Если верить возвращающимся с поверхности собирателям и сталкерам, таинственные фигуры появлялись порой в море руин – чаще всего где-то вдали – и исчезали, не оставив и следа, если кто-то отваживался подойти ближе. Только в нескольких случаях разведчики, как раз сидевшие, притаившись, в укрытиях, видели тех людей по-настоящему вблизи – по крайней мере, так они утверждали. Называли их Чистыми, поскольку те имели идеально гладкую кожу на лицах, словно никогда не испытывали на себе влияния излучения, а носимые ими серые защитные комбинезоны всегда выглядели новенькими, будто взятыми со складов. Так говорили немногочисленные свидетели, но никто и никогда не предоставил доказательства существования таинственных пришельцев из неисследованных подземелий. Со временем старые городские легенды слились с новыми, и Чистые теперь заселяли недоступные для уцелевших немецкие туннели, ожидая должного часа, чтобы вернуться и принять под свою руку поверхность.
– Фигню несешь, мужик, – раздраженно произнес Учитель. – Нет никаких Чистых. И не был никогда. Это только бредни, рассказываемые такими дураками, как ты, чтобы выцыганить у местных дармовую порцию самогона.
– Неправда, – возмутился Гвоздь. – Я знаю, что я видел. А ты знаешь, что слышал.
Наличие рации было неоспоримым фактом, но такое вовсе не означало, что мертвый анклав населен существами, которые оставались здесь постъядерными соответствиями йети и бигфутов. Прежде чем Помнящий сумел ответить сталкеру, он почувствовал рывок веревки, соединяющей его с сыном. Сидящий чуть поодаль Немой развел руки в вопросительном жесте. Он не мог слышать людей, которые обыскивали туннель, не видел и губ отца и его собеседника. Потому ничего странного, что сильно обеспокоился странным их поведением. «Ничего серьезного, – успокоил его жестом Учитель. – Сейчас пойдем дальше».
– А ты что видел? – спросил он, поворачиваясь к сталкеру. – Говори!
Гвоздь ответил не сразу, а когда отозвался, голос его слегка дрожал.
– Фигуры странно выглядящих людей, освещенных блеском очень ярких фонарей.
– То есть – хрен там что ты видел, – оборвал его Учитель.
– Говорю тебе, я знаю, как выглядит настоящая электрическая лампочка, – вскинулся сталкер.
– Ты говоришь об этом? – засмеялся Помнящий, вытягивая из кармана довоенную игрушку, с которой ходил раньше Шуруп. – Если вы такой имели, другие тоже могут пользоваться чем-то подобным.
Гвоздь протянул к нему руку.
– Отдай.
– Получишь его, когда мы откроем шлюз. – Учитель предпочитал пока не лишаться источника света, который был не только ярче, чем масляная лампа, но и дотягивался куда дальше. – Возвращаемся к выходу.
Он чувствовал себя не в своей тарелке при мысли, что где-то в туннелях может быть некто, обладающий довоенной технологией. Как большинство трезвомыслящих людей, Помнящий не верил в легенды о Чистых, поскольку прекрасно знал, что в городе нет и сантиметра неисследованных подземелий. Тысячи людей годами пересекали каналы, прокапываясь к давно выведенным из употребления коридорам и комнатам, например, таким, как несчастный Собор. Однако никогда и нигде не обнаруживались спуски в мифический подземный город. К тому же, Учитель прекрасно знал, откуда взялись первые легенды о Чистых. Ведь он был непосредственным свидетелем эвакуации элит – людей, которые должны были переждать худшие времена в настоящих убежищах. Это они потом появлялись в руинах, чистенькие и ухоженные, покидая на недолгое время безопасные убежища, чтобы проверить, возможно ли уже возвращение на поверхность. И это они массово гибли, когда наконец выходили из роскошных – для послевоенных времен – бункеров, в которых все же заканчивались припасы.
Во второй и третий год, когда наступил апогей их возвращений, уцелевшие вырезали как минимум несколько сотен Избранных, как их тогда называли. Не щадили никого. Оставленные на милость судьбы уцелевшие взыскивали цену крови с тех, кто был достаточно богат или влиятелен, чтобы обеспечить себе место в подземных ковчегах и пережил величайшую из войн в относительном покое. Последние из них появились на поверхности под конец третьего года новой эры. Изможденные, затравленные, мало чем отличающиеся на вид от обычного уцелевшего. Понимающие, что с ними может случиться, они сидели в укрытиях так долго, как только могли, – то есть, до самого конца.
Всякий Чистый, которого замечали позже, был, должно быть, миражом или порождением воспаленного мозга жаждущих славы сталкеров. Уж кто-кто, а Учитель знал лучше остальных, что в две тысячи тринадцатом году в этом городе не существовало бункера, который позволил бы людям выживать десять, а то и двадцать лет полной изоляции. Это было физически невозможно.
И все же мысль о действующих рациях не давала ему покоя. До сих пор он полагал, что в Вольных Анклавах для него не осталось никаких тайн, а тем временем хватило всего-то нескольких звуков, чтобы уверенность эта лопнула, словно мыльный пузырь.
Миновав зев туннеля, где еще несколько минут назад шуровали таинственные люди, он повел сына и не менее возбужденного сталкера в сторону коридора, которым они сюда и прибыли. И чем сильнее они удалялись от жуткой тьмы, в которую погрузился бокс Горлума, тем сильнее ему казалось, что желтоватый свет, бьющий от ламп, прогонял не только темноту, но и страх.
И вдруг где-то за его спиной раздалось очередное пронзительное потрескивание.
Учитель развернулся на пятке, потянувшись к ножу. Свет фонаря выхватил из темноты склоненного Гвоздя. Сталкер как раз поднимал крышку одного из ящиков. Видя нервную реакцию товарища, он улыбнулся, извиняясь, и медленно ее опустил. Прихваченное смазанными шнурами дерево запищало знакомым образом.
«Рация, – подумал Помнящий. – Ну как же».
Глава 16Погоня
Наконец они добрались до поворота, за которым находилась баррикада – и тело Шурупа. Издали заметили узкую щель в бетонной стене, сквозь которую в туннель просачивался неземной свет. Синий, ласковый, еще недавно успокаивающий, будто кварцевая лампа в довоенных госпиталях… Всего-то несколько шагов – и они оставят позади этот мрачный, наполненный ядом склеп.
Все случилось мгновенно.
Идущий рядом с Учителем сталкер крутанулся, словно кто-то дернул его за плечо. В этот самый миг на охранном посту, метрах в двадцати, загорелись яркие огни. Кто-то зажег два – нет, три – фонаря, направляя их прямо в глаза приближающимся. Ослепленный Помнящий успел прикрыть веки, прежде чем почувствовал, как что-то бьет его в лицо.
Удар был настолько сильным, что Учитель отлетел назад и тяжело рухнул на кирпичный пол. Неожиданная атака застала его врасплох, но старые инстинкты быстро взяли верх. Он вскочил на ноги, сгреб все еще стоящего, словно солевой столп, Немого и рванул его с собой, перекатываясь за излом стены.
Мигом позже к нему присоединился ругающийся на чем свет стоит сталкер. Из его плеча торчала стрела. Обычная, из тех, которые делали в анклавах. Вторую, такую же, удивленный Учитель заметил в визоре своей маски – и тогда понял, что в него, собственно, ударило. Наконечник нацеленной ему в голову стрелы пробил металлическую заслонку гнезда фильтров и обе угольные вставки, остановившись лишь на срединной сетке. Еще бы несколько миллиметров – и прошла бы навылет…
Помнящий облизнул пересохшие враз губы. Еще бы чуть-чуть. Правда – еще бы чуть-чуть. Он потянулся к заплечному мешку, порылся в нем, одновременно прислушиваясь, не бегут ли те, кто в них стрелял, в глубь туннеля, чтобы завершить работу. Но со стороны сторожевого поста доносились лишь нервные покрикивания.
Учитель вынул кусачки, тронутые ржавчиной, и умело скусил древко сразу над срезом фильтра. Емкость с мазью была у него в кармане. Мгновенно замазал пробитое отверстие слоем темной, жирной кашицы и только тогда осмелился вздохнуть.
Когда закончил с маской, занялся сыном. Нападавшие, кем бы они ни были, знали, что делают. Начали с уничтожения целей, представляющих наибольшую угрозу, а безоружного парня оставили на десерт. Немой был крепко напуган и успел пару раз удариться, но в остальном оказался цел и здоров. Учитель успокаивающе похлопал его по плечу, потом отвязал веревку, которой они были соединены – чуть ли не все время, как вошли в укрытие при сквере. Ему нужно было чуть больше свободы – на тот случай, если дойдет до схватки. Отодвинув парня под стену, он присел над молчаливо страдающим сталкером. Стрела глубоко воткнулась в плечо Гвоздя, но навылет не прошла. Помнящий обрезал ее не сильно коротко – чтобы было за что ухватиться, когда придет время вытаскивать ее и внимательней осматривать рану.
– Вот и все твои Чистые, – проворчал он, бросая кусок с оперением на колени парня.
Это было типичное творение рук уцелевших. Оперение вырезано из фрагментов искусственного материала, древко – из первой попавшейся ветки, настоящее чудо, что чем-то таким попадают в цель. Даже если стреляют метров с двадцати. Но что за дело до такого раненому? Боль, которую он чувствовал при каждом движении, заставляла забыть обо всем – может, за исключением воли к жизни. А обстоятельства были не слишком хороши.
Если верить карте кузнеца, из этого анклава можно было выйти только двумя путями: через пост за поворотом, то есть возвращаясь к Капитолию, или через шлюз, ведущий в Запретную Зону. Из пары прочих транзитных туннелей, что шли с востока на запад вдоль путей, находящихся за анклавом, один заканчивался через пару сотен метров уже упомянутым шлюзом, второй же был накрепко заблокирован во время эпидемии, разразившейся не так давно, – чтобы отрезать поселение Горлума от прореженного заразой анклава Парикмахера. Беглецы, таким образом, оказались в большой, но лишенной выхода ловушке.
– Сукины дети… – прошипел сталкер, осторожно поднимаясь с земли.
Несколько его не слишком удачных попыток распрямить руку дали Помнящему понять, что проводник, похоже, для боя не сгодится. Рана не выглядела слишком серьезно, но слишком уж обездвиживала левое плечо, делая, тем самым, невозможным использование лука. Враг прекрасно знал, что загнал их в угол, и, как видно, не собирался рисковать в схватке лицом к лицу. Нападающие все еще сидели на посту, словно боясь углубиться дальше в темноту.