– Зверь? А вдруг нет… – Ледяной озноб снова пробежал у него по спине. Том осторожно отступил от обрыва. Враз вспомнились вчерашние разговоры у костра и то жуткое Существо, что он когда-то видел…
Стараясь ступать как можно тише, побрел назад.
– Саня!
Монгол открыл глаза. Над ним стоял Игорь.
– Сань, вставать надо. Сейчас дождь польет.
Монгол нехотя поднялся, посмотрел на близкое, грозовое небо. Склон Демерджи, по которому они вчера спустились на седло, растворился в тумане. За краем их поляны все превратилось в молоко.
Вокруг было тепло, тихо и как-то тревожно.
– Ты Тома не видел?
– Не-а. Я встал, а его уже не было.
– Ты давно встал?
– Полчаса. Только костер успел развести. Еле развел. Спички отсырели.
– А ты на родник ходил?
– Его там нет. Уходить нужно. Скоро начнется…
– Что, гроза?
– Ага.
– Куда же он запропастился? – Монгол вышел из леса на седло, но из-за плотного тумана никого не увидел.
– То-ом! – заорал он.
Ответа не было, и он вернулся к костру. Игорь вытащил из костра жестяную банку с водой, бросил в нее горсть собранной вчера травы.
– А он с дедом не мог уехать?
– Да не, зачем? Если бы уехал, сказал бы. – Монгол пожал плечами. – И сумка его тут.
Прошло полчаса. Они выпили весь чай, поставили еще, а Тома все не было.
Заморосил дождь. Холодный и неспешный, с крупными каплями, он тихо ощупывал землю, уныло шуршал в хвое и забирался за шиворот, явно решив пролить все вокруг хорошо и основательно. Костер еле тлел, с трудом переваривая сырые дрова.
– Ты сушняк с деревьев ломай, – подсказал Игорь. – Ветки над землей – самое сухое топливо в лесу.
Вдруг неподалеку тяжело и гулко рвануло.
– Что это? – Монгол вздрогнул. В ушах у него зазвенело.
– Это гром такой, в тумане. – Игорь тревожно посмотрел вверх. – Похоже, что мы в эпицентре. По такой погоде лучше высоко не подниматься. В прошлом году на Караби в туриста молния попала.
– Убило?
– Не знаю. Когда приехала «скорая», еще жив был. В синяках весь, с ожогами. Его прямо с метеостанции забирали. В тумане вообще гулять опасно. Я как-то весной в туман попал, два дня потом выбирался. И карта была, и компас, но в тумане от них толку мало. Направление вроде и верное, а чуть в сторону взял, балкой ошибся, и без ориентиров дорогу не найти. Смотришь на карту: может, ты тут, а может, во-он там. Тут столько народу погибло. И не просто погибло – сгинуло, что и не найти! Иногда идешь старой тропой, глядь – рядом пещера новая открылась. Спустишься туда, а на дне колодца – уже целый холм из костей. Друг на дружке лежат слоями: звери, люди…
– А куда ж тут спрятаться, если дождь? – Монгол старался не думать о том, что могло случиться с его другом.
– Здесь неподалеку пещера есть. Большая, просторная. Но я туда не пойду… А еще случай был. Вел когда-то ребят по Караби, дошли до Сухого озера. Тоже в туман попали, но я там все кочки знаю. Вдруг смотрю – фигура мимо идет. Заметил нас, подбежал и говорит: мужики, а где здесь военная часть? Я ему: ты что?! Это же на север километров восемь! А он: харош заливать! Я десять минут назад из машины вышел, а она у части припаркована. И часы мне показывает. Я говорю: не может такого быть. А он ругнулся, и назад в туман ушел. А в прошлом году случай был…
– Ладно, харош грузить, я понял. Ты скажи мне, где пещера, и иди. А я его подожду.
– Это вон там, по склону, на север. Но ее в тумане не найти, только зря время потеряешь. К тому же на склоне деревьев нет, а молнии людей любят. Сиди лучше здесь. Если он до вечера не появится, иди в Лучистое, вызывай спасателей. А я на троллейбус пошел, на Перевал. Ну, счастливо!
– Спасателей! – Монгол проводил его взглядом, сплюнул и сел под деревом, накрывшись куском полиэтилена. Недалеко в небе снова тяжело бумкнуло. Он злобно посмотрел наверх, затем полез в сумку Тома, и, достав бутылку спирта, щедро разбавил им чай.
– Ментов еще позвать, – проговорил он и выпил, кривясь, до дна. Продышавшись, вышел на поляну и снова заорал.
– То-ом!
Ответа не было.
Том медленно брел вверх, по стоку. «Надо успокоиться», – монотонно и глупо стучало в голове. Он уже почувствовал, что каждый неосмысленный спуск требует куда более трудного подъема, и теперь старался экономить силы. Но хуже всего было то беспомощное, угнетающее состояние слепоты, которую он ощущал с тех пор, как потерял ориентацию в пространстве. Наконец он вернулся к дубку, по которому спускался вниз. Он не проскочил его по чистой случайности, заметив неподалеку от «тропы» свой ярко-красный фантик от конфеты.
Заморосил косой дождик. Том поднял голову вверх, в мутное покрывало тумана. Вокруг все так же, невозмутимо покачивая ветвями, высился холодный, надменно отстраненный, молчаливый и вечный лес.
– Куда мне идти! – в беспомощном отчаянии он вдруг рухнул, как подкошенный, на колени, сам не понимая, что с ним происходит, то ли молясь, то ли кашляя, то ли рыдая. Слова не поддавались, лезли из него с трудом, как из тюбика, – глупые, сиплые, стыдные.
– Бог! Не знаю, есть ты или нет! Если ты есть, – помоги мне. Научи меня, куда идти! Помоги мне, пожалуйста.
Не особо надеясь на ответ, понимая всю нелепость, комичность просьбы, он в то же время осознавал странную верность своего поступка. Конечно, его оправданием могла быть лишь крайняя степень безвыходности, но каким-то непонятным образом Том чувствовал что-то еще, какое-то непонятное внутреннее успокоение, которое никак не вязалось с его положением. Эта странная расслабленность даже несколько напугала его, как пугает истощенного человека осознание неминуемой смерти. Он живо вскочил с колен, и в ту же секунду в его сознании вспыхнула яркая картина. В памяти вспомнился вчерашний теплый вечер, когда они с Монголом шли по ту сторону седловины и смотрели на Лысого Ивана. Перед глазами встала желтая песчаная дорога с высокими, пронизанными корнями сыпучими обочинами, и острые верхушки сосняка, рядами взбиравшегося вверх. Игорь рассказывал, что их насадили еще при Хрущеве, для укрепления склонов.
– Елки! – вскрикнул он.
Место, где они остановились и ночевали, находилось у края ельника, а он тянулся далеко вдоль седловины, у подножия этой злополучной горы. Здесь же не было ни одной ели. Значит, нужно искать еловый лес!
Он попытался влезть назад по тому же дубку, но не тут-то было: его мокрая кора выскальзывала из рук, оставляя на ладонях грязные следы.
– Ах, ты так?! – Том даже разозлился. Он уперся спиной в его ствол, и, цепляясь за камни и ветки, взобрался на склон по скалистому обрыву. И снова пошел наугад, по скользкой, отполированной сырым туманом каменной полке, пока не увидел внизу, в рваном просвете туч несколько темно-зеленых остроконечных верхушек. Это случилось почти случайно, будто кто-то на миг, полунамеком приоткрыл плотную завесу облаков, – мол, смотри быстрее, только для тебя покажу чуть-чуть, больше не могу держать эти воздушные воды.
Не разбирая дороги, цепляясь за терновые колючки, продираясь сквозь заросли шиповника, он ринулся вниз. Его путь пересекла заброшенная лесная дорога. По ней давно никто не ездил: прямо посреди влажной выбоины от колеса росла высокая тонконогая поганка. Ельник, который он видел вдали, был еще ниже. Дорога шла параллельно ему, забирая резко вниз. Но, помня печальный опыт необдуманных спусков, Том наугад идти не хотел.
«Может, это вообще не тот ельник, мало ли? – Его вновь разобрали сомнения. – ЗИЛа здесь точно не было, а значит дорога левая».
Вокруг шумел старый лес: белесые мачты буков уносились вверх, пряча свои недостижимые кроны в низких облаках. А он все стоял посреди дороги, раздумывая, в какую сторону идти. Ветер утих. Солнце осветило деревья, и в туманном воздухе от их высоких стволов прочертились на миг длинные тени.
«Тени! Еще утро, а, значит, солнце где-то на юго-востоке. Нужно идти вниз!» – и он быстро зашагал по дороге.
Спуск окончился. Впереди показался шлагбаум. Дорога вильнула и вывела его на другую, более наезженную, глубоко промытую колею. В свежих лужах виднелись четкие следы протекторов. Выше седловины дорога просматривалась хорошо, здесь же, по обочине, росли ели. Это значило, что нужно было идти вверх, налево. Не прошло и десяти минут, как он, усталый и мокрый, еще не веря своим глазам, увидел знакомую поляну и скрючившуюся под елкой фигуру Монгола.
Монгол сидел к нему спиной, накрывшись от дождя сумкой. Услышав шаги, он вскочил на ноги.
– Том, ты совсем дебил? Я думал, ты, может, подох уже!
– Я кричал, – тяжело дыша, Том присел рядом.
– Я тоже! Голос сорвал.
– Дурак я, прости. В облаках ничего не слышно. Как в вате.
– Куда ты свалил?
– Пошел посмотреть, где партизаны. Рано встал, не хотел тебя будить.
– А, главное, неясно, что делать. Сидеть и ждать, или в ментовку идти? – Монгол махнул рукой. – Ладно, упрощаем. Пошли уже куда-то.
Побросав в сумки свои нехитрые пожитки, они быстро двинулись вниз по дороге, ежась от первых крупных капель дождя.
Вскоре их накрыл ливень. Где-то рядом, почти над головой, в клубах серых туч гремели раскаты грома.
– Бам! Бам!
Тому казалось, что это партизаны заряжают тяжелые пушки и что есть мочи бьют по немцам.
– Гром без эха. Никогда такого не слышал. – Том пытался отвлечь друга.
Монгол молчал, шлепая мокрыми кедами по разбитой дороге, превратившейся в сплошной ручей.
– Какой, нна, здесь Индеец? – он вдруг схватился за голову. – На пляж, в тепло. Все, точка.
Дождь усиливался, пока не превратился в сплошной ливень. Через полчаса одежда промокла насквозь, стала коробом, мешая идти.
– Ванна небесная! – закрывая лицо от ледяных струй, прокричал Том.
Ручей превратился в поток. Они шлепали вниз, по щиколотку увязая в бурой жиже, стараясь обгонять резво несущиеся вниз камушки, веточки, листья. Еще через полчаса дождь вдруг прекратился, и из-за туч вышло солнце. Горы, недавно мрачно-фиолетовые, стали вдруг серебряными.