— Обдумав твое предложение, мы решили применить передовые технологии, — продолжает капитан, хотя ничего передового я на корабле не вижу. — У нас даже есть колокол для ныряния! — На палубе возвышается точная копия Колокола Свободы[3]. Сквозь отверстие в боку виден силуэт запертого внутри несчастного матроса. Я слышу, как бедняга стучит по металлу, умоляя, чтобы его выпустили.
— Видишь, что ты натворил? — подает голос сидящий на плече капитана попугай. — Видишь? Видишь?
Вся команда не сводит с меня взглядов, и я не могу определить, одобряют они перемены или нет.
48. Настолько одинока
Вечером того же дня я выбираюсь проведать Каллиопу: как она перенесла переплавку? Я соскальзываю к ней, и она обнимает меня как-то по-новому крепко. Можно сказать, в железных объятьях.
— Тебе не следовало доверять капитану столько своих мыслей, — замечает она. — Теперь так холодно! Мне так холодно! — И правда, даже само ее тело стало холоднее. А еще — глаже и тверже. — Согрей меня, Кейден! Обещаю, что не выроню тебя.
Под действием соляных брызг ее кожа уже начинает зеленеть, но Каллиопа выглядит только величественнее и благороднее.
— Теперь ты… как Статуя Свободы! — выдыхаю я, но ей это не нравится:
— Неужели я настолько одинока?
— Одинока?
— Эта бедная скорлупа от женщины обречена вечно держать свой факел, пока вокруг нее кипит жизнь, — грустно произносит Каллиопа. — Ты никогда не думал, как одиноко быть девой на пьедестале?
49. Гамбургер не желаете?
Я заполняю пустые окрестные улицы своим присутствием. Стоят весенние каникулы, и вдобавок сегодня суббота, так что у меня куча времени. После обеда мы с друзьями пойдем в кино, но все утро я могу бродить.
Сегодня я играю в такую игру: пусть надписи указывают мне, куда идти.
«Только левый поворот!»
Я поворачиваю налево и перехожу улицу.
«Стойте на месте!»
Я останавливаюсь и считаю до десяти, прежде чем идти дальше.
«Зона пятнадцатиминутного ожидания».
Я пятнадцать минут сижу на бордюре, проверяя, могу ли не двигаться с места все это время.
Дорожные знаки начинают повторяться, так что я решаю разнообразить игру. На автобусной остановке висит объявление: «Воппер не желаете?» Я не голоден, но все равно дохожу до ближайшего «Бургер-Кинга» и покупаю один. Не помню, съел я его или нет. Мог даже оставить на кассе.
«Устарела техника? Загляните в ближайший “Веризон”!»
До ближайшего идти и идти, но я все-таки тащусь и заставляю консультанта двадцать минут впаривать мне телефон, который я не собираюсь покупать.
Вокруг столько рекламы! Я брожу до самого заката. Кино обходится без меня.
Не помню, когда это перестало быть игрой.
Не помню, когда я поверил, что надписи действительно приказывают мне.
50. Вдовы в гараже
Не все пауки плетут симметричную паутину. Черные вдовы, например, — нет. Они живут у нас в гараже — или, по крайней мере, жили, пока у нас не потравили насекомых. Но даже в этом случае они вернутся раньше термитов. Опознать черную вдову легко — по красным песочным часам на брюшке. Покрытые жестким блестящим хитином, эти милые создания очень похожи на пластмассовых хэллоуинских пауков. Черные вдовы не так ядовиты, как принято думать. Без противоядия вы в худшем случае лишитесь конечности. Чтобы убить взрослого человека, понадобится три-четыре укуса. Вдобавок, они совсем не агрессивны и не кусаются, если им не мешают жить. А еще они очень замкнуты. Преследовать жертву и нападать любит другая порода, по иронии судьбы названная пауками-отшельниками. И их-то укус вполне себе смертелен.
Я понимаю, что в гараже живет черная вдова, когда вижу паутину. Рисунок неряшлив. Никакого узора. Как будто у паука в мозгу сломалась программа, отвечающая за красоту паутины. Черным вдовам не хватает инженерного таланта, чтобы сплести красивую и действенную паутину. Или они не хотят тратить на это время. Может, они преклоняются перед хаосом. Линии их паутины могут значить для них что-то, неведомое остальному паучьему миру.
Поэтому я с большим сочувствием, чем обычно, давлю их ногами.
51. Немного не в себе
— Не могу себя сдерживать, — говорю я Максу. Мы сидим в моей гостиной и делаем проект для школы.
— Что ты хочешь сказать? Типа ты счастлив? — Друг не отрывается от презентации, которую он делает на моем компьютере. Я ерзаю на стуле, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее. Интересно, у меня правда счастливый вид или он просто страшно ненаблюдательный?
— Когда-нибудь испытывал клиническую смерть? — продолжаю я.
— Что ты курил?
— Я задал нормальный вопрос, неужели так сложно ответить?
— Нет, просто ты ведешь себя неадекватно.
— А может, со мной-то все нормально, а неадекватны все вокруг. Об этом ты не подумал?
— Как скажешь. — Наконец он поднимает на меня взгляд: — Слушай, ты собираешься мне помогать или мне придется все делать самому? Ты художник — тебе и презентацию делать!
— Я в цифровом формате не работаю, — отзываюсь я и в первый раз гляжу на экран: — Какая там у нас тема?
— Ты издеваешься, да?
— Естественно! — Но я серьезен, и это меня беспокоит.
Макс двигает мышью, как будто она живая (я уже почти верю, что так и есть), — щелкает, перетаскивает и вставляет. Он занят презентацией о вымышленном землетрясении в Майами. Наш проект по естествознанию. Теперь припоминаю. После той истории с контрольной мне лучше бы взяться за ум, но мое сознание куда-то уплывает. Мы выбрали Майами, потому что его небоскребы хорошо защищены от ураганов, но не от землетрясения. В нашей презентации стеклянные башни рушатся и разбиваются на кусочки. Эта мегаразруха стоит высшего балла!
Но я тут же вспоминаю землетрясение в Китае и начинаю бояться, что оно точно случится, потому что я вспомнил о нем еще раз.
— Как думаешь, семи с половиной баллов достаточно, чтобы все развалилось? — спрашивает Макс. Я наблюдаю, как он двигает мышью, но иногда мне кажется, что его рука принадлежит мне. Неприятное ощущение.
— Я немного не в себе, — вырывается у меня. Я не собирался произносить этого вслух.
— Хватит чушь пороть, ладно?
Но меня уже не остановить. Не знаю, хочу ли я сам остановиться:
— Я как будто… повсюду сразу. В компьютере. В стенах. — (Друг смотрит на меня, качая головой.) — Даже внутри тебя. Я знаю, о чем ты думаешь, потому что я больше не я. Часть меня у тебя в голове.
— И о чем я думаю?
— О мороженом, — мгновенно отвечаю я. — Ты хочешь мороженого. Если точно, то мятно-шоколадного.
— Не-а. Я представлял себе, как классно будет трястись задница Кейтлин Хик, если нагрянет землетрясение в семь с половиной баллов.
— Нет, ты путаешь. Это думал я, а потом засунул тебе в голову.
Через несколько минут Макс уходит, пятясь задом, как будто за ним бежит собака и непременно укусит его в пятую точку, если он повернется к ней спиной.
— Я сам все сделаю, — обещает он. — Не вопрос. Справлюсь один. — Он исчезает так быстро, что я даже не успеваю попрощаться.
52. Свидетельство честности
После ужина, который мне не хотелось есть, папа зовет меня тоном, означающим: «Нам надо поговорить». Меня так и тянет спастись бегством, но я держусь. Несмотря на жгучую потребность бродить по комнате, я сажусь на диван. Колени прыгают так, будто мне под ноги подложили две хорошие пружины.
— Я написал тренеру легкоатлетов — попросил расписание соревнований, — начинает папа. — Тот ответил, что никакого Кейдена Босха в команде нет.
Я знал, что это однажды случится.
— Да, и что?
Папа выдыхает с такой силой, что задул бы свечки на любом торте:
— Мало того что ты нам соврал… Но это другой разговор.
— Хорошо, могу я идти?
— Нет. Сначала ответь на мой вопрос. Зачем? И куда ты тогда пропадаешь после школы? Чем ты занимаешься?
— Это уже три вопроса.
— Не цепляйся к словам!
Я развожу руками и честно признаюсь:
— Хожу гулять.
— Куда?
— Просто по городу.
— Каждый день? По несколько часов?
— Ага. — Мозоли на ногах свидетельствуют о моей честности, но папа все еще недоволен.
Он нервно приглаживает рукой волосы, как будто там еще есть что приглаживать.
— Кейден, это на тебя не похоже.
Я встаю и вдруг начинаю орать — не специально, просто так получилось:
— С каких это пор сходить погулять — преступление?!
— Дело не в прогулках. Меня беспокоит твое поведение. Твои мысли.
— В чем ты меня обвиняешь?
— Ни в чем! Это не допрос с пристрастием!
— Я не прошел в команду, понимаешь? Меня не взяли, и я просто не хотел вас расстраивать, поэтому теперь я хожу гулять, ясно? Ты доволен?
— Речь не об этом!
Но речь как раз об этом. Я направляюсь к двери. В спину доносится:
— Куда ты?
— Гулять. Если я, конечно, не под домашним арестом за то, что вылетел из команды. — Прежде, чем он снова открывает рот, я выскакиваю за дверь.
53. Задний вид моих ног
Несколько лет назад, отвозя нас в школу, папа непривычно забеспокоился. Я хочу сказать, что обычно он волнуется так же предсказуемо, как налоговая декларация, а в тот день было что-то новое. Маккензи сидела на заднем сиденье, а я впереди. С самого начала отец был какой-то дерганый, как будто выпил слишком много кофе. Я уже решил, что виновата его работа, когда он растерянно произнес:
— Что-то не так.
Я не отвечал, ожидая, пока он сам все объяснит: папа никогда не бросает таких фраз на ветер без пояснений. А вот сестра не собиралась терпеливо ждать:
— И что же не так?
— Ничего, — ответил папа. — Я не знаю. — Он настолько разволновался, что пропустил желтый сигнал светофора и только вдавив тормоза смог не выехать на перекресток как раз к красному свету. Он нервно оглядел улицу и признался: — Просто сегодня мне как-то сложно вести машину.