзники по социалистическому лагерю «изучают» их. Товарищ генерал, вы понимаете, насколько важны эти сведения.
Генерал был танкистом, а не лётчиком, но он являлся одной из тех ярких звёзд, что стремительно взлетают на советском небосводе, и цель его пребывания во Вьетнаме состояла в том, чтобы изучать все действия американцев. Это было одно из самых ответственных заданий для официального представителя Советской Армии.
— Действительно, эти сведения будут представлять огромную ценность.
Полковник Гришанов наклонился вперёд:
— Ещё два месяца, а может и шесть недель, и я смогу составлять свои планы противодействия американской стратегической авиации. Я научусь думать так, как думают они. Я не только узнаю содержание их существующих планов, но и сумею перенести их мышление на будущее. Извините меня, товарищ генерал, я не преувеличиваю свою важность, — заметил он, и его голос был искренним. — Этот американский полковник обучает меня американским военным доктринам и их философии. Мне показывали разведывательные данные, собранные ГРУ и КГБ. Теперь я знаю, что, по крайней мере, половина их не соответствует действительности. А ведь это только один американский офицер. Другой рассказал мне об американской доктрине, связанной с применением авианосцев. Ещё один — про военные планы НАТО. Обратите внимание, товарищ генерал, это только начало.
— Как вам это удалось, Николай Евгеньевич? — Генерал прибыл сюда недавно и встречался с Гришановым только один раз, хотя знал о блестящей, если не более, репутации молодого полковника.
Гришанов откинулся на спинку своего кресла:
— С помощью доброты и сочувствия.
— По отношению к нашим врагам? — резко бросил генерал.
— А разве нам поручили причинять им боль? — Гришанов махнул рукой в сторону открытого окна. — Они выбрали именно такой путь, и чего добились? Главным образом лжи, производящей хорошее впечатление. Моё управление в Москве опровергло почти все, что удалось узнать этим маленьким обезьянам. Меня прислали сюда для сбора сведений. Вот этим я и занимаюсь. Если понадобится, я готов подвергнуться какой угодно критике, лишь бы получить достоверную и полезную информацию, товарищ генерал.
Генерал кивнул:
— Понятно. А зачем вы приехали в Ханой?
— Мне нужны люди! Такую работу не может выполнить один человек. Вдруг меня убьют, я заболею малярией или отравлюсь пищей — кто будет заниматься моей работой? Я не в силах вести допрос всех военнопленных, особенно теперь, когда они начинают больше мне доверять и рассказывают о себе. Приходится проводить с каждым все больше времени, и мне не хватает сил. Я теряю последовательность беседы. В сутках слишком мало часов.
Генерал вздохнул:
— Я пытался. Они предлагают мне своих лучших...
Гришанов не сумел сдержаться и проворчал в бессильной злобе:
— Своих лучших — кого? Палачей? Это подорвёт всю работу, которую мне удалось провести. Мне нужны русские, понимаете, русские! Культурные люди! Лётчики, опытные офицеры. Я допрашиваю не рядовых. Эти военнопленные — профессионалы, всю жизнь служат в вооружённых силах. Они имеют огромную ценность для нас из-за того, что им известно, а известно им многое именно потому, что это умные и хорошо осведомлённые офицеры, а потому они не поддаются на грубые методы допроса. Знаете, товарищ генерал, кто мог бы принести неоценимую помощь? Хороший психиатр. И ещё одно... — добавил он, внутренне содрогаясь от собственной смелости.
— Психиатр? Это просто несерьёзно. И я сомневаюсь, что нам удастся добиться разрешения направить в ваш лагерь дополнительных русских офицеров. Москва задержала поставку партий зенитных ракет по «техническим причинам». Как я уже вам сказал, наши союзники крайне этим недовольны и пользуются любым предлогом, чтобы сунуть нам палки в колеса. Так что разногласия все увеличиваются. — Генерал откинулся назад и вытер пот со лба. — Но вы упомянули что-то ещё. Что именно?
— Надежду, товарищ генерал. Мне нужна надежда. — Полковник Гришанов мысленно сжал зубы.
— Объясните подробнее.
— Некоторые из американских военнопленных знают о своём положении. Возможно, все подозревают, что им угрожает. Им хорошо известна судьба заключённых в этом лагере, и они догадываются, что находятся в необычном положении. Товарищ генерал, эти военнопленные обладают поистине энциклопедическими знаниями. Мы могли бы годами получать от них полезную информацию.
— К чему вы клоните?
— Мы не можем допустить, чтобы их убили, — произнёс Гришанов и тут же поправился, стараясь сделать своё заявление менее категоричным. — Не всех. Некоторые нам нужны. Они будут служить нам, но я должен что-то им пообещать.
— Предложите вернуть их обратно?
— После ада, в котором они столько прожили...
— Это наши враги, полковник! Их обучили убивать нас! Подумайте лучше о своих соотечественниках! — рявкнул генерал, юношей воевавший в снегах под Москвой.
Гришанов не сдался, подобно тому, как однажды отстаивал свои позиции генерал:
— Они мало отличаются от нас с вами, товарищ генерал. У них есть знания, в которых мы нуждаемся, и нам понадобится только терпение и умелый подход, чтобы получить их. Все очень просто. Разве так уж трудно хорошо относиться к ним, а в обмен получить информацию о том, как спасти нашу страну от уничтожения? Конечно, можно подвергнуть их пыткам, как это делают наши «братья по лагерю», и не получить ничего! Неужели это пойдёт на пользу нашей родине? — Все сводилось к этому простому вопросу, и генерал понимал это. Он посмотрел на полковника войск ПВО и впервые выразил свои мысли с полной откровенностью:
— Вы хотите, чтобы я поставил на карту и собственное положение и ваше? Но мой отец не является членом Центрального Комитета. — Да, такой офицер пригодился бы мне в моем батальоне, подумал генерал.
— Ваш отец был военным, — напомнил ему Гришанов. — И, подобно вам, настоящим и храбрым офицером. — Это был умный шаг со стороны полковника, и оба понимали его значение, но главным все-таки оставалась логика и важность предложения Гришанова — такой успех потрясёт профессиональных разведчиков и в КГБ и в ГРУ. Как и п