– Что, не хочет, чтобы грязное белье стирали на людях?
– Думаю, да. Рузвельта уже не вернешь, война ни сегодня завтра закончится, победители будут делить победу, и Америка просто не может выглядеть перед всеми как страна, где президентов травят, как крыс. «La Raison d’État», как говорят французы, – государственный интерес!
– Значит, все, чего мы добились в Ялте, коту под хвост? А ведь кино, которое нам показали под Ай-Петри, теперь вряд ли прокрутят снова, для одного Гарри Трумэна!
– Не совсем так. Это кино ведь смотрели не только мы, и Трумэн, конечно, уже в курсе. Да и русские танки, которые сейчас катаются по Германии и Австрии, как у себя по деревне, так просто со счетов не сбросишь! Но вы правы, наш тон в отношениях с Советами сменится скоро, и на 180 градусов. Трумэн вчера мне сказал: «Теперь у нас есть дубинка против русских парней».
– Готова атомная бомба?
– Очевидно. Кстати, благодаря и вашим стараниям, мистер Ланселот! И потом, сдается мне, что наши атомщики, идя чуть ли не впереди наступления, что-то такое раскопали и в Германии, причем уже в готовом виде. Так что дружбе с русскими, похоже, конец, даже корабли с товарами по ленд-лизу уже начали в портах разгружать обратно!
– Все равно «джерри» войну уже окончательно проиграли, а это значит, что хотя бы союз Америки с «серыми» и немцами против русских не состоится, то есть, надеюсь, и демократия у нас пока сохранится по-прежнему.
– Вы все еще верите в демократию, Ланс? И это после того, что видели вчера в Уорм Спрингс? А вы знаете, что наши воротилы бизнеса всю войну снабжали вермахт и финансировали Гитлера?
– ???
– Так вот, французский филиал заводов Форда в Пуасси выпускал авиационные моторы, на которых всю войну летали немецкие юнкерсы, фоке-вульфы и мессершмитты, «Дженерал-Моторс» разработал реактивный мотор для «Мессершмитт-262». Кроме всего прочего, они поставляли немцам резиновые покрышки, запчасти, органическое стекло для колпаков самолетов и много чего еще. А их коллеги, Рокфеллеры, Морганы и прочие, просто накачивали германский Рейх деньгами. Так что ничего еще не кончено!.. Кстати, я уверен, что вам, Ланс, после всего того, что вы видели и слышали, с приходом Трумэна грозит большая опасность. Есть ли у вас надежное место, где можно некоторое время отсидеться? Я выхлопочу для вас годичный отпуск.
– Спасибо, сэр! В Ки-Уэст у отца есть неплохой парусник, яхта. На нем можно болтаться в море не то что год, а хоть целую вечность, и никто тебя никогда там не найдет.
– Отлично! Тогда езжайте туда как можно скорее. Когда все утрясется, я вас вызову. Мне тоже здесь, мягко говоря, неспокойно. Пожалуй, сейчас самое безопасное для меня место на Земле – это Москва. Туда-то я и отправлюсь, если, конечно, смогу убедить Трумэна, что надо как-то сгладить ужасное впечатление у дядюшки Джо от его ковбойских выходок. Так сказать, вдохнуть новую жизнь в ялтинский дух.
– Что ж, берегите себя, сэр.
– Постараюсь, хотя и не гарантирую. У меня же нет такого парусника, как у вас…
Гарри Ллойд Хопкинс умер 29 января 1946 года в возрасте 55 лет. Его сын, Роберт, встретившись с Трумэном после похорон, сказал: «Знаете, единственное, что могло уберечь его от смерти, – это ваше решение отправить его еще куда-нибудь с зарубежной миссией».
Хопкинс выполнил свое обещание почти мгновенно. Через два часа Ланселоту позвонили из Военного министерства и сообщили, что ему предоставлен неоплачиваемый отпуск с военной службы сроком на один год. В Вашингтоне его ничего не держало, поэтому он сел на поезд и отправился в Майами, а оттуда домой, в Ки-Уэст. Через сутки он уже заключил в объятия мать и отца, а на следующий день они вместе с отцом отправились на яхте в долгое плавание, надолго заходили на Кубу и другие Карибские острова, лишь изредка возвращаясь домой – всегда только ночью и уходя под утро, чтобы не дать ищейкам Стивенса взять след.
Так прошел почти год. Штаты сбросили на Японию две атомные бомбы, закончилась война. Из газет Ланселот с печалью узнал о смерти Хопкинса, что только подтверждало его опасения. Однажды, придя домой, он обнаружил телеграмму от Элеоноры Рузвельт, чему немало удивился, ибо никому, кроме Хопкинса, не сообщал о месте своего вынужденного отшельничества. В телеграмме было сказано: «Ланс, как только сможете, приезжайте в Нью-Йорк, для вас есть важное дело. Ни о чем не беспокойтесь. Вот мой тамошний адрес…»
Через несколько дней он был в Нью-Йорке. Элеонора Рузвельт после смерти мужа продолжала заниматься активной публичной деятельностью. Президент Трумэн высоко ценил ее и с одобрения Сената назначил делегатом от США в ООН. Она радушно встретила Ланселота как старого друга, но глаза ее источали грусть:
– Кто бы мог подумать, Ланс, всего только год назад, что скоро в живых не станет ни Франклина, ни «Па» Уотсона, ни Хопкинса.
– То есть всех, кто участвовал в создании «ялтинского мира», – также грустно ответил ей он. – А те, кто остались из президентской команды, как я, например, вынуждены бегать и скрываться.
– Времена меняются, дорогой Ланс. Вы представляли для врагов опасность только тогда, когда был жив Франклин. Теперь все в прошлом. Вы знаете, Гарри Трумэн недавно назвал меня «Первой леди всего мира» – это явное повышение после того, как я была всего лишь первой леди Америки. Короче говоря, мне дали гарантии, что вас не тронут, но только вам надо куда-нибудь уехать, причем даже в официальном качестве, с каким-нибудь важным заданием, как правительственному чиновнику.
– Что, Трумэн прочит меня по дипломатической линии? – горько усмехнулся Ланселот.
– Не смейтесь, потому что в известном смысле да!
– ???
– Он хорошо помнит тот день, когда встречал вместе с вами корабль с Асгарда на недостроенном аэродроме. Уотсон мне все рассказал. На Трумэна это произвело неизгладимое впечатление. Еще бы! Не каждый день членам Сената является настоящий Плутон из Тартара собственной персоной. Вы нужны теперь президенту как единственный оставшийся в живых, а потому незаменимый эксперт по Асгарду.
– То есть он собирается использовать меня для продолжения контактов? Но как? Лаборатория Теслы в Колорадо-Спрингс, наверное, уже уничтожена. Да и захотят ли атланты снова иметь с нами дела после того, что мы сделали с Хиросимой и Нагасаки?
– Когда-то мистер Черчилль называл Гарри Хопкинса «мистер Корень вопроса», теперь бы он, наверное, передал этот титул вам. Да, Трумэн боится именно этого. Поэтому он решил пойти к обитателям Внутриземья на поклон. Как говорится, «если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе».
– Экспедиция в Антарктиду?
– Именно так. Деталей я не знаю, да они еще и не прояснились, я думаю. Их придется разрабатывать вам… Ну, не только вам одному, но в том числе. В общем, Гарри просил вас переговорить об этом с одним человеком.
– С кем же?
– С Нельсоном Рокфеллером.
– Миллионером Рокфеллером?! Но ведь это значит по своей доброй воле сунуть голову в пасть тигру. Все эти рокфеллеры, стивенсы, даллесы, трумэны – это же одна шайка-лейка, Rex Deus, «дети богов», или те, кто им служит! Ведь от них-то я и скрывался целый год!
– Я же сказала, гарантии неприкосновенности вам даны, считайте, что дипломатической. Неужто бравый морпех чего-то боится? А то мне говорили, что в Асгарде вы оставили свою сердечную привязанность. Законы жанра ведь никто не отменял – мне кажется, в том немного сентиментальном романе, на страницах которого мы с вами живем, в подземное царство, где заточена принцесса, рыцарь Ланселот в доспехах и на белом коне просто обязан явиться, чтобы спасти ее, а заодно и весь мир, не так ли?
– Ну, спасать весь мир – это теперь, похоже, моя вторая профессия.
– Я верю в вас, мистер Ланселот. Почему-то мне кажется, что с этой задачей справитесь только вы, даже в одиночку, как и положено всякому приличному Ланселоту. И потом, Нельсон Рокфеллер, по крайней мере на вид, вовсе не огнедышащий дракон, а вполне светский молодой человек, хотя и отличающийся некоторыми чудачествами. Правда, и ума у него – хоть отбавляй. Насколько я понимаю, он имеет к вам некое интересное предложение касательно того, как выполнить эту дипломатическую миссию.
В общем, надо было идти на коктейль к самому Нельсону Рокфеллеру. Элеонора передала ему письменное приглашение, уже выписанное на его имя. Приехав в назначенный вечер в главное здание Рокфеллер-центра и поднявшись на лифте куда-то на 55-й этаж, Ланселот вошел в роскошный зал с огромными зеркальными окнами, открывающими завораживающую панораму россыпей огней большого Нью-Йорка. В зале собрались сливки так называемого блестящего общества, в том числе известные политики и бизнесмены, но самого хозяина пока что заметно не было. Гостей встречал лысый мужчина небольшого роста, но в черном фраке и белой манишке. Сначала он препровождал всех к барной стойке, поражавшей обилием самых разнообразных бутылок с напитками из всех стран мира, блиставших цветным стеклом и яркими этикетками. Здесь же стояли серебряные ведерки со льдом и целая коллекция бокалов самой различной конфигурации. Гости заказывали любой известный им коктейль по своему усмотрению, а бармен в белом смокинге и бабочке тут же артистично подхватывал нужный бокал и с ловкостью фокусника начинал молниеносно оперировать бутылками, заливая из них содержимое в шейкер. Ассистенты принимали у него драгоценную смесь, бросали в нее кубики льда, взбалтывали, подбрасывая шейкер подобно заправским жонглерам, а затем отправляли прямиком в бокалы, которые вручали наблюдавшим это цирковое представление гостям. В общем, вечеринка начиналась довольно весело, и лишь ливрейные официанты с невозмутимым видом сновали среди приглашенных, разнося угощения. Вдруг мажордом вышел вперед, стукнул три раза об пол своим церемониальным жезлом и громко объявил:
– Леди и джентльмены! Имею честь представить вам господина Нельсона Рокфеллера!
Быстрой походкой в зал вошел загорелый мускулистый мужчина лет сорока с рыжеватыми волосами. Резкими чертами лица он немного походил на индейца. Одет знаменитый мультимиллионер был довольно небрежно: свободный, даже мешковатый коричневый костюм, голубая рубашка без галстука с белым фрачным воротничком с отогнутыми уголками. Сам Рокфеллер, по-видимому, особого значения своей внешности не придавал и вел себя совершенно непринужденно. Приветливо всем улыбнувшись, он поднял в знак приветствия руку, потом легко сбежал вниз по ступеням и стал обходить по очереди всех гостей, здороваясь с ними за руку и обмениваясь приветствиями. Остановился он надолго только возле госсекретаря Стеттиниуса, знакомого Ланселоту по Ялтинской конференции. Когда Ланселот проходил мимо, Стеттиниус помахал ему рукой, как старому приятелю, и попросил подойти, чтобы представить Рокфеллеру.