Объект ненависти. В лучшем случае – тема неприятного разговора.
Вот почему я не сомневалась: то, что начинается между мной и Оушеном, кончиться может только одним – слезами.
Вот почему я не стала перезванивать Оушену.
Глава 19
Но я вовсе не считала, что поступаю правильно. Что именно так и нужно. Просто я не видела вариантов. Не знала всех ответов. Я волновалась за Оушена и по-своему, неуклюже, пыталась защитить его. Точнее, нас обоих. Лучше нам быть просто знакомыми, хорошими, доброжелательными знакомыми, школьными товарищами. И никем более.
Нам ведь всего по шестнадцать, думала я.
У нас это пройдет.
На выпускном Оушен появится с хорошенькой блондинкой, имя которой ему будет произносить легко и привычно. А я просто уеду. Папа неизбежно найдет новую работу, о чем и объявит с гордостью, и мы переберемся в городишко поприличнее, снимем дом в более благополучном районе. Улучшим собственные перспективы.
Все будет супер. Или почти супер.
План мой имел только одно слабое место. Я не учла, что Оушену он не понравится.
В понедельник я пришла на электив мистера Джордана. Однако мое присутствие было равносильно прогулу – я молчала, я ни слова не проронила. По двум причинам:
1. У меня все еще горела голова.
2. Я старалась не привлекать к себе внимания.
На Оушена не смотрела. И вообще ни на кого. Притворялась безучастной в расчете, что Оушен поймет намек и сам со мной не заговорит. Напрасно надеялась.
По звонку я выскочила из класса, чуть ли не бегом устремилась к выходу. Тут-то Оушен меня и поймал. В буквальном смысле. За руку. Судя по глазам, нервничал. Был бледен. Я, наверное, тоже неважно выглядела.
– Привет, – выдохнул Оушен.
– Привет.
Он все еще держал меня за предплечье. Пальцы сомкнулись, как нетугой браслет. Я покосилась на них. Вовсе не хотела, чтобы он меня отпустил. Однако при моем взгляде Оушен вздрогнул, отпустил мою руку.
– Прости.
– За что?
– Не знаю. Наверно, я таки напортачил. Прости, пожалуйста.
У меня сердце упало. Наверно, пульс стал нитевидный. Оушен, этот симпатяга, разом уничтожил мой план.
– Ничего ты не напортачил. Честное слово.
– Честное слово? – Казалось, он не верит.
Я качнула головой.
– Мне на урок пора, Оушен.
Пошла было прочь, но он окликнул меня. Назвал мое имя с вопросительной интонацией.
Я остановилась. Повернула голову.
Он шагнул ко мне.
– Давай поговорим на большой перемене.
В синих с коричневыми крапинками глазах я углядела боль, даром что Оушен отчаянно старался спрятать ее. И я поняла: дело серьезное. Моим попустительством все зашло слишком далеко. Теперь нельзя отмахиваться от Оушена в необоснованном расчете, что он сам отстанет. Меня, конечно, милой не назовешь, но я и не настолько жестокая. Я должна все ему объяснить – пусть даже на пальцах, все разложить по полочкам. Пусть узна́ет, какое нам будущее уготовано. Пусть поймет: нужно остановиться. Уничтожить то, что зародилось между нами. Чем бы оно ни было.
Поэтому я согласилась поговорить.
Описала ему свое дерево. Сказала, чтобы ждал меня именно там.
Разумеется, я не могла предвидеть, что под деревом меня будет караулить кое-кто другой.
Юсуф.
Он сидел, вальяжно прислонившись к толстому стволу.
Как же я почти совсем забыла про Юсуфа?
Я говорю «почти», потому что, если честно, пару-тройку раз за истекшие недели подумала-таки про Юсуфа – красавца с янтарной кожей; но мысль о нем как возникала, так и испарялась. Перед глазами у меня Юсуф не мелькал – наверное, в этом и было объяснение.
А вот что он делал под моим деревом?
Хорошо бы он убрался. Оушена еще не было, а меня перед разговором потряхивало. Незачем дополнительно трепать нервы с Юсуфом. Да ведь ему не скажешь: «Уходи, это дерево я застолбила». Дерево является общественной собственностью, кто раньше пришел, тому под ним и сидеть. Поэтому, заприметив Юсуфа, я резко свернула в сторону и стала набирать сообщение Оушену, назначать другое место встречи.
И тут Юсуф окликнул меня по имени.
Я подняла взгляд. Сообщение так и не дописала, не отправила.
– Да?
– Куда идешь?
Юсуф поднялся, двинулся ко мне. Засверкал неподражаемой улыбкой.
Может, в другой день, в другой час я бы эту улыбку и оценила. Но я была не в своей тарелке.
– Извини, я кое-кого ищу.
– Вон оно что, – протянул Юсуф. И проследил мой взгляд.
Я щурилась в сторону дворика перед школьным крыльцом, где в сносную погоду перекусывало большинство учащихся. Сама я этого места избегала. Непонятно, почему я стала смотреть именно туда. Юсуф что-то говорил. Меня накрыла волна раздражения. Конечно, по отношению к Юсуфу это было несправедливо. Он не знал и не мог знать, чем заняты мои мысли. И, кстати, не сказал ничего обидного. И даже ничего неприятного. Просто неправильно время выбрал.
– Вот я и подумал: посижу-ка под своим деревом, вдруг Ширин появится, – продолжал Юсуф.
– Очень мило… – бросила я. Взгляд заскользил по другому участку кампуса.
Юсуф чуть наклонился ко мне.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет. Я просто…
– Привет.
Я резко развернулась. Наконец-то! Но уже в следующую секунду меня одолели мрачные предчувствия.
Оушен таращился на нас с Юсуфом.
Потому что расстояние между нами было подозрительно мало.
Я поспешила его увеличить. Сразу на пять футов.
– Привет.
Вымучила улыбку. Оушен уже не смотрел на Юсуфа. Но по-прежнему сомневался.
– Так это ты его искала? – с явным удивлением уточнил Юсуф.
Я еле сдержалась. Язык чесался рявкнуть: не до тебя сейчас, Юсуф, испарись, что, сам не видишь…
– Э, да тут серьезно! – воскликнул Юсуф. Шагнул к Оушену, как бы для рукопожатия. Но нет, руки он ему не подал. Он вдруг обнял Оушена, притянул к себе и хлопнул между лопатками. – Выходит, ты знаком с Ширин? Мир тесен.
Оушен стерпел объятие, однако сам хлопко́м по спине не ответил. По глазам я видела: он почти в бешенстве, и только хорошее воспитание не позволяет ему уклониться от нарочитого проявления дружелюбия. Оушен ничего не сказал. Не предложил никакого объяснения.
– Слушай, Юсуф, мне и моему другу надо поговорить наедине, – произнесла я. – Мы, пожалуй, пойдем поищем…
– О’кей, – спохватился Юсуф. – Тогда буду краток. Я зачем тебя караулил? Хотел узнать, постится твоя семья или нет. В первую ночь Рамадана мои родители всегда накрывают обильный стол для ифтара[10]; так вот, они передали, что ждут тебя, твоего брата и, конечно, ваших отца и мать.
Какого дьявола?
– Откуда ты знаешь, что у меня есть брат?
Юсуф сдвинул брови.
– Мы с Навидом пересекаемся почти на всех занятиях. После нашего с тобой знакомства я произвел несложные вычисления и догадался, что он твой брат. А он разве про меня не говорил?
– Не припомню. – Я покосилась на Оушена. Вид у него был, словно ему под дых саданули. – Ладно, Юсуф, я передам своим насчет ифтара. А сейчас нам пора.
Я была как в тумане. Чуть не забыла, что надо поблагодарить за приглашение и попрощаться. Получилось неуклюже. Нелюбезно. Потому что перед глазами так и стояло лицо Оушена – перекошенное, искаженное подозрением.
Я сказала Оушену, что не представляю, где мы могли бы поговорить, – всюду народ, разве только в библиотеке никого не будет, но там-то как раз говорить и запрещено. Оушен предложил:
– Давай у меня в машине. Она на парковке.
И все. Я поплелась за ним на парковку. Он ни слова не проронил, пока не уселся, пока не закрыл нас в салоне, в нашем маленьком мире.
– Ты… ты с ним… встречаешься? – Не в силах смотреть на меня, Оушен уставился в пол. – С этим Юсуфом?
– Что? Нет!
Он поднял взгляд.
– Я ни с кем не встречаюсь.
– Вот как!
Плечи у него поникли. Мы сидели на заднем сиденье, лицом к лицу. Оушен при моих словах откинулся на дверь, вжался, весь такой изможденный, затылком в холодное стекло, провел по лицу ладонью и вымучил:
– Что произошло? Мы тогда поговорили, и все было хорошо, но с тех пор… Что изменилось?
– Оушен. Я много думала, и я…
Определенно, я ему разбила сердце. Потому что только сердечная боль так перекашивает лицо. И голос надламывает.
– Ты не хочешь быть со мной.
Вот что меня в Оушене подкупало – прямота. Искренность. Он и сейчас говорил напрямую. Чем сильно осложнял мою миссию.
Я заранее разработала план.
Я все продумала. Рассчитывала выдать внятную историю с детальными иллюстрациями. Донести до Оушена, почему наши отношения обречены. Мы соорудили себе что-то не в меру фундаментальное – и мы об это разобьемся, как корабль о рифы. Если не остановимся прямо сейчас.
И вот, в тесноте заднего сиденья, в изоляции от остального мира, все мои железобетонные доводы вдруг потеряли в весе. Показались мне самой надуманными. Неловко стало их произносить вслух. Одного взгляда на Оушена хватило, чтобы мысли пришли в полное смятение, чтобы логика исчезла бесследно. Ну и что делать? Может, просто выплеснуть эмоции – все разом?
Впрочем, если и выплескивать, то поскорее. Мое молчание и так непростительно затянулось.
Оушен напрягся. Сел очень прямо. Потом подался ко мне всем телом. В груди защемило от его запаха. Ну правильно, я ведь с ним рядом, в его машине. Я окинула взглядом салон, чтобы запомнить каждую деталь. Пусть хранится в мысленном каталоге. Потом, позже, я подберу и слова – а пока будут картинки. Обстоятельства места. Впервые в жизни мне хотелось что-то запомнить. Что-то и кого-то.
– Ширин, – еле слышно прошептал Оушен.
Не знаю, что́ он углядел в моем лице, что прочел в моих глазах, какую эмоцию я выдала, но только и его настрой изменился. Оушен словно понял, что мои планы провалились и для меня это тяжело. А еще он понял, что на самом деле я вовсе не хочу рвать с ним.