«Не панк, говоришь. Ну и спи тут». – И он трусцой побежал по тропе вдоль сосняка, – туда, где в сизом утреннем мареве горбатился Лысый Иван.
Эта вершина была ближе, и куда ниже Демерджи, нависая над местом их ночевки крутой каменной шишкой. Тому непременно хотелось посмотреть на седловину сверху и, может быть, увидеть место, где сидели партизаны. Подъем оказался крутым, но достаточно коротким. Когда Том взобрался наверх и тропа стала более пологой, вершина оказалась значительно дальше, чем ему виделось снизу, будто отдалилась от него, превратившись в невысокий пологий холм. Том посмотрел назад и обнаружил, что прошел довольно много. Вдобавок подъем стал легче. «За полчаса сбегаю, а они еще и не проснутся», – мелькнуло в голове, и он бодро потопал наверх.
Тропа вела все дальше и дальше, бодро виляя между сизых, покрытых ржавыми лишайниками, камней. Когда трава совсем исчезла, сменившись каменистыми россыпями, он выбрался на вершину, обернулся.
Небо хмурилось. Сзади кривым зубом-карнизом нависала над балкой Демерджи-гора. Ее вершину, куда он чуть было не полез, уже скрывали низкие серые облака. Они медленно ползли к седлу, стекали узкими языками к седлу, будто дымился от лесного пожара склон. Еще ниже, в балке под седловиной, плескался туман. Зато на юге, там, откуда они вчера пришли, за тяжелыми, будто грязный поток, тучами, открывался совершенно другой мир. Там, в голубом небе, висели легкие, безмятежные облака. Словно многоэтажные замки, подсвеченные желтым, розовым, оранжевым огнем, нелепо радостные в этой предгрозовой тишине. За ними синей полоской жизни сияло море. Было видно, что погода там совсем иная, теплая и солнечная.
На другой стороне долины высился мрачный шатер Чатырдага. К нему тянулся поросший лесом Иванов кулак. За кулаком кучерявился облаками склон серой, в подпалинах, горы. Еще правее, из-за отвесного обрыва, доносился снизу гул трассы.
Том повернул голову вправо и на северной стороне склона увидел лежащую голую женщину с поросшими лесом бедрами и бюстом в виде двух конических сопок.
– Кудрявая Марья! – рассмеялся он.
Подойдя к краю, – туда, где в сизо-зеленой дымке деревьев прятался перевал, он попытался представить, куда лучше поставить пулемет. Откуда-то снизу, из-за кулака, доносился едва слышный шум машин, но из-за низких облаков ничего не было видно. Площадка была удобной, и, хотя до шоссе было далековато, но если взять винтовку с оптическим прицелом… Да нет, какая винтовка? Тут лучше миномет поставить, пристрелять шоссе… Или сорокапятку, чтобы прямой наводкой. А лучше – зенитку. Правда, как ее втащить? А главное – куда прятать при отступлении? Нет, все-таки лучше миномет…
Сзади обдало волной холода. Он обернулся и обмер. Со всех сторон на Ивана, словно щупальца, ползли языки серых, холодных туч. Они уже перевалили через отрог-кулак и облизывали отвесный западный склон горы. Просматривался лишь небольшой кусок вершины, часть склона и ускользающий вниз пунктир тропы. Вся эта перемена произошла настолько быстро и неожиданно, что Том даже растерялся. Туман будто не приполз откуда-то издалека, а просто образовался где-то рядом.
Прощальным взглядом он ухватился за тонущие в белом молоке верхушки деревьев и быстро поспешил назад. Через пару минут его окутал плотный слой облаков. По неопытности он даже не успел запомнить какие-то вешки обратного пути. Стараясь держаться выбранного направления, Том осторожной поступью шел вниз, по дыбившимся из земли камням. Камни в один миг стали скользкие, будто превратились в торчащие из травы куски льда.
– Не хватало еще ногу сломать, – он сбавил скорость. Вздохнув поглубже, взял себя в руки, и, зябко поеживаясь, двинулся было снова, как вдруг, совсем рядом, отчетливо услышал чьи-то шаги. Шаги были мелкие, осторожные, и стихли на миг позже того, как он остановился. Холодный пот пробил его до самых пяток. Он резко повернулся, но не увидел ничего, кроме тумана. Осторожно присел, попытавшись поднять ближайший булыжник, но тот, как назло, будто прирос к земле. Том снова встал, прислушался. Сделав еще два шага назад, он снова услышал движение, теперь сзади, снова обернулся, замер…
– Туман! – спасительная догадка неожиданно вспыхнула в мозгу. Звуки его собственных шагов уходили во мглу, и, отражаясь от облака, как от стены в комнате, возвращались к нему с небольшой, едва заметной уху задержкой.
– Надо же, сам себя испугался! – громко, нарочито непринужденно сказал Том, стараясь не замечать в голосе натужные нотки. Облегченно вытер со лба то ли пот, то ли налипшую облачную морось, снова глубоко вздохнул. Постоял немного, решив наконец, что окончательно успокоился, сделал несколько шагов вперед, стараясь не обращать внимания на доносящийся из-за спины хруст камней. Но тут тропа… Исчезла! Она и так едва угадывалась среди мелкой белесой каменной ряби, но тут ее следы скрылись окончательно. Повсюду, в редких клочках травы, земли просто не осталось: в сплошном, плотном как вата, холодном сумраке виднелись лишь вымытые веками камни. К тому же после приключения со звуком его внутренний компас совсем сломался. Том интуитивно понимал, что тропа прячется где-то здесь, что нужно продолжать идти вниз, и взял левее, но вскоре оказался на краю невысокого, но крутого спуска, поросшего ольхой, шиповником и молодыми кустистыми дубками. Лезть вниз, в колючки, ему никак не хотелось. Да и не был он здесь. Том вернулся на место, откуда свернул, стараясь успокоить колотившееся от волнения сердце.
– Нормально, – зачем-то сказал он, отдышался, пытаясь сориентироваться по солнцу, но небо над головой сияло совсем однотонно, словно рассеянный прожектор бил сквозь белую простыню. Том двинулся влево. Впереди оказался длинный пологий склон, сплошь поросший мелкими белыми цветами, совсем незнакомый, который к тому же никак не заканчивался.
Он продолжал спуск, пока слева не выросла сплошная темная стена кустистой колючей поросли. Вскоре она совсем окружила его, и он оказался на небольшой поляне. В самом ее центре, среди робкого радужного тумана в каком-то странном танце стыло небольшое белое облачко. Оно было метров шесть в высоту, висело вертикально, почти касаясь земли, и то кружилось волчком, то выворачивалось наизнанку, то вспучивалось, словно бурлящая вода в кастрюле. Время от времени из него высовывались языки-щупальца и растворялись в тяжелом прелом воздухе. Как завороженный, он смотрел на этот странный танец неведомого, инопланетного существа. От облака веяло холодом, но оно выглядело настолько живым, одушевленным, что сковало Тома каким-то животным ужасом. В носу запахло кровью. Проглотив тяжелый комок, он бросился назад, наверх, и вновь заметался по вершине, словно потерявшийся зверек.
Вдали прокатились первые раскаты грома. Погода окончательно испортилась.
Том снова побежал вниз по склону, навстречу грому, изо всех сил надеясь, что если тучи пришли с Демерджи, то и эпицентр непогоды должен быть где-то там. Но расстояние было слишком большим. Места вокруг были совершенно незнакомые: вновь какая-то небольшая поляна, отвесный каменный обрыв.
– Монгол! – что есть силы закричал Том. Его осиплый голос глухим ойком растворился в вате, будто бы он стоял не среди гор, а сидел в обитой войлоком студии звукозаписи. На крик никто не ответил. Лишь где-то неподалеку сорвалась с ветки тяжелая большая птица, и, со свистом махая огромными крыльями, полетела прочь.
«Полезу вниз», – задыхаясь в разреженном воздухе, он упрямо ринулся через кусты, и тут же зацепился за колючку. Со злобой рванул ногу, и штанина лопнула поперек, обнажив колено.
– Баран, – с ненавистью на самого себя буркнул он, вытер рукой лицо.
Обрыв был невысокий. Снизу, вдоль каменной стены росли несколько кривых дубков. Схватившись за ветку, он прыгнул к стволу дерева, уцепился за него. Затем осторожно полез по скользким веткам вниз, с тревогой поглядывая на зависший над головой, поросший лишайником каменный куб величиной с гараж: тот не падал лишь потому, что его подпирал ствол сизого от мха и совсем не толстого дерева.
Спрыгнув на землю, он отряхнул с себя прилипшие со склизкого ствола мох и грязь. В заднем кармане обнаружилась спрятанная про запас Игорева конфета. Том машинально развернул фантик, отправил ее в рот, и тут, к своей неописуемой радости, прямо перед собой увидел вполне приличную тропу: красновато-землистая полоса, виляя между кустов, вела куда-то вниз по склону. Он здесь не был, это была явно другая тропа, но, в конце концов, все тропы ведут куда-то, подумал он, и с облегчением зашагал по ней. Настроение улучшилось.
– Куда бы я не вышел, – рассуждал он, прыгая с камня на камень, чтобы лишний раз не мочить о траву обувь, – я наверняка попаду на дорогу. Если выйду на дорогу, – пойду по ней вверх, в обратную сторону. Гора-то небольшая, а, значит, дорог тут много быть не может. А уж дорога точно выведет туда, куда нужно.
Тропа между тем вела куда-то через густую чащобу, и в некоторых местах ему едва удавалось продираться между старых кряжистых деревьев.
«Тут, похоже, давно никто не ходил», – невесело думал он, то и дело обламывая слева и справа колченогие сизые ветки. Но возвращаться назад не хотелось: мягкий неспешный спуск манил куда-то вперед, давая возможность подуставшим ногам хоть немного отдохнуть. Наконец тропинка стала шире, и вдруг… Неожиданно оборвалась. Том едва не шагнул в темно-молочную мглу, в последнюю секунду устояв на каменном обветренном краю. Внизу, едва заметные в тумане, тянули свои сизые руки к небу огромные многометровые буки.
– Вот тебе и здрасьте. – Он почесал в затылке, присел на камень, завязал шнурок уже промокшего кеда.
Длинная извилистая полоса земли, так похожая на тропу, оказалась сухим руслом водяного стока, видимо, намытого во время бурных ливней. Поэтому-то и не ходил по ней никто.
– Монгол! – снова заорал он в сизую мглу, и что есть силы швырнул куда-то вниз круглый, обмытый древним морем, голыш. В ответ внизу, в чаще задвигалось что-то тяжелое, огромное, и, с хрустом ломая толстые ветки, медленно пошло прочь.