«Странная все-таки штука – ненависть, – думал Том, рассматривая луну. – Она дорога и душевно затратна. Она полна страсти и участия. Николай Иваныч тут ни при чем. У меня ничего не получилось, потому что я к нему ничего не чувствую. Я привык к нему, как человек привыкает к хромоте, к опухоли, к висящему животу. Он мешает жить, но не вызывает ненависти, а лишь стойкое отвращение. Но ведь ничего не кончилось, – вдруг отчетливо стукнуло в его голове. – Ничего же еще не кончилось».
Демерджи
Утром, наскоро продрав глаза, они перекусили салом и хлебом, выпили чаю и натаскали новых дров к очагу.
Небо было прозрачным и нежным.
– Не думал, что в горах так тепло. Жить можно. – Том хрустнул суставами. – Странно, что тут так мало народу.
Забравшись на вершину, они любовались окрестностями. Внизу, по балкам, кое-где еще крался ночной туман. Над горами, там, где вчера спряталось солнце, почти на уровне их глаз, клубилось розовое облако. Оно вдруг превратилось в слона. Слон бодро вытянул вверх хобот, и, поднимаемый теплым потоком воздуха, устремился вверх, вытягивая вниз, к земле, из середины брюха тонкую белую пуповину.
– Это же розовый слон! Рождение слона! Эх, почему у меня нет фотоаппарата?! – ругался Том. – Это ж нереально! Это же самый настоящий, беспримесный, породистый слон! Никто ведь не поверит в такое!
– Слон и слон, – пожал плечами Монгол. – Мало ли какие облака бывают. А Вася, похоже, спекся. Пошли вниз, что ли.
Перепрыгивая с камня на камень, он отправился вниз, на плоскогорье. Том последовал за ним.
Обогнув несколько высоких камней, они услышали совсем рядом звонкий детский голосок.
– Привет! Вода, мороженое! Пепси, фанта! Шампанское!
У плоского, похожего на покосившийся стол, камня, стоял татарчонок лет восьми. Рядом с ним в тени лежало большое клетчатое одеяло.
«Вот же. Тут лезешь-лезешь. Думаешь, что к облакам поднялся, что ты почти герой, а тут, – на тебе! Гастроном!» – подумал Том.
– Ты здесь музыкантов не видал? – вместо ответа спросил Монгол.
– С утра никого типа не было, – ответил пацан.
– А это вершина?
– Ну типа да. Но тут еще одна есть. Это типа Южная. Но есть еще типа Северная.
– Может, этот моряк перепутал? – сказал Том.
– А как на нее попасть? – спросил Монгол.
– На сервер идти надо, вдоль обрыва. Над типа Лысым Иваном.
– А как он выглядит?
– Увидите – сразу поймете.
– А вообще далеко до него?
– Как пойдете – так и придете. По дороге идите, и все.
– Куда идти?
– А вон типа туда! – татарчонок махнул рукой.
Том снял с ключей брелок-открывашку.
– На воду меняемся?
Глаза у пацана загорелись.
– Только одну бутылку.
– Давай.
– Маленькую.
– Литровку давай.
– Ладно, – пацан полез под одеяло, и вытащил оттуда бутылку воды.
– Ледяная! Ты смотри, ее пить невозможно. – Том подбросил запотевшую бутылку на руке. – Холоду от горы набралась. Ну так что, идем, на типа Северную?
– Пошли, типа. Все равно у нас еще пару дней в запасе, пока Серый не приедет, – сказал Монгол.
По витиеватой горной тропке они шагали с холма на холм вдоль обрыва. Жгучее крымское солнце немилосердно пекло затылок. Южная вершина горы, где они ночевали, уже почти спряталась за холмами, и лишь несколько самых верхних камней с вышкой еще маячили сзади. Слева от дороги тянулся застывшей каменной волной рваный край плоскогорья. Под ним громоздились, наползали друг на друга, как высокие пни гигантского леса, каменные столбы Демерджи. Справа, насколько хватал взгляд, виднелось клочковатое желтое море густой, некошеной, выжженной солнцем травы.
Плоскогорье то дыбилось покатыми холмами, то змеилось перелесками, то проваливалось в конусообразные впадины, дно которых было покрыто блестящей, будто лакированной растительностью. Кое-где из-под земли, покрытые пятнами стелющихся кустов, выглядывали белые, изъеденные причудливыми рытвинами, камни. Некоторые из них тянулись длинными полосами десятки метров, напоминая хребты огромных древних ящеров. На пути, оттеняя суровость выветренного пейзажа, то и дело встречались сказочно пушистые сосновые рощицы или отдельные, будто натыканные нетрезвым садовником, стройные сосенки. А дорога все бежала вперед, вилась по живописным холмам на север.
– Построить бы тут дом, и смотреть всю жизнь на это, – сказал Том. – И красиво, и нет никого.
– Оно и к лучшему, что никого нет, – ответил Монгол. – Поэтому тут столько кислорода. Зато куда дальше, спросить не у кого.
Их путь пересекал огромный провал, будто кто-то огромный раздвинул, разделил горы, легко разбросав повсюду утесы и холмы, да и забросил это дело.
Одна дорога сворачивала вправо, вглубь плоскогорья. Вторая, поменьше, шла влево наверх.
Они остановились.
– Лучше влево. Высоту не потеряем, и ближе к краю, – решил Монгол.
Том пожал плечами.
Однако дорога привела их к смотровой площадке и окончилась ничем.
Внизу по-прежнему виднелись столбы. Некоторые торчали совсем рядом со склоном, прикрывая плоские островки вершин кривыми сосенками. Над столбами, на уровне их глаз, парил орел. Отовсюду под разными углами стоймя торчали изломы тысячелетних наслоений. Там, где в щелях камней нанесло дождями хоть немного пыли, цеплялась за жизнь трава; тянула к небу свои худосочные стебельки, покрытые мелкими белыми и желтыми цветочками. Кое-где, в слоях слежавшейся морской гальки виднелись окаменевшие, побелевшие от времени ракушки.
Том посмотрел на север, куда вдоль обрыва шла еле приметная тропа, покачал головой.
– Тупик. Нужно на развилку возвращаться. Тут почти никто не ходит.
– По дороге высоту потеряем. Ты видел, какой там спуск? А потом обратно вверх лезть. И откуда мы знаем, куда она вообще идет? Там же края не видно. А если она от края уйдет, то ориентиров никаких, – отвечал Монгол.
– Тут ясно, что ничего не ясно. Главное – тупо на север идти.
– Ну и я говорю. Пошли по тропе вдоль обрыва. Она должна быть короче. Не ошибемся.
– Ладно, пошли. – Том посмотрел на натруженную, как муравьиная тропа, укрытую голубоватой дымкой трассу.
Но тропа несколько раз обманула их, иногда виляя невпопад, а иногда подводя просто к обрыву, поглазеть на ползущий по склону каменный лес. Наконец, они выбрались на лысый отрог плоскогорья на самом краю провала. Тропа ушла резко вниз и почти исчезла в камнях. Внизу маячил густой лес, полный колючих кустов и деревьев. Здесь явно никто не ходил. Но Монгол смело полез вниз.
– Надо вправо забирать, – уверенно сказал он, будто они шли через парк в родном городе.
– Ты ж не хотел высоту терять.
– Нормально, – сказал Монгол.
В лесу было прохладнее. Они шли напрямик, без тропы, пока не уперлись в сплошную стену кустов терновника. За ними маячила солнечная полянка. Расчищая проход ножом, они, наконец, прорвались через высокую изгородь колючих зарослей и вышли на поляну. Вся она была покрыта сплошным ковром цветущих трав. Над ней тучами носились бабочки, звенели пчелы, тяжело гудели толстые черные шмели. Ветер сюда совсем не задувал, отчего над поляной недвижимо стоял тяжелый горячий запах цветов.
– Привал. – Монгол повалился в тени раскидистого дуба на краю поляны.
– Запах какой!
– Все-таки надо было по дороге идти, – сказал Том.
– Чувак, если всегда по дороге ходить, – ничего нового не увидишь.
За поляной снова потянулся молодой, густой лес. Спуск становился все более скалистым. Внезапно их путь преградила толстая стальная проволока. Она была натянута как струна, и уходила куда-то вниз, со склона.
– Я в кино видел. Можно ложку согнуть, и на ней по проволоке вниз съехать, – тут же заметил Монгол.
– Это здорово. А там не показывали, как на ней наверх заехать?
– Показывали, конечно, – хмыкнул Монгол. – Только тут вилка понадобится, для лапши. Пошли вдоль нее, что ли?
Том с сомнением поглядел вверх, на колючки, в которых пряталась стальная нить.
– Пошли назад.
– Ты что? Это ж далеко.
Том молча перекинул через плечо сумку, и пошел в обратную сторону.
– Вот ты упертый, – Монгол ругнулся, нехотя полез следом.
Наконец они выбрались на малозаметную тропу и по ней вышли на дорогу. Огибая провал, она ползла наверх, между поросшими лесом холмами.
Хотелось пить. Голова гудела от жары.
– Сколько у нас воды? – спросил Монгол.
– Пол-литра.
– Смотри! Яблоня!
Около дороги стояло одинокое дерево, усеянное плодами величиной с каштан.
Они уже встречали несколько яблонь, но их плоды были не крупнее вишни и совсем горькие.
Том съел одно, прямо с кочаном, скривился.
– Чистая кислота. То, что нужно.
Голова от кислых яблок действительно посвежела.
– Опа! У меня виноград остался. – Монгол достал привявшую гроздь вчерашнего винограда.
Перекусив, они развалились под деревом у обочины дороги. Клонило в сон. Здесь их ждала новая напасть: мошки, которые почему-то облюбовали именно это место, столбом крутились под яблоней, норовя залететь то рот, то в глаза. В ушах звенело от зноя.
Лениво отмахиваясь от назойливых насекомых, они, наконец, задремали. Но жестокое солнце нашло их вскоре под неровной тенью яблони.
С трудом поднявшись, Том отошел от тропы по нужде. Сделав несколько шагов по жесткой щетине выжженного солнцем луга, он расстегнул штаны и вдруг отшатнулся назад. Прямо под ним, надежно прикрытая длинными белесыми прядями некошеной травы, едва виднелась черная полуметровая щель.
– Ух, мать… Еще бы шаг, и привет. Вовремя остановился. – Том присел на корточки, раздвинул траву и швырнул вниз камушек. Тот долго скакал звонкой косточкой по отвесным сводам, пока не затих в глубине горы.
– Что там? – лениво подал голос Монгол.
– Да так. Канализация.
За весь день они не встретили ни души, не считая старый ЗИЛ, который протарахтел за дальним холмом, и, подняв тучу пыли, исчез в ближайшем лесу.