И Куба расхохотался.
– Я не поняла, – расстроилась Аня.
– Сталкинг – это перевоплощение, – назидательно сказал Глюк. – Справедливости ради нужно отметить, что Карлитосом Кастанеду называл не дон Хуан, а дон Хенаро.
– Дон Хуан, дон Хенаро. Какие романтичные имена! – сказала Аня. – А вы вообще знаете, кто такие Луис Альберто и Хуан Мануэль?
– Маги?
– Еще какие! Повелители женских сердец. Практикуют дистанционное внушение, – многозначительно сказала Аня. – Ведь именно Луис Альберто был влюблен в Марианну, и ничто не могло их разлучить.
Незаметно наступил вечер. Теплый вечерний воздух принес откуда-то запах сена. Они лежали у обрыва и смотрели на море.
– Веронику свою утром не встретил? – спросил Том.
– Не-а. А ты, я вижу, времени не терял. Как она тебе?
– Никак.
– Ника-ак, – передразнил Монгол. – Я, значит, бутылки искать, а больной уже за девками вприпрыжку…
– Да не нравится она мне. Феминистка. Ты ж вроде с ней вчера знакомился.
– Ага. Хотел подкатить, но она такая… Умная, что ли. Все эти философии. Будда этот. Хуан Мануэль. Страшно не люблю я всю эту муть.
– Почему?
– Ну, не саму по себе. Духовность и все такое – я как бы не против. Оно и красиво, и поговорить умно можно. Типа возвышает. Но, понимаешь… Тошно от всего этого. Никогда не знаешь, чего от таких людей ожидать. Вот идет себе человек, а потом бах, и мордой в пыль. Ты стоишь рядом, как дебил. А у него просто время пришло, для медитации. Ну, это образно.
– Я думаю, если ты понравишься, то ей вообще наплевать будет, во что ты там веришь, – ответил Том. – И наоборот, будь ты хоть сто раз буддистом, если не в ее вкусе – мимо пройдет и не заметит. Женщины – они такие.
– Это да. Я вот думаю, как бы подъехать, чтобы опять не отбрила.
– Ты лучше помалкивай. Она в тебе гопника видит. А ты скажи ей, что ты не гопник, а как бы охранник. А главное, не сдерживай ее. Ходи вокруг, – такой сильный весь, молчаливый. Женщины это любят. Защита, уверенность в плече, все это вот.
– Я так и собирался. – Монгол почесал нос. – Наверное пусть привыкнет немного, а то спугну еще.
– Это правильно. Не спеши события, все нормально будет. Думаешь, нас тут просто так вписали? Значит, она тоже чего-то хочет. Видишь, эти двое давно тут, но они в иных мирах обитают. А мы, панки, – существа приземленные.
– А может, ей вообще все равно?!
– Не может, – уверенно говорил Том, сам удивляясь своей мудрости и уверенности. – Женщинам вообще никогда не бывает все равно. Они просто иногда в это «все равно» поиграть любят.
– Кхгхэм! – беседу прервало тактичное покашливание. Сзади стоял Глюк.
– Тут Учитель приехал. Хотите послушать?
– Кастанеда, что ль?
– Типа того.
– Пусть сюда идет, – лениво сказал Монгол.
– Не пойдет. Место силы изменить нельзя, – ответил Глюк. – Идете? Аня и Куба уже пошли. Тут недалеко.
– Ну раз нельзя, так нельзя. – Монгол вскочил. – Так бы сразу и сказал.
Они пошли по тропе вдоль обрыва, и вскоре вышли на большую, хорошо утоптанную поляну, где у костра кружком расположились увешанные феньками хиппари обоих полов. Их было десятка два. Отдельно от них сидел, скрестив по-турецки ноги, немолодой, уже седеющий человек с треугольным лицом и пронзительными темно-карими глазами. Он был сух, загорел, горбонос, чем невероятно напоминал индейца.
«Какие удивительные люди встречаются на пути. Может, это тот самый Индеец? – подумалось Тому. – Надо бы спросить».
Кивнув им, Учитель погладил висящий на шее большой желтый клык и указал на место, где они могли сесть. Том оказался рядом с крепким бородатым мужиком в косоворотке и с ксивником на груди. На его запястье красовалась широкая черно-красная фенька с надписью «Алиса».
Подняв руку, Учитель призвал к тишине и продолжил явно прерванный монолог.
– Каждый добрый поступок – это уподобление Первопричине, Первопринципу. Делая добро, мы все ближе приближаемся к Абсолюту, к первопричине всего.
– Учитель, а как понять, насколько я приблизился к первопричине? – спросил кто-то из толпы.
– Делай добро, и ты поймешь.
– Я делаю добро, но не понимаю. К тому же я вижу вокруг так много зла.
– Ты видишь лишь свое отражение. Мир не хороший и не плохой. Он лишь отражение твоего внутреннего мира. Наш путь – это уподобление Высшему Принципу. Когда ты уподобишься, ты перестанешь видеть в мире зло.
– А откуда вы знаете, что именно ваш путь правильный? – спросил Том.
Учитель удивленно поднял бровь.
– Из своей практики.
Том скептически усмехнулся. Учитель это заметил.
– Некоторые люди подобны детям, не имеющим силы. Оттуда у них такие детские вопросы.
Вокруг засмеялись.
– Как понять, имеешь ли ты силу, или нет? – снова спросили из толпы.
– Нужно прийти к ее источнику. К источнику понимания человека. Это полное равновесие с природой, оно расположено в сердце. Для этого нужно правильно чувствовать, иметь чистоту ума, прасану.
– Что такое прасана? – шепнул Том бородатому соседу с фенькой.
– Православие, самодержавие, народность, – не задумываясь, проговорил тот. – Не мешай, дай послушать.
– Учитель, а как назвать путь, по которому вы идете? – спросила низенькая и полная девушка-хиппушка.
– Это путь хорошей жизни. Я всего лишь учу жить хорошо. Вот вам притча на день. Один червяк жил в кислом яблоке и долго думал, что весь мир кислый, пока не выбрался из него. На сегодня с теорией достаточно.
Учитель, не вставая, сделал знак, и собравшиеся быстро построились в несколько рядов.
– Набираем воздух, задерживаем внутри, выпускаем. Стараемся сконцентрироваться в середине живота, почувствовать огонь жизни.
Они сделали несколько дыхательных упражнений.
– Эти практики позволят набраться энергии, и тогда…
Он замер на секунду, прислушался. По полянке пробежался легкий ветерок.
Учитель вскочил на ноги и, стараясь не шевелить головой, страшно прошипел.
– Они здесь! Побежали!
Неформалы выстроились в цепочку и, увлекая Тома и Монгола, побежали по кругу.
– Они рядом! Они рядом! – тревожно зашелестело вокруг. Рядом с Томом оказался Глюк.
– Кто? Кто они? – спросил его Том.
– Неорганические существа! – перепугано ответил тот.
Пробежав до ближайшей тропы, Том вышел из круга.
– Что я, дебил, что ли… – проговорил он, посмотрел на пробегающего мимо Монгола и пошел к себе в лагерь.
– Быстрее, быстрее! – доносилось до него сзади. Учитель кричал, хлопая в ладоши и прохаживаясь около бегущих. – Они повсюду! Они везде! Они опасны! Не отдавайте им себя!
Том обернулся. Увешанные звенящими бусами и фенечками мужчины и женщины, молодые и не очень, бежали, выпучив полные ужаса глаза и открыв рты. Одна из девчонок, та самая, что задавала вопрос, наступив на подол длинной юбки, с размаху влетела в чей-то зад и упала в пыль. Ее тут же бережно подхватили под руки, отряхнули, вернули в строй.
– Не останавливайтесь! Быстрее, быстрее, быстрее! – орал Учитель голосом, исполненным неподдельного ужаса. И вдруг спокойно сел под дерево.
Люди продолжали кружиться в странном хороводе, пока совсем не устали. Без команды вначале один, потом другой, они стали покидать круг, пока все не расползлись по поляне, вытирая мокрые, счастливые лица.
– Придурки. – Том сплюнул и пошел дальше. Он уже развел костер, когда рядом появился раскрасневшийся Монгол.
– Хорошо! – довольно выдохнул он, растянувшись у костра.
– Ты не спрашивал, откуда он? – спросил Том.
– Из Средней Азии. Не наш, короче. Он потом рассказывал, как у них пустыня цветет. Цветы – от оранжевого до фиолетового. Всего три дня. А потом бац, – и все. Короче, зря ты не бегал!
– Ты что, взаправду поверил в эту всю лабуду?
– Я похож на дебила? – обиделся Монгол.
– На кой оно тебе надо было? – не понял Том.
– Да ты что? – Монгол удивился. – Там такие телки тусуются, при всем. Надо бы еще потренироваться.
Курица
Утро выдалось пасмурным. Небо затянуло тонкой белесой пленкой облаков, под которой наползали на море небольшие звездочки кучерявых тучек.
– За бутылками, – Глюк попытался было разбудить Монгола, но тот только перевернулся на другой бок.
– Я схожу, – Том сбросил штору и потянулся к обуви.
– Вот, бери. – Глюк выдал ему большой рюкзак, пару сумок, еще раз скептически оглядел его с головы до ног.
– Постираться бы тебе и заштопаться. Чтобы менты лишний раз не цеплялись.
Том порылся у себя в сумке и надел свою еще вполне чистую парадную рубашку.
– Что это ты так вырядился? – спросил Глюк.
– Не обращай внимания. Чистая рубашка – это просто униформа для работы. А в свободное от нее время панки живут в грязи.
И они отправились в поселок.
Солнце уже окунуло в морскую синь свою бледно-розовую кисть, когда они вышли к началу набережной.
– Вон в той посмотри, – Глюк показал Тому на урну. – А я в кустах пороюсь.
Том подошел к урне, нашел одну пивную бутылку. Глюк отыскал две из-под вина.
– Ты вчера не захотел послушать Учителя. Почему?
– Я в это не очень верю. Много таких гуру развелось.
– Я тоже не верил, пока не попробовал стать воином.
– Что это тебе дало? – Том заметил в кустах бутылку из-под кефира.
– Свободу. Знание. Внутреннюю силу. – Глюк шарил в траве у обочины.
– А что такое свобода?
– Сложный вопрос. Быть свободным – это искусство, ибо все мы рабы своих желаний. Чтобы освободиться от этого всего, нужно работать над собой каждый день. Нужна энергия.
– А как вы набираете эту энергию? – спросил Том.
– Из воздуха, от солнца. Есть дыхательные практики. Нужно остановить внутренний диалог, чтобы увидеть мир таким, какой он есть.
– А какой он есть?
– Это мир, полный тонких светящихся нитей энергии.
– А человек как выглядит?
– Как светящийся кокон, пронизываемый этими бесконечными нитями.