- Так ведь большие деньги, Игорь Васильевич, - честно признался Сеноко
сов. - по сравнению с тем, что я получаю в университете, - очень большие дети. Вы человек одинокий, свободный, самодостаточный, вам только за себя решать. А у меня на руках мать-старуха Ирины, двое взрослых детей, внуки уже на подходе...
- Поздравляю!
- Спасибо... И у Лары тоже обстоятельства... частично вам известные. Плюс муж, человек порядочный, допускаю - простите, Лара! - но притом ленивый, где-то служит за гроши, а Лара на себе весь дом тянет. Эти деньги очень даже для нее не лишние...
- Ладно. Допустим. Деньги - это я понимаю. Для русского человека после стольких лет бедности увидеть в чужих руках большие деньги и не взять - это уже подвиг, согласен. Но уж с потрохами продаваться - это к чему? И других притом продавать. Какого вы вообще дьявола языком молотите где надо и где не надо? Для чего вам понадобилось в издательстве имя мое называть?
- Да что вы, Игорь Васильевич! Да разве ж я мог? - испугался Сенокосов. - Я и не думал даже! Вы с Ларочкой тогда так ловко меня провели. Я был в полной уверенности, что вы именно Андрей, муж Ларочки, а уж никак не... В том-то все и дело, что они все про вас знали и сами назвали. И ваше имя, и адрес, и телефон. Даже вашу электронную почту - и ту они знают.
- Но откуда? От кого?
При этом Кириллов посмотрел на Лару, но та отвела взгляд. Сенокосов ничего не заметил.
- Ладно. Разберемся при случае, - спокойно сказал Кириллов. - Если будут доставать, скажите им так: денег я не возьму, договоров подписывать не буду, и никто от меня никогда об Ирине ничего не услышит. И еще скажите им, что мое слово так же твердо, как мой кулак.
- Спасибо, Игорь Васильевич! - Сенокосов пожал Кириллову руку. Спасибо! А теперь, простите, я вынужден бежать. У меня через полчаса ученый совет.
- Вас подвезти?
- Не стоит беспокоиться. Это буквально в двух шагах. Пройдусь, подышу воздухом. К тому же Ларочка хотела с вами отдельно переговорить. Прощайте!
- До свидания, Валерий Павлович! - печально улыбнулась Лара.
Сенокосов поклонился Ларе и направился к выходу. Кириллов проводил его до дверей. В отсутствие Кириллова Лара подошла к пианино, села на вертящийся табурет, поставила бокал с вином на клавиши. Когда вошел Кириллов, она наигрывала что-то легкое и напевала негромко.
- Вернулся мой рыцарь... Вернулся мой бравый защитник... Разговаривая, Лара продолжала играть. - Не надо так на меня смотреть, Игорь Васильевич. Если вас коробит то, что я буду писать вместо Ирочки, так Ирочка сама об этом просила. У меня и письмо от Ирочки есть. Хотите, покажу? Не хотите - как хотите. У вас тоже, гляжу, письмо от Ирочки. Я сразу догадалась. Точно такой же конверт, знакомый почерк... У меня очень хорошее зрение, знаете ли. Я из пистолета Макарова кошке в глаз попадаю с тридцати шагов. Что тут у нас? - Посмотрела в ноты. - А-а... Шопен... Как печально, говорила она в такт музыке. - Хотите, в левый глаз... Хотите, в правый глаз... Кошка глупая у нас, Ляля ходит в первый класс... Ирочка всегда любила писать письма. Телефонная эра для нее была сущим наказанием. Она радовалась изобретению электронной почты, как дитя. Потому что хоть и электронная, но все-таки почта. А значит, можно писать, писать, писать... Ирине именно то и нравилось, что, когда пишешь, тебя никто не перебивает, дает высказаться до конца. Интересно, а вот что она вам написала, Игорь Васильевич? Написала ли она, что завещает вам меня как свою единственную задушевную подругу? Мне она так прямо и написала: завещаю, мол, тебя Игорю, как брату, и прошу его всячески тебе помочь... И чем же это он мне поможет, интересно? - думала про себя глупая, глупая Ларочка, рыдая над письмом покойной подруги. Думала она, думала и потихоньку...
Лара, не глядя, протянула руку, взяла бокал с вином и поднесла ко рту, но выпить не успела - Кириллов резко развернул табурет так, что Лара оказалась к нему лицом, спиной к пианино, а бокал с вином полетел на пол. Кириллов левой рукой взял Лару за горло, а правой вынул из кармана нож и выщелкнул лезвие.
- Ой как ты меня напугал! - испуганно, но притом насмешливо воскликнула Лара. - Я чуть не обделалась со страха! Нет, честное слово. Если бы мой мужик или Сенокосов, я бы ни в жисть не поверила, что они способны. А про тебя верю. Ножик вон у тебя какой. Сколько ты им людей порезал, Игорек? Молчишь? А по глазам вижу, что хочется тебе меня убить. Очень хочется. Но ты ведь не сразу меня убьешь, правда? Ты меня сперва пытать будешь. Лицо мне будешь резать, да? Потом грудь, ноги... Женщин не убивают, женщин уродуют. Для них это хуже смерти. Так?
Кириллов молча покачал головой, поднес лезвие к щеке Лары. Долго внимательно смотрел ей в глаза.
- Ну и что ты смотришь? Что ты уставился на меня, герой? Думаешь взглядом меня запугать? Не получится. Если уж ножичка не испугалась, то и взгляда твоего подавно. Потому что ничем ты меня не запугаешь. Резать меня хочешь - режь. Душить - души на здоровье. Толку-то что? Ирочку ты этим все равно не вернешь. А сделать ей можешь только хуже.
- Как это?
- А вот так! Сейчас расскажу, только для начала отпусти меня, ножичек свой убери... И сядь от меня на расстоянии трех шагов, чтоб мне спокойнее было.
Кириллов отпустил ее, взял стул, поставил на некотором расстоянии от Лары и сел.
- Так-то лучше! - усмехнулась Лара. Все-таки она испугалась. Лицо у нее было бледным, и руки дрожали, хоть она и пыталась это скрыть. - Думаешь, ты один такой умный-предусмотрительный? Другие не глупее тебя, хоть и бабы. Если со мной что случится, тут же вскроют мой служебный сейф, а в нем письмо, а в письме том подробно рассказывается про вашу с Ирочкой любовь. И приложены к нему собственноручные Ирочкины письма, в которых она весь ваш роман пересказывает в деталях. И даже фотографии ваши есть кой-какие.
- Откуда они у тебя? - чуть взволнованнее, чем ему хотелось бы, спросил Кириллов.
- Ирочка сама же и дала. Она, видишь ли, доверчивая была. По крайней мере мне она доверяла.
- И ты решила воспользоваться ее доверчивостью.
- Ах, да ничего я не решила! Я же не могла знать, что она покончит с собой. И не знаю я - почему. Одно понятно: версия про несчастную любовь не канает. Не было несчастной любви, а был обычный роман. Один из тех, что случались у Ирочки каждый раз, когда она собиралась писать новую книгу... Да не смотри ты на меня так! Никакого особого цинизма в этом не было. Ей ведь не постель была нужна, не приключения, а только настроение соответствующее. Настроение легкой влюбленности. Вот она и добивалась настроения. Иногда для настроения приходилось ложиться с человеком в постель. А чаще обходилось романтическими прогулками при луне и умными разговорами. Гораздо чаще, если тебе от этого легче.
- Мне все равно.
- Не верю. Хоть ты и строишь из себя супермена, а врать не умеешь. Глаза выдают. Как у всякого нормального мужика. И Ирина была нормальная баба. Не нимфоманка, но и не фригидная. А вот работа у нее была ненормальная. Не могла она писать про всякие безумные страсти, оставаясь совершенно спокойной и равнодушной. Я вот смогу. Запросто! У меня чем жизнь спокойнее, тем фантазия ярче разгорается, а у нее было не так... Впрочем, чего я распространяюсь? Она ведь предупреждала тебя, когда у вас началось?
- Предупреждала, - кивнул Кириллов.
- Значит, не о чем тут говорить. В общем, так. В версию про несчастную любовь я не верю. И если начну копать - а копать я умею, я на этом собаку съела, - то рано или поздно до настоящей причины докопаюсь. Тебе это надо? Тебе это не надо. Поэтому договоримся полюбовно. Ты помогаешь мне по-братски, как завещала Ирина, - а я возвращаю тебе все ее письма и фотографии и навсегда забываю о твоем существовании.
- Чем же я могу тебе помочь?
Лара объяснила - чем. Теперь, когда Ирины не стало, Лара не хочет больше мучиться и прятаться от всех. Она давно любит Валерия Павловича. И он тоже к ней неравнодушен. Лара это знает. Женщины всегда знают. И Ирина тоже знала и ничего не имела против, но не могла же она сама уложить мужа к подруге в постель. Но теперь, когда ее нет... Нет, сводник в лице Кириллова ей без надобности. Сама управится.
У Лары проблема в другом. Анна Львовна - вот ее проблема. Она старуху хорошо знает. Снобизма и спеси в ней - немерено. Хоть и не дворянских кровей. И никогда, никогда не примет она Лару в семью с таким довеском. То есть с Лялей. Сенокосов добрый, он бы принял Лялю и полюбил, но Анна Львовна... Страшно даже подумать. Вот и получается, что взять Лялю с собой Лара не может. И оставить тоже не может. Какое-то странное противостояние у нее в семье по поводу Ляли. И муж, и свекровь каждый в отдельности вроде бы неплохо с ней обходятся, но вместе - никак. Словно поделить ее не могут. Вот Лара и хочет, чтобы Кириллов помог ей разобраться, в чем у них там причина раздоров.
- Ты же разведчик, правда? - усмехнулась она. - У вас там свои приемы, устройства разные, микрофоны... В общем, мне нужны твои наблюдения и твои предложения - как выбраться из моего болота, ног не замочив. Чтобы тут меня отпустили, а там приняли.
- На свободу с чистой совестью?
- Вот именно! Помоги мне, Игорь, я тебя очень прошу!
Кириллов развел руками. Странные существа - женщины. Сначала шантажируют, потом просят о помощи. И так искренне - не знал бы их, поверил бы. Но ведь знает точно, что стоит ему сейчас тебе отказать - и Лара снова начнет его шантажировать...
- Ладно. Иди пока домой, Пенелопа. Подумаю я над твоей проблемой. Через неделю позвони.
- А нельзя как-нибудь...
Кириллов встал и повторил - очень спокойно, но убедительно:
- Через неделю.
- Все-все, я поняла, я уже ухожу...
И она ушла. Кириллов проводил ее, запер дверь, вернулся в комнату, задернул шторы и только потом при свете настольной лампы достал из кармана и прочитал письмо. Спокойное и деловое. Не прощальное послание любимому человеку, а документальное подтверждение его невиновности. С полным изложением причин самоубийства. И даже справка о заболевании Ирины была к письму приложена. Дочитав, Кириллов порвал письмо, справку и конверт в мелкие клочья, клочья сложил в большую пепельницу и поднес зажигалку.