– Так-то оно так, да вот только одежда на нем больно странная, на военную форму, тем более немецкую, совсем не похожа, – согласился Джонсон, наклоняясь над лежащим на палубе платформы Ланселотом. Судя по трем ромбам на погонах, этот англичанин имел чин капитана. – Он скорее какой-то рабочий или техник… Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что у нас тут такое, – сказал он, разглядывая маркировку, заметную на подкладке рабочей куртки, приобретенной Ланселотом в пригороде Вашингтона с целью пробраться на строящуюся авиабазу. – Смотрите-ка, да здесь по-английски написано: «Рабочая одежда, сделано в США». Вот вам и «Джерри»!
– Хоть я его и откачал собственноручно, но вот, что я вам скажу, капитан: этого, как вы сказали, «рабочего» надо немедленно передать в армейскую контрразведку. Написать ведь что угодно по-английски можно и в Германии. Думается мне, это шпион. Огнем с эсминца подбили их летающую тарелку, вот он и сиганул в воду, чтобы вместе с ней не взорваться. Кстати, я таких летательных аппаратов отродясь не видел. Проклятые немцы, скоро будут пулять в нас вообще черт знает чем!
– Э-э, да, кажется, он уже почти пришел в себя. Эй, вы, как вас там? Вы хоть понимаете по-английски? – громко, как будто обращается к глухому, спросил капитан.
– Я американец, – ответил Ланселот, – лейтенант корпуса морской пехоты США. У меня очень важные сведения, и мне надо срочно связаться с нашим командованием или посольством.
– А как вы оказались на этом чертовом немецком самолете?
– Мы его захватили на территории Германии как секретный объект нацистов и гнали сюда, но ваш эсминец оказался слишком уж «проворным».
– Ха! – оценил шутку Джонсон, – это точно, стрелять они умеют, впрочем, как и мы здесь. Тоже ведь всадили в ваш летающий гроб с полдюжины снарядов. Ну, да ладно, потом достанут это чудище со дна морского, тут не очень глубоко… Да, надо признать, что говоришь ты, приятель, действительно, с акцентом, как у настоящего янки. Сумеешь подняться? Вот так, хорошо… Может, парень, ты и в самом деле герой и разведчик, но пока посидишь у меня тут под стражей, так что уж извини, надеюсь, как военный, ты меня понимаешь.
Его отвели в какую-то маленькую камеру без окон, с запирающейся снаружи стальной дверью и освещаемую одной тусклой электрической лампочкой, зато дали сухую одежду – солдатскую форму без знаков различия, а через некоторое время принесли и поставили на стол еду – тарелку бобов с большим куском бекона, ломтем хлеба и кружку горячего чая. Только теперь Ланселот понял, как голоден. Он жадно набросился на еду и съел все до последней крошки. Потом, попивая крепкий чай, думал:
«Почему-то в последнее время, как только я попадаюсь на глаза военным любой из сторон, меня непременно тут же суют в карцер. Может, я что-то немного не так делаю? – усмехнулся про себя Ланселот. – Кстати, пока я был в отключке, браунинг у меня, кажется, отобрали. Если, конечно, он не вывалился, когда я летел в воду. Надо будет предупредить, что потом, когда все прояснится, я его заберу, все-таки он не раз меня выручал, да и хотелось бы лично вернуть его Джейн… Интересно, как она там? Все-таки зря я оставил ее одну. Нет, не одну, а наедине с мужем – вот что намного хуже!.. Так, ладно, к черту о грустном, надо подумать о деле. Сейчас они вызовут контрразведчиков, те меня заберут, допросят, конечно, потом свяжутся с представителями американских сил на острове. Те, естественно, ничего из того, что я сказал, подтвердить не смогут, зато запросят Штаты. А там свидетелей, как мы улетали на очень похожей с виду тарелке, сколько угодно, разве что не сам президент Рузвельт. Главное, правильно назвать адресата. Надо вернуться домой как можно скорее, ведь у Рексов щупальца есть буквально везде, вон даже в ставке у Гиммлера, так что можно и не успеть».
Ночь Ланселот провел в своей камере, уснув как убитый. За ним приехали ранним утром, даже раньше, чем он ожидал. Когда его вывели на платформу, он на миг зажмурился от лучей поднимающегося над морем яркого весеннего солнца, порывов свежего морского ветра и, вообще, от радостного ощущения молодой жизни, которая продолжается вопреки всему. Однако удовольствие длилось недолго, потому что было подпорчено видом прибывших. Офицеров было двое: один – лет сорока, высокий, с длинным скучным лицом, отягощенным «лошадиной» челюстью, – был в звании капитана, второй – лейтенант – являл собой его полную противоположность: невысокого роста коренастый крепыш с круглой веснушчатой физиономией, на которой лишь при ближайшем рассмотрении можно было заметить сивые брови и ресницы. Впрочем, несмотря на столь несхожую внешность, обоих отличал особый, запоминающийся взгляд, который бывает лишь у представителей спецслужб – демонстративно отстраненный и одновременно внимательный, примечающий каждую мелочь. «Армейская контрразведка», – определил он. Вместе с офицерами прибыл также конвой из двух вооруженных винтовками солдат, а внизу у причала качался на воде доставивший их сюда катер.
– Куда меня повезут? – спросил Ланселот у капитана.
– Мы следуем в Лондон, – ответил тот. – Вам придется надеть вот это, – сухо добавил он, достав из кармана пару наручников. – Протяните вперед обе руки.
– Сэр, уверяю вас, это лишнее, – возразил Ланселот. – Я офицер армии Соединенных Штатов, и меня ждут в моей стране.
– Ну, кто вы такой, нам только еще предстоит выяснить. Пока же вы лишь подозреваемый, прибывший в Британию нелегальным образом, на вражеском летательном аппарате.
Позволив застегнуть на себе наручники, Ланселот вслед за офицерами спустился вниз по винтовой лестнице. Позади него по металлическим ступеням грохотали солдатские ботинки двух дюжих конвоиров. Рискуя сломать себе ноги, Ланселот спрыгнул со скованными наручниками руками в прыгающий на волнах катер, но никто даже не удосужился ему при этом помочь. Вопреки ожиданию, они взяли курс не налево, по направлению к устью Темзы, а прямо к заросшему камышами и ограниченному дамбой низкому берегу, где у пирса их уже ожидал легковой автомобиль. Ланселота усадили на заднее сиденье, а по бокам устроились два конвоира. За руль же сел лейтенант, рядом с ним, на переднем пассажирском сиденье – капитан.
Путь до Лондона был долгим и утомительным. Везде бросались в глаза следы войны. В кварталах промышленных городов, которые они проезжали, зияли провалы рухнувших домов, напоминавшие о рейдах Люфтваффе. В нескольких местах виднелись сооруженные из фанеры и выкрашенные серой краской огромные макеты заводов, которые, по-видимому, должны были принимать на себя удары вражеской авиации, однако особых разрушений в них заметно не было: то ли работала немецкая резидентура, то ли пилоты слишком хорошо знали, где и что им нужно бомбить. В маленьких городках, также остававшихся относительно невредимыми, на главных улицах теснились витрины мелких лавок и магазинчиков, которые, словно боясь бомбежки, в страхе сбивались в кучу. По дороге они сделали пару остановок, и на второй из них офицеры отвели Ланселота в небольшое придорожное кафе, заказав на всех троих завтрак. С удовольствием поглощая омлет с ветчиной и кофе, ради чего с него даже сняли наручники, Ланс попытался установить психологический контакт со своими охранниками, которые доселе всю дорогу сохраняли истинно английскую невозмутимость, не проронив ни единого слова.
– Как вас зовут, парни? – стараясь выглядеть как можно более непринужденно, спросил он. – А то мы уже несколько часов едем, но я даже не знаю с кем. Вы случайно не из контрразведки?
– Я капитан Макалистер, он лейтенант Нэш, а большего вам знать не положено, – отрезал длиннолицый.
– Ну, что же, это меньше, чем я надеялся, но больше, чем ожидал, – улыбнулся Ланселот. – Но не были бы вы столь любезны больше не надевать на меня эти ваши браслеты? Я даю слово джентльмена, что не сбегу и не буду причинять вам каких-либо неприятностей. Мне самому надо как можно скорее попасть в Лондон, чтобы встретиться с моим командованием.
– Возможно, оно и так, и вы нам не враг, но оставить вас без наручников мы не можем, не положено, – заявил капитан.
– Понимаю, – сказал Ланселот, – но в таком случае, пока их не надели снова, не угостите ли вы меня хотя бы сигаретой?
– Это можно, – согласился офицер, – и дал знак лейтенанту, который только что сам достал пачку сигарет, чтобы закурить.
– Берите, это «Кэмел», ваши американские, – сказал тот, улыбнувшись, из чего Ланселот заключил, что его американское произношение сделало свое дело и его, скорее всего, принимают не за немецкого шпиона, а за попавшего в какую-то передрягу союзника.
В Лондон они въехали лишь поздно вечером, через Ист-Энд, где расположены многочисленные заводы и доки. Ланселот поразился царящей на улицах темноте. Светомаскировка здесь все еще соблюдалась неукоснительно, хотя ежедневные жестокие бомбардировки, терзавшие город в прошлом году и оставившие на улицах память о себе в виде черных скелетов разрушенных домов, почти прекратились. Тем не менее фары машин, закрытые шторками, через узкие прорези бросали свет вниз, едва освещая перед собой дорогу. На фонарные столбы, стволы деревьев, бордюрные камни белой светящейся краской повсеместно были нанесены широкие горизонтальные полосы, чтобы их можно было различить в темноте. На улицах было не только темно, но и тихо, потому что сирены больше не разрывали ночной покой своими душераздирающими воплями. Но это тишина казалась обманчивой и опасной, таящей в себе угрозу каких-то новых вражеских козней.
Путешествие по темным улицам завершилось у неприметного четырехэтажного здания, в котором, как можно было предположить по его внешнему виду, вполне могли бы размещаться офисы каких-нибудь страховых или ритейлинговых компаний. Окна его, закрытые маскировочными жалюзи, были темны. Капитан Макалистер вышел из машины и открыл ключом дверь. Конвойные остались снаружи, а Ланселот в сопровождении обоих офицеров вошел внутрь. В вестибюле здания царил таинственный полумрак. На площадке рядом с ведущей наверх лестницей за столом, на который падал лишь свет зеленой настольной лампы, сидел дежурный. Капитан показал ему свое удостоверение и какие-то бумаги, вероятно документы на арестованного, после чего они смогли подняться по лестнице на второй этаж, где по обеим сторонам длинного мрачного коридора виднелись двери служебных кабинетов. Ланселота ввели в один из них, где из-за письменного стола навстречу им поднялся человек в форме майора, среднего роста и возраста. На его круглом бульдожьем лице с отвислыми щеками-брылями и красными от бессонницы глазами можно было прочитать лишь безмерную усталость, однако, увидев Ланселота, он оживился, проявив неподдельный интерес.