Тут он слышат, как в галерее хлопнула дверь, защёлкнулся замок. Четыре секунды спустя появляется парень в куртке с капюшоном. Не оборачиваясь, он уходит в сторону спортивной площадки.
Филип поднимается со своего сиденья и пересекает дорогу. Входит в полуоткрытую галерею, идёт прямиком к дальней двери, за которой недавно скрылась она.
Пол выложен силикатным кирпичом, ощущение влажного скрипа под ногами. Зажигается лампа. Датчик движения. Свет неприятно яркий, но в этом нет никакой опасности.
Панель с кнопками звонков. Он видит переговорное устройство. Кнопки в два ряда. Чёрные таблички, белый шрифт. Апартамент 1, апартамент 2, апартамент 3 и так далее до 12. Без фамилий, без инициалов.
Что ему делать? Просто звонить? Но куда?
Он наугад нажимает кнопку номер 7. Звонка не слышно, вместо этого из коробочки идёт подтверждение: три звука, сочетание, которое повторяется дважды. Эхо в галерее слишком громкое, но быстро стихает. Ответа нет. Хорошо. Новая попытка. Звонок номер восемь.
В ту же секунду он ощущает чьё-то присутствие. Здесь кто-то есть. Кто-то глядит на него. Кто-то у него за спиной. Он оборачивается, в галерее пусто. Ни души. Ни тени. Ни шороха. Лишь пустой коридор и тусклый свет. Кто на него глядел? Нет, лучше пока исчезнуть.
Вернувшись назад к оградке, он закуривает сигарету, это предпоследняя. Пульс у него учащается, мгновенный выброс пота. Как ему проникнуть в этот дом, в эту запертую крепость? И если он не войдёт туда, что ему тут делать? Ему нужна ясная голова, а пока что у него тут объявляется компаньон.
Он заметил её ещё раньше. Она сидела на оградке, на которой теперь сидит он. И это ей, судя по всему, не нравится. Она прыгает туда и сюда в пяти метрах перед ним. Чёрно-белое оперение. Чёрные глаза. Красивое существо, красивая птица, сорока. Она его беспокоит, и как раз этого она и добивается. Она хочет назад, на своё место. Но из этого ничего не выйдет, птичка, тут занято. Будет лучше, если ты это поймёшь и оставишь меня в покое. Но птица не понимает его шиканья, ей нужна более внятная угроза. Камень падает на асфальт на достаточно безопасном расстоянии. Теперь она всё поняла и улетает прочь.
Солнце зашло. Подул ветер, взъерошил пыль и сор. Ветер, космически холодный, будто в небе открыли окно. Сквозняк, который явился на землю вместе с этими домами. Пронизывает насквозь его пиджак, его рубашку до самой кожи. И негде спрятаться от него. Ни укрытия, ни какого-нибудь домика на детской площадке. Всё снесли, счистили. Приходится ждать, набравшись терпения. Сколько он сможет выдержать? Осталась ещё одна сигарета. А потом? Потом наступит ночь. Двенадцать часов холода. Он приходят в ярость при мысли об этом. Почему он не подошёл к ней, когда была такая возможность? Теперь она внутри этой крепости. И не выйдет оттуда до самого утра.
Позади дома проезжает машина. Позади дома. У дома есть другая сторона. И на той стороне, возможно, есть задняя дверь. А задние двери иногда остаются незапертыми.
Он идёт через дорогу, огибает здание слева и оказывается в месте, ещё более пустынном и безрадостном, чем вся округа. Улица без движения, по другую сторону которой пивная в громоздком строении, хорошо замаскированная за тонированными стёклами. Оформлена под таверну. Грек. Это заведение может ему пригодиться. Там есть туалет, и даже греки могут сварить кофе. В животе у него урчит. Ничего, пусть потерпит.
Дом девушки граничит с проезжей частью, тут нет и двух метров до подвальных окон. Узкая полоска между домом и дорогой выложена плиткой. И здесь тоже кусты, они окаймляют несущую стену, в которой есть одна-единственная дверь, стальная, с ручкой-набалдашником, на который не нажмёшь. Над дверью лампа с датчиком движения.
Не похоже, чтобы этой дверью кто-то пользовался, разве что местный техник, но уж точно не жильцы. Так или иначе, ему здесь не войти.
Остаётся четвёртая и последняя сторона дома. Он находит там наружную лестницу, ведущую в подвал, к двери – массивной и запертой, со смотровым окошечком из двойного стекла. За окошечком тьма, мигает оранжевая лампочка, с секундным интервалом отбрасывая слабый свет на убранные в ряд велосипеды.
Это ничего ему не даст. Он всё испортил, запорол. Это однозначно. Пора кончать с этим делом. Но что-то не даёт ему покоя. Что-то его гложет. Он сам не знает, что тут не так. Но что-то не так, и это он знает.
Он возвращается назад к своему наблюдательному пункту. Мысленно ещё раз пробегает всю цепочку. Что он видел? Он видел, как она забрала манто. Нет, не так: он не видел, что находится в чехле для одежды. Поэтому дальше он не продвигается. А как тут продвинешься дальше? Он должен придерживаться фактов – того, что он видел.
Он видел, как она протянула тому призраку квиток. В обмен на него она получила чехол. Из этого можно заключить, что перед этим – неизвестно, когда именно – состоялась обратная процедура: чехол в обмен на квиток. Она или кто-то другой, должно быть, сдал манто или что там ещё могло быть в чехле. На ремонт, может быть. Хорошо. Дальше. Она заплатила, совершенно точно. Курьеры могут платить за товар? Картой? Нет. Значит, мех всё-таки принадлежит ей. Может, наследственная вещь, и она хотела привести её в порядок. Он напряг мысль и попытался представить, где она может быть сейчас. Рассталась ли она с этим мехом или нет, повесила его или отложила, на стул, на диван или на кровать. Одна ли она? Живёт ли с родителями? Маловероятно, семьи здесь не живут. Какова стоимость аренды жилья в этой части города? Она молода. Может, делит с кем-то квартиру. С кем? С каким-нибудь типом? С тем типом, который давеча вышел в капюшоне? Нет. Этот к ней не подходит. А кто к ней подходит? Как он должен выглядеть? Такой, что ходит к парикмахеру по три раза в месяц? Или какой-нибудь с большой машиной? Или кто-то с велосипедом? Нет, ни то, ни другое, ни третье. Нет у неё никого. Может, у неё и есть мужчины, но мужа нет. Она одна в своей квартире, одна на кухне, одна в спальне, в настоящий момент, возможно, одна в ванной. Распускает волосы. Расчёсывает их. Смывает макияж с лица, которого он не видел, всё ещё не видел.
Так или иначе, она уже не выйдет из дома. Останется на всю ночь в своей квартирке. А он? Не идёт к ней, не входит в дом, ошивается тут на холоде как бродячая собака. Но ведь так не годится. Никому не следует покорно мириться со своей участью.
Он достаёт телефон и набирает номер диспетчерской такси, но тут же соображает, что не знает адреса. Понятия не имеет, где он находится, ни малейшего. Не знает ни района, ни улицы. Он даёт отбой и запускает навигацию. Аккумулятор на двадцати пяти процентах. Нажимает на маленькую стрелку внизу карты. В середине экрана, в конце тупиковой улицы пульсирует голубая точка. Что здесь находится? Он увеличивает фрагмент. Ничего здесь не находится. Улица без названия. Он сдвигается к вокзалу. Тут стоит название. Вот его он и назовёт, и название таверны. Тут не промахнёшься. Он набирает тот же номер. Отвечает голос – то ли мужской, то ли женский. Машина будет через семь минут. Хорошо.
Едва он дал отбой, как из-за угла выворачивает «мерседес» и тормозит возле грека. Какой серии машина? Неизвестно. Но не лучшего года выпуска, это однозначно. Он это видит по окраске. Окраска не заводская. Для такого цвета и названия-то нет. Серо-буро-малиновый. В этом духе. Предположительно экструдерное покрытие. Укрывательство краденого. Он машет рукой. Машина разворачивается. Подъезжает к бордюру. Из машины выходит азиат. Может, и африканец. Или южноамериканец. Точно он не мог бы сказать. У него были круги под глазами, и он выглядел так, будто последние три месяца не вставал со своего водительского сиденья. Пахнет он как его машина. Надето на нём что-то длинное, до колен. Под этой хламидой брюки. В помятом лице две кнопочки глаз. Ими он наверняка уже поставил немало точек. Кнопочные глаза всегда хорошо действуют.
Мне нужна моя машина, сказал Филип, но сам я не могу её забрать. И протянул ему ключ.
Тот не понимает.
Стоит в парковке на Променаде, третий уровень.
Парковка? – переспрашивает шофёр и разглядывает ключ у него в руке.
Тройка, туринг, тёмно-синий, говорит он, но шофёр не понимает. Он протягивает шофёру парковочную карточку. Теперь, кажется, что-то шевельнулось. Шофёр рассматривает карточку, рассматривает ключ, лицо его просветляется, он бормочет пару слов, садится в свою машину, разворачивается и уезжает. Оставив за собой облако дизельного выхлопа.
Филип снова садится на жёрдочку ограды и суёт в рот последнюю, хочет её закурить, но тут в галерее происходит какое-то движение. Передняя дверь раздвигается, выходит женщина, в руке чемодан, который она ставит теперь на колёсики. Она идёт по проходу, сворачивает за угол и уходит по задней дороге в сторону грека, и только теперь он слышит звук захлопнувшейся двери.
Прошло секунды четыре, самое меньшее. Он снова засовывает сигарету в пачку и убирает пачку в карман.
Сороке в нём что-то не нравится, судя по всему. Она скачет полукругом и пощёлкивает. Делает пробный выпад, Филип даже отпрянул. Сорока успокаивается. Но стоило ему податься вперёд – и всё начинается сначала.
Тут он слышит, как кто-то открывает дверь. Появляется старик. Синие брюки, жёлтые глаза. Как минимум девяносто, идёт сгорбившись. Выталкивает в дверь свои ходунки, одной рукой нажимая на дверь, второй на штатив, тот прыгает; в конце концов ему удаётся выкатить ходунки наружу, и, оказавшись уже в проходе, он отпускает дверь, чтобы она защёлкнулась.
Двадцать одна, двадцать две, двадцать три, двадцать четыре, двадцать… Получилось четыре с половиной секунды. Можно успеть. До дальней двери ему не добежать, она слишком далеко, метров на семь-восемь дальше по проходу. Но первая в досягаемости. Лестничные клетки разделены, но подвал у них общий. Может, дверь в подвал открыта. Тогда он попадёт на другую сторону. Это требует определённого везения, но попытаться стоит.
Эта сорока. Никак не унимается. Это может стать проблемой. Существует воображаемая линия, которую ему нельзя переходить. Может, у неё здесь гнездо? Или она защищает свою добычу? Он отступает – на один шаг, на два шага; сорока, опустив голову, следует за ним, стрекочет. Ему это совсем некстати. Надо, чтобы она утихла. Ещё один шаг назад и в сторону – и теперь она успокаивается. Теперь её всё устраивает. Хорошо. Но он не может сесть. В жёрдочке ему отказано.