Наемник поднялся. Сказал:
– Фотик давай сюда.
– Зачем он вам? Он дешевый.
– Не ссы, верну.
– Правда?
– Сукой буду.
Мастер протянул фотоаппарат. Наемник быстро прощелкал фото на дисплее – сгоревшие здания… развалины дамбы… А вот снимки, сделанные, кажется, уже здесь. Точно здесь – вон, купол церкви виден… Наемник прощелкал все, пришел к выводу: ничего интересного.
Мастер сказал:
– Там есть очень интересные кадры с дамбы. С того участка, где она разрушилась. Хотите, я…
– Заткнись, ушлепок! – оборвал Кусок. Мастер замолчал.
Наемник смотрел на Мастера и думал: ну и что с ним делать? Можно, конечно, просто убить… Два года назад, в Казахстане, Наемнику пришлось вырезать целую семью – шесть человек. Он сделал это без сожаления – просто так сложились обстоятельства. Позже он почти не вспоминал об этом эпизоде… Наемник смотрел на «фотографа» и думал: что с ним делать?.. Шел дождь, шляпа фотографа была покрыта мелкими капельками воды.
– Отдайте фотоаппарат, – попросил фотограф. Кусок ощерил гнилые зубы: – Ага! Держи карман шире.
Наемник Куска презирал. Он протянул фотографу его фотоаппарат:
– Забирай. И больше сюда не ходи.
– А как же?.. Здесь же – натура… здесь же снимать и снимать.
– Я сказал: не ходи.
А Кусок скорчил страшную рожу и добавил:
– В котле сварим, нах. Живьем.
– Отдай художнику термос, – сказал Наемник.
– А чего…
Наемник повторил: отдай… Кусок демонстративно выплеснул остатки кофе из колпачка. Потом перевернул термос и вылил остатки кофе на землю. Потом заткнул пробку, завернул колпачок и протянул термос Мастеру:
– Пожалуйста, мсье художник.
– Спасибо, – сказал Мастер. – Большое спасибо.
Он быстро сложил свои вещи в сумку и торопливо, часто оглядываясь, двинулся прочь.
Мастер уходил, оглядываясь, изображая испуганного человека. И – прокачивал ситуацию… Подполковник Тимофей Трофимович Томилин – товарищи звали его «Три Т» – двадцать пять лет из своих шестидесяти прослужил в органах госбезопасности. Побывал в Афгане и в Чечне. Однажды выполнял личное задание председателя КГБ СССР. Был награжден орденом Красной Звезды и именным пистолетом. В 2009– м вышел на пенсию. Ему предлагали работу в комитете «Кобра», но он категорически отказался… После того, как в 13– м «Гёзы» уничтожили Башню, начались аресты бывших сотрудников спецслужб. Подполковник Томилин непременно был бы арестован, если бы его вовремя не предупредил брат – офицер «гестапо». Томилин успел покинуть Петербург, но на вокзале в Мурманске попал в облаву. Был ранен, но ушел, отстреливаясь из того самого наградного «Макарова». Залез в вагон первого попавшегося товарняка. Там бы и умер от раны, но судьба распорядилась так, что в эту же теплушку попали двое монахов и послушник. Они тоже были беглые – их подозревали в пособничестве террористам. Бежали из монастыря в Карелии, направлялись в Уральскую республику… Монахи фактически спасли Томилина, и дальше двинулись вместе. По дороге на Урал двое монахов погибли. Вот тогда подполковник Томилин стал Мастером – взял псевдоним одного из погибших монахов. А молодой послушник по имени Павел взял имя второго монаха и стал называться Глебом.
Мастер – опытный оперативник, агентурист – уходил и прокачивал ситуацию. Ему не понравились бомжи, которых он встретил. И вовсе не потому, что встретили его не очень ласково – это как раз естественно, а потому… А почему, Мастер не знал. Он задавал себе вопрос: а почему, собственно? – И не мог на него ответить. Бомжи как бомжи. Грязные. Недоверчивые. Наглые, когда сила на их стороне… В общем, обыкновенные. И все-таки не нравятся… Почему?
Когда фотограф скрылся за углом, из ближайшего строения вышел Барон. Он неторопливо приблизился, сказал Куску: отойди-ка, брат, в сторонку, – и спросил у Наемника:
– Ну, что это был за организм?
– Да так, – сказал Наемник, – алкаш один. Придурок – считает себя художником.
– А если?
– Нет, Барон, тут ты не угадал – он в своем блокнотике записал: территория Зла – декорация Апокалипсиса. Дали, типа, отдыхает… Серьезный человек такую хрень напишет?
Барон подумал про себя, что из Наемника никогда не получится толкового оперативника. Он крепкий боевик, настоящий профи, но оперативник – никакой… Вслух Барон сказал:
– Если человек серьезный, то и маскировка продумана соответствующе.
– Да он стишки читает.
– Какие стишки?
– Крейзанутые… Водярой от него разит на километр. Да и вообще, Барон, я его вблизи видел: слабак, смазка для штыка. Лет ему уже под шестьдесят. Фотограф. Фамилия – Костров. Зовут Дмитрий. В 91– м году выставка у него была в ДК Железнодорожников.
– Ну– ну, – сказал Барон. – Проверим.
Барон позвонил знакомому галеристу, спросил про фотографа Кострова. Галерист ничего про Кострова не знал, но дал телефон искусствоведа, который должен знать. Искусствовед давно покинул страну, жил в Норвегии. Барон позвонил в Осло, представился журналистом.
– Костров? – переспросил искусствовед. – Да, был такой… Дмитрий, кажется.
– Верно, Дмитрий. А выставки у него были?
– Была, по-моему, выставка. В конце 80– х…
– А может быть, в начале 90– х?
– Может быть.
– А где проходила, не припомните?
– Нет, не припомню. В те годы везде выставки проходили. Цензуру отменили и – хлынуло. Появились талантливые люди, но больше было конъюнктуры и халтуры. Костров, определенно, был одарен, но… Послушайте, кому это сейчас нужно? Сколько лет прошло.
Барон ответил вопросом:
– А что с ним сейчас?
– Да он спился, кажется.
– Кажется или спился?
– Ну знаете ли! – искусствовед несколько секунд молчал, потом вдруг начал кричать: – Я из этой сраной рашки уехал, чтобы не знать ничего. Чтобы морды эти вечно пьяные не видеть. Чтобы «философские» разговоры в кухнях не слышать… , – искусствовед осекся, потом из трубки потекли гудки.
Барон пробормотал: антеллигент, однако, нервенный.
Мастер не собирался отказываться от разведки на том только основании, что это не нравится обитающим в промзоне бомжам. В его жизни было довольно много операций, где ему противостояли противники более серьезные, чем бомжи.
Весь день Мастер отлеживался на конспиративной квартире, а незадолго перед началом «комендантского часа», отправился на «Территорию Зла».
Адъютант доложил:
– Звонит академик Петров. Говорит: вы хотели с ним встретиться.
– Соединяй, – ответил Председатель. Через несколько секунд в трубке раздался голос академика: Петров слушает.
– Игорь Палыч! – произнес Председатель. – Здравствуйте, дорогой мой. Когда вы вернулись?
– Вчера, господин Председатель.
– Бросьте вы это… Сергей Сергеич меня зовут.
– Вчера, Сергей Сергеевич.
– А что ж вы мне не позвонили?
– Извините, но было уже довольно поздно.
– Вас извиняет только то, что вы устали… Сегодня мы сможем с вами встретиться?
– Да, разумеется.
– Я немедленно пришлю за вами машину.
Академика привезли через сорок минут. У Председателя в это время был Чердыня с докладом. Чердыня закрыл свой ноутбук, поднялся. Председатель сказал: нет, Геня, ты останься, послушай.
В кабинет вошел академик Петров – высокий, крепкий мужчина лет семидесяти.
– Здравствуйте. – Председатель вышел навстречу академику, обеими руками схватил его руку, потряс. – Здравствуйте, дорогой Игорь Палыч. Очень рад вас видеть.
Голос Председателя был наполнен такой неподдельной искренностью, что не поверить ему было нельзя. Интеллигентный Игорь Павлович ответил:
– Э– э… я тоже рад вас видеть.
Председатель представил академику Чердыню: Генрих Теодорович, мой помощник.
Петров и Чердыня обменялись рукопожатием. Оба сказали: очень приятно.
Присели за столик в углу кабинета, под торшером.
– Чаю? – спросил Председатель. Петров ответил: благодарю. – А коньячку по три капли? У меня коньяк отменный.
– Коньяку?.. Можно и коньяку.
Адъютант принес чай, коньяк, нарезанный лимон и печенье. Ловко расставил все на столике с малахитовой столешницей, исчез. Председатель сам разлил коньяк. По кабинету поплыл благородный запах. Сделали по глотку. Петров пожевал губами, спросил:
– Армянский?
– Армянский, армянский, – закивал Председатель. Коньяк был французский.
Петров сделал несколько глотков чаю, спросил:
– Может быть, перейдем к делу?
– Конечно.
– Полный отчет я представлю вам через шесть– семь дней. А сейчас позвольте ограничиться результативной частью.
– Разумеется.
– Итак, вы уже знакомы с моей запиской о ресурсном истощении.
– Разумеется… Неужели все так плохо?
Петров несколько секунд смотрел на Председателя молча, потом ответил:
– Все еще хуже… Я ответственно заявляю: запасы углеводородов на территории Российской Федерации в ее фактически существующих на сегодняшний день границах практически исчерпаны. Если мы будем продолжать добычу в тех объемах, в которых ведем ее сейчас, реальная добыча нефти сойдет на нет через полтора-два года, газа – через пять– шесть… Разумеется, существует некий плюс-минус.
– Как полтора года? – сказал Председатель.
– Наши главные богатства остались за Уралом. «Чайна-менеджмент» сейчас активно осваивает нефтяные провинции Восточной Сибири – месторождения Ванкорское, Талаканское, Чаяндинское – далее по списку. Перечислять нет смысла. По сути, мы отдали все. Если не считать якутские алмазы. – Чердыня посмотрел на Петрова, подумал: э– э, академик, не владеешь ты ситуацией: якутские камушки тоже почти проданы… Петров продолжал: – По нефтепроводу на Дацин ежегодно будет прокачиваться двадцать миллионов тонн нефти.
Председатель резко спросил:
– А новое месторождение на Кольском?
Петров развел руками:
– Вынужден вас разочаровать: месторождение на Кольском полуострове – иллюзия. Я, собственно, с самого начала именно так и говорил.