Я уже начал переживать, не случится ли с ним сердечный приступ, удар или еще какая гадость. Только я собирался озвучить свои подозрения, как вдруг заметил что-то около моего рюкзака. Металлический предмет странной формы удивил меня только потому, что лежал в необычном месте. Я часто видел его в повседневной жизни, но не на полу. Только взяв предмет в руки, я понял, что это.
— Пап?
Отец обернулся ко мне, увидел предмет в моих руках и немедленно облегченно рассмеялся:
— Похоже, это все объясняет.
Маккензи подалась вперед:
— Что там такое?
Я подал ей находку:
— Зеркало заднего вида.
Папа припарковался на обочине, чтобы привыкнуть к мысли о вождении без возможности все время видеть, что за спиной.
Я, помнится, тогда поглядел на кусок клейкой ленты, мотающийся на месте зеркала, и удивился папиной бестолковости:
— Как же ты не заметил, что его нет?
Папа развел руками:
— Езжу на автомате. Вообще не думаю о таких вещах. Ощутил, что чего-то не хватает, а чего — поди найди..
Тогда я его не понял. Но потом я близко познакомился с ощущением, что что-то не так, но совершенно неясно, что. Разница в том, что у меня под носом не было простого ответа вроде отломанного зеркала.
54. Должная добросовестность
Я созерцаю гору домашнего задания, не в силах даже пальцем пошевелить, чтобы его выполнить. Такое ощущение, что ручка весит тысячу тонн. Или она под напряжением. Да, точно, так и есть, и я погибну, если дотронусь до нее. Или перережу бумагой артерию. Порезы от бумаги заживают хуже всего. Так что я имею полное право не делать уроки, потому что боюсь смерти. Но истинная причина в том, что мое сознание не хочет на это отвлекаться. Оно не здесь.
— Пап?
Близится «то самое время года», и папа засел с ноутбуком за кухонным столом, нервный и злой по поводу изменений в налоговом кодексе и беспорядочной кучи квитанций очередного клиента.
— Да, Кейден?
— Один парень из школы хочет меня убить.
Отец смотрит на меня, внутрь меня, сквозь меня. Ненавижу, когда он так делает. Он заглядывает в свой ноутбук и с глубоким вздохом закрывает его. Мне приходит в голову, что папа что-то от меня скрывает. Конечно, такого не может быть. Что он может скрывать? Это глупо. Но все же…
— Тот же, что и в прошлый раз?
— Нет, — отвечаю я, — это кто-то другой.
— Кто-то другой.
— Да.
— Другой парень.
— Ага.
— И ты думаешь, он хочет тебя убить.
— Верно, убить меня.
Отец снимает очки и чешет переносицу:
— Хорошо, давай поговорим об этом. Надо обсудить эти твои предчувствия…
— С чего ты взял, что это просто предчувствие? Что он еще ничего не успел сделать? Ничего ужасного?
Папа снова вздыхает:
— Что он натворил, Кейден?
Я повышаю голос и ничего не могу с этим поделать:
— Пусть он даже ничего пока не сделал — но собирается сделать! У него на лбу написано! Я чувствую, я знаю!
— Для начала успокойся.
— Ты меня вообще слушаешь?
Папа встает, наконец-то приняв меня всерьез:
— Кейден, мы с мамой беспокоимся.
— Вот и хорошо. Он ведь может и вас убить.
— Не из-за него. Из-за тебя, понимаешь?
Мама выходит у меня из-за спины, заставляя меня подпрыгнуть. С ней моя сестра.
Взгляды родителей пересекаются, как будто при телепатии. Я чувствую, как сквозь меня летают их мысли: от папы к маме, потом обратно. Подсознательный пинг-понг со мной вместо сетки.
Потом мама поворачивается к Маккензи:
— Поднимайся в свою комнату.
— Нет, я хочу остаться здесь! — ноет та, скорчив соответствующую гримасу, но мама стоит на своем:
— Не спорь со мной. Иди наверх!
Сестра опускает плечи и бежит по лестнице, громко топая ногами.
Теперь я один на один с родителями.
— Что случилось? — спрашивает мама.
— Помнишь, что я тебе говорил, про мальчика из школы? — напоминает папа. Мне становится ясно, что никому из них нельзя доверить тайну. Я объясняю маме ситуацию, и она воспринимает ее чуточку иначе:
— Может, нам стоит во всем этом разобраться. Узнать, что это за парень.
— Да-да, и я о том же! — Я чувствую легчайшее облегчение.
Папа открывает рот, как будто собираясь возразить, но, передумав, закрывает обратно.
— Ладно, — говорит он. — Я, конечно, за должную добросовестность, но… — Он так и не завершает фразы, а вместо этого идет в гостиную и опускается на корточки перед шкафом: — Где классный альбом за прошлый год? Давайте поглядим, о ком речь.
Теперь, когда оба они верят мне, я чувствую облегчение. Впрочем, не особо, потому что я знаю, что они мне не верят. Родители просто имитируют бурную деятельность, чтобы усыпить мою бдительность. Чтобы мне казалось, что они на моей стороне. На самом деле, они не лучше мисс Сиссель и всех типов, замышляющих что-то против меня. Как будто они мне не родители, а просто оболочка моих мамы с папой, а что внутри — неизвестно. Я знаю, что больше не могу им доверять.
55. Лучше бы это были крысы
Я наконец рассмотрел, что же бегает по нашей палубе. Лучше бы это были крысы.
— Как они мне надоели! — жалуется Карлайл, пытаясь выковырять их изо всех щелей и смыть с палубы. Они бегут от луж мыльной воды: не хотят быть мокрыми, а может — чистыми. — Только подумаешь, что разделался с ними, как появляются новые.
На некоторых кораблях живут крысы. На других — тараканы. Наш галеон наводнили разномастные мозги. Они разных размеров, от грецкого ореха до кулака.
— Чертова пакость выбирается из матросских голов, пока владельцы спят или отвлекаются на что-нибудь, и разгуливает на свободе! — Карлайл тыкает шваброй в кучку сгрудившихся вместе мозгов, и они разбегаются во все стороны на тоненьких фиолетовых ножках. — Когда настанет время нырять, — продолжает уборщик, — на палубе не должно остаться ни одного мозга. Они все испортят.
— Если это мозги матросов, почему они такие маленькие?
Карлайл горько вздыхает:
— Либо их мало используют и они атрофируются, либо используют слишком сильно — и они выгорают. — Он качает головой: — Такое добро пропадает!
Уборщик макает швабру в ведро с мыльной водой и плещет ей в темные углы, вымывая из закоулков невезучие мозги через сливные отверстия корабля прямо в море.
Один, совсем крошечный, ползет по швабре, и Карлайл стучит ею о борт.
— Конца-краю им нет! Но моя работа — выкидывать их с корабля, прежде чем начнут размножаться.
— А… что происходит с безмозглыми матросами? — спрашиваю я.
— Капитан набивает им чем-нибудь голову и отправляет дальше радоваться жизни.
Что-то не вижу я тут ничего радостного.
56. Звезды правы
Посреди ночи я стою на носу прямо над Каллиопой и меня гложет неприятное предчувствие. Что-то вроде ощущения, наступающего за пять минут до того, как вас начинает рвать.
На горизонте бушует гроза. Молния освещает тучи неровным зигзагом, но гром еще не дошел до нас. Сегодня море слишком неспокойно, чтобы я рискнул падать статуе в руки. Ей приходится перекрикивать шум волн, чтобы я услышал:
— Капитан не так уж и ошибается, считая, что мне подвластны чудеса, — признается Каллиопа. — Я вижу вещи, невидимые остальным.
— В море? — спрашиваю я. — То, что скрывают волны?
— Нет. Взгляд мой направлен к горизонту. Я читаю будущее по звездам. И не единственное будущее, а все возможности сразу, и не могу отличить истинное от ложного. Это проклятие — видеть, что может случиться, и никогда не знать, что все-таки произойдет.
— Как ты можешь видеть что-то по звездам? — недоумеваю я. — Здесь они даже расположены неправильно!
— Нет, — отвечает Каллиопа. — Звезды правы. Неправильно все вокруг.
57. Между нами лежат вещества
Макс и Шелби больше не приходят делать игру. Макс вообще ко мне не заходит, хотя до этого только что не ночевал у меня. Он даже избегает меня в школе.
Шелби, напротив, в школе изо всех сил старается поддерживать разговор, хотя я не очень понимаю, зачем. Если бы она правда хотела со мной разговаривать, это не звучало бы так натянуто. Что она задумала? Что она говорит обо мне Максу, когда меня нет рядом? Они наверняка нашли другого художника для игры и вот-вот огорошат меня этой новостью. Или вообще мне не скажут.
Шелби иногда загоняет меня в угол и пытается завести светскую беседу. Подруга всегда больше говорила, чем слушала, и меня это всегда устраивало, но в последнее время я разучился слушать. Я киваю, когда мне кажется, что настал подходящий момент, а если требуется ответить, я обычно спрашиваю: «Прости, что?»
Но сегодня Шелби не намерена это терпеть. Она усаживает меня в кафетерии и заставляет смотреть ей в глаза.
— Кейден, что с тобой происходит?
— Это уже, похоже, вопрос месяца. Может, это с тобой что-то происходит?
Подруга наклоняется к моему уху и понижает голос:
— Послушай, я разбираюсь в таких вещах. Мой брат начал напиваться в десятом классе, и это поломало ему всю жизнь. Я могла бы стать такой же, если бы не видела, что случилось с ним.
Я отстраняюсь:
— Ты знаешь, что я не пью. Ну разве что чуть-чуть пива на какой-нибудь вечеринке, но больше ничего. Я не напиваюсь.
— Что бы ты там ни употреблял, можешь рассказать мне. Я пойму. И Макс тоже, он просто не знает, как это выразить словами.
Вдруг я начинаю шипеть на Шелби:
— Все в порядке! Я ничего не употребляю! Не курю косяки, не нюхаю клей, не дышу веселящим газом и не колюсь!
— Как скажешь, — отвечает подруга, ни капли не веря моим словам. — Если захочешь об этом поговорить, я буду рядом.
58. На голову ушибленный
Во втором классе я знал одного мальчика. Разозлившись, он немедленно начинал биться головой об стол, стену или обо что угодно другое, лишь бы оно было поближе и попрочнее. Всех остальных это очень веселило, и мы старались злить его почаще, просто чтобы насладиться зрелищем. Я и сам в этом участвовал. Понимаете, учитель все время перес