учительно подбирая слова. – Птица была беспризорная. Ничья!
– Так что, ее убивать надо?
– Она тебя что, трогала?
– Пусть себе животное летает!
Том по-прежнему стоял подчеркнуто сбоку, немым свидетелем, глядя то на толпу, то на белое растрепанное тельце птицы. Ему показалось, что после пинка старухи она немного поджала ноги. Толпа суматошно орала, медленно сдвигаясь вглубь тупика, и он остался вскоре за их спинами. Подойдя к птице, он поворошил ее носком ноги, слегка пнул, и она… Ожила! Взъерошив крылья, крутанула головой, опасливо покосилась на Тома, сделала два неверных шага, и через секунду как ни в чем не бывало снова тюкала носом пыльный асфальт.
– Граждане, успокойтесь! А в чем проблема? – зычно сказал Том, стараясь говорить как можно весомее.
– Как в чем? – к нему повернулись.
– Вот же ваша курица! – широким жестом показал Том. – Живая, никаких признаков смерти не наблюдается.
– Как это? – глядя на птицу, Семеныч так и застыл с открытым ртом.
– Вот вы здесь шум подняли, а меня, например, не опросили. – Том хмуро обвел глазами людей. – Неправильно, граждане. Самосуд устроили. Не тому нас учили в школе, в комсомоле. Сам погибай, а товарища выручай! Совсем не по-советски.
Последнее слово подействовало на людей почти магически.
– Сейчас все не по-советски! – вздохнула женщина-тумба. – Бардак теперь один.
– А как было дело? – поинтересовался плешивый дед.
– Я мимо шел. Смотрю – птица лежит. А вот он тоже мимо проходил. Я говорю: смотрите, уважаемый. Вон лежит дохлая птица. Заражение может быть. Он говорит: я с вами согласен, и может быть даже эпидемия. Ее нужно немедленно отнести на помойку. Мы оба думали, что она сдохла. Но кто же знал, что она у вас припадочная?
– Стыдно, граждане! – оскорбленно добавил Глюк, быстро подхватывая свой рюкзак с едой.
– Эх, вы! А с виду приличный, – укорил мужика Том.
– Да какой он приличный?! – махнула рукой женщина. – У него моя курица в кустах целое лето яйца несла! Хоть бы десяток вернул. Только зря мальчика обидел.
– Но пасаран! – бросил через плечо Том.
– Но пасаран! Рот фронт! – эхом откликнулась женщина-тумба.
– Припадочная, и по три яйца в день! Ты ври да не завирайся! – сурово добавила бабка.
– А ты был прав, – наконец сказал Глюк на обратном пути. – Знак плохой был.
Неудача
К вечеру Глюк и Куба собрались в поселок.
– Мы пойдем Мульку искать.
– Можно, и я с вами? – спросила Аня.
– Конечно, пошли.
– Кто еще идет?
– Я иду, – ответил Монгол. – Том, а ты?
– Кто-то должен на вещах остаться, – сказал Глюк.
– Я на вещах посижу, – ответил Том.
– Здесь не воруют, – сказала Аня.
– Береженого бог бережет, – сказал Глюк.
Том подошел к Монголу, подмигнул:
– Удачи.
Когда компания скрылась за поворотом тропинки, Том прилег в робкую тень дикой маслины и облегченно вздохнул. Он вдруг понял, как соскучился по одиночеству.
«С друзьями хорошо дружить, – размышлял он, глядя в море, – но долго жить и непрерывно общаться почему-то невозможно. Это просто передозировка дружбой».
Они явно перегрелись в общении, устали друг от друга, а новая компания немного разбавила их досуг. С другой стороны, совместные приключения как-то сплотили их, сблизили, и эта новая глубина их дружбы заставляла дорожить друг другом, держать себя в руках здесь, далеко от дома.
…Они шли друг за другом по тропинке над морем. Монгол шел последним, с удовольствием разглядывая сзади фигурку Ани.
«Ну и что, что с головой не все в порядке и прочая гармония, – думал он. – Я на ней жениться не собираюсь. Наше дело маленькое. Тем более что она никому не нужна. Вот же люди. Живет девка в лесу все лето. Рядом – два пацана с тырсой в голове. Ну, это их проблемы. А мои проблемы – грамотно подкатить. Только вот как».
Солнце уже пряталось за горами, когда они дошли до набережной.
– Девушка, а что вы сегодня делаете вечером? – браво начал он.
– Я? Пока не знаю, – ответила Аня.
– Я могу составить вам компанию.
– Не думаю, что нам будет интересно.
– Почему?
– Мы слишком разные…
– Ты меня совсем не знаешь. Я за буддизм тоже могу сказать. Хотя не это в жизни главное.
– А что же главное?
Монгол не успел ответить.
– Мулька! Смотрите, вон она! – закричал Глюк.
Собака лежала за забором, на территории санатория, посреди большой собачьей стаи.
– А-аа! Нам повезло! Джа услышал наши молитвы! – радовался Глюк. – Мулька! Ко мне! Мулька!
Но сколько он ни кричал, Мулька даже не взглянула в его сторону.
– Где же здесь вход? А, вон! – Глюк подскочил было к перекрытой вертушкой турникета калитке.
– Ты куда? – из будки вышел бритоголовый охранник в черной мешковатой униформе с надписью «Титан» на спине.
– Пусти! Вон – собака моя! Она убежала! – чуть не плача, просил Глюк.
– А почем я знаю, что твоя? – отвечал Титан, упиваясь своей властью. – Может, и не твоя. Может, вон, – Васькина. Правда, Вась?
– Может, и моя, – басил кто-то из будки, – а может, и общественная. И состоит в ведении поселковой администрации.
– Я заплачу.
– Иди гуляй. Мы мзду не берем. Правда, Вась?
– Ага. Денег не хватит.
Глюк понуро вернулся к друзьям. Они сгрудились у забора, напротив собак. Те по-прежнему возлежали на газоне.
– Ты ее едой примани. Хлеба купи, что ли, – сказал Монгол.
– Точно! Куба, ты постереги ее, а я в магазин схожу. – Глюк побежал по набережной к ближайшему магазину.
– Да уж, постерегу, – усмехнулся Куба.
Монгол молча смотрел на собак, размышляя, чем бы пронять холодную и неприступную Аню. Тут Мулька вскочила, и, не обращая внимания на протесты Кубы, лениво потрусила куда-то по своим собачьим делам. Остальные животные, отряхнувшись, не спеша последовали за ней.
– Собачки! Собачки! – послышался знакомый голос, и Монгол вздрогнул. У здания санатория, на скамейке, куда подбежала собачья стая, сидела Вероника.
Она сидела спиной, но все же это была она! Монгол весь подобрался, словно кот, увидевший воробья. Не отрывая глаз от скамейки, он отошел подальше от будки охраны, и, подтянувшись на прутьях, легко перемахнул через забор. Через несколько секунд он уже стоял рядом со скамейкой.
– Здравствуйте, Вероника! – прокашлявшись, зычно сказал он. – Вы меня не узнаете?!
– Ой, привет! – отвечала Вероника. – Конечно, узнала. Только забыла, как зовут.
– Монгол. Можно Саша.
– Вы тоже приехали? Клево! А приятель твой где?
– На Зеленке остался. Ты здесь живешь?
– Не-а, я ногу натерла, и посидеть зашла. Тут все вечером тусят, – она махнула куда-то рукой. – Там дырка в заборе.
– В любом заборе должна быть дырка. Пошли, погуляем? – Монгол широко улыбнулся.
– Айда туснем, – утвердительно ответила она. – Только я на тебя обопрусь немного, хорошо?
Вероника взяла Монгола под локоть, и они чинно вышли через турникет. Охрана не обратила на них внимания.
– Там где-то дырка есть. Удачи! – Монгол небрежно махнул Кубе рукой, и, не замечая Ани, медленно пошел по набережной со своей новой спутницей.
«Поперла масть трефовая!» – Он шел осторожно, стараясь попадать в ногу с девушкой, предугадывая ее каждый шаг.
Вероника улыбалась, щурясь от вечернего солнца.
– Есть планы на вечер? – спросил он, щупая в кармане несколько смятых купюр, оставшихся от бутылок.
– Не-а. Обычно я вайн пью, курю, на Пятаке тусуюсь. Если повезет, – можно на пару батлов нааскать. Клево тут, правда?
– Не то слово как клево, – подтвердил он.
– С ништяками только стремно, – продолжала Вероника. – Тут главное себе карму не испортить. Нужно потом обязательно что-то хорошее сделать.
– Колесо Сансары? – На всякий случай спросил он.
– Типа того. Третий глаз никогда не спит.
– Человек по-любому должен жить в гармонии. И каждое утро говорить: спасибо тебе, день, – небрежно бросил Монгол.
– А ты клевый. Я даже не думала, что ты такой романтичный. Можно я буду звать тебя Гоша?
– Почему Гоша? Я же Саша.
– Гоша – Монгоша! – Весело засмеялась она. – А у вас в городе есть синагога?
– Не знаю. А зачем тебе?
– Знаешь, я ведь во многом иудейка, – загадочно сказала Вероника.
– Еврейка, что ли? – насторожился Монгол.
Вероника остановилась, и даже кажется немного обиделась.
– Нет, иудейка. Это вера такая. Даже религия. Там все по полочкам расписано, как жить. А еще это так красиво звучит: Каббала! Почти как Шамбала. Не путай ее только с формой закрепощения крестьянства.
«Я бы тебя закрепостил», – подумал Монгол, плотнее прижимая ее руку.
– А друг твой, – он тоже музыкант? – спросила она.
– Ага, вместе играем.
– У него есть герла?
– Да. Влюблен по уши. Она уехала, а он ждет.
– Разбитое сердце? Ясно. А у тебя?
– Была одна. Но теперь я свободен, – Монгол многозначительно глянул на Веронику. – А ты?
– Знаешь, в жизни все так сложно…
– Что?
– Ну, все. Иногда скажешь кому-то доброе слово. А он как привяжется.
– Кали-Юга, сестра! – небрежно бросил Монгол.
– Да! Да! Мне тоже кажется, что в этом дело! Как же хорошо найти единомышленника!
– Ты мне скажи, если кто лезть будет, – я его сразу отвяжу.
– Ты такой милый, Монгоша. Защитник! – восхищенно сказала Вероника.
– Кстати, у меня подарок есть. – Он протянул девушке спичечный коробок.
– Что это?
– Морской жемчуг! – как можно бесстрастнее сказал Монгол. – С большой глубины.
– Вот это да! Так ты еще и ловец жемчуга! – Вероника во все глаза смотрела на Монгола.
Тот давно не испытывал такой радости. Он шел, гордо выпятив грудь, лениво посматривая по сторонам, как ледокол, как памятник всему лучшему в самом себе. Он был целостен, и оттого – счастлив.
«Море, юг. Я иду под руку с бабой! Что еще нужно?» – ему казалось, что каждый встречный, от ребенка до старика, глядит на него с невыразимым восхищением.