– Потому что такова правда. Как они сюда добрались? Скажи мне, если ты такая умная.
– Спокуха. Если хочешь знать, у меня есть очень вероятная траектория на эту тему.
– Даже не говори.
– Как хочешь.
– Это просто такая риторическая фигура.
– Ты что гонишь, дедуня? – вспыхнула Искра. – Пристаешь ко мне?
– Я?
– А чего ты подъезжаешь с комплиментами о моей фигуре?
– Риторическая фигура – это сказать о чем-то другими словами, кретинка, – рявкнул раздраженно Учитель.
Чтобы вытянуть из девчонки такую простую информацию, ему пришлось потратить слишком много времени и нервов. И он начинал понемногу задумываться, не лучше ли будет кинуть ей обещанный кусок и отправиться дальше. В ближайшем из анклавов он все равно узнает все, что нужно, причем без выслушивания наглых замечаний.
– Ну может, – буркнула она. – Потому что, знаешь, у этой моей траектории есть руки и ноги, вот честно.
Он открыл рот, чтобы поправить эту ее «траекторию», но в последний момент передумал.
– Говори.
– Возле рухнувшего моста есть лаз под руслом реки, – начала она возбужденно. – Очень узкий, в нем сантиметров сорок ширины. Как-то, когда я была еще ребенком, мы вползли в него, чтобы перейти на другую сторону Одера. Это было незадолго перед тем, как лектерцы добрались до анклавов у парка. Такая хрень, дед, представляешь?
– Какая связь с каннибалами? Из того, что я слышал, они не настолько худые, чтобы пролезть в этот твой лаз.
– А ты не прерывай и узнаешь, – буркнула она обиженно. – Два года назад его засыпало нахрен, – заметив, что Помнящий тяжело вздыхает, замахала руками. – Погоди, дед, сейчас самое интересное. Неделю тому детки из нашего анклава снова туда пошли. Поспорили, как оно у сопляков случается, сумеют ли доползти хотя бы до места, где труба забилась землей и обломками. И знаешь что? Первый смельчак полз-полз, пока не перебрался на другую сторону. Говорю тебе, добрались аж туда.
– Сорок сантиметров ширины, – он положил мясо на колени, чтобы показать руками, насколько небольшое это расстояние.
– Если наши дети перебрались туда, то и их ублюдки могли проскользнуть.
– Хочешь сказать, что кровожадные четырехлетки напали на епископа и его свиту? И что дальше? Забили его людей погремушками?
Искра чуть не лопнула со смеха. Некоторое время аж подвывала, не в силах сдержаться. Заразила даже Немого. Парень, до той поры таращившийся в стену, внезапно весело оскалил зубы. Успокоился, только когда заметил выражение лица отца.
– Клево. А ты реальный чувак, дед. Сколько тебе вообще лет?
– Сорок три.
– Да гонишь, люди так долго не живут.
– Те, что вроде тебя, – наверняка. Сомневаюсь, что ты и до тридцати дотянешь.
– Мужик, я бы себя прикончила, будь я старой тридцатилетней старухой.
Очередная шутка чуть не сорвалась у него с кончика языка, когда он внезапно понял, что соплячка, совершенно того не желая, чуть ли не слово в слово процитировала его любимое место из «Ловца снов» Кинга. Он лишь улыбнулся этой мысли и вернулся к беседе.
– Тогда просвети меня. Скажи, как дети-каннибалы одолели людей епископа?
– Да просто, – пожала она плечами. – Лектерцы выслали их на наш берег, к старой перевалочной станции. А потом достаточно было, чтобы какой-то чувак из-за реки выстрелил стрелой с привязанной веревкой. Ты ж, небось, в курсе, как это делается. Детишки протянули новую веревку – и ням-ням!
Когда девушка закончила говорить, Учитель задумался. Ее теория имела смысл. Давным-давно купцы с юга соединили оба берега Одера веревочной перетяжкой, благодаря которой доставляли товары своим резидентам на соседний остров без необходимости переправляться на другой берег самим. Механизм станции был очень прост: с одной и другой стороны устанавливали обычные шестеренчатые передачи. Крутя рукоять, можно было наматывать на них веревку, к которой люди с другого берега привязывали тюки с товаром.
– Сама додумалась?
Она гордо кивнула.
– Я это… ну, типа знаешь. Развернутая для своего возраста.
– Ага, – проворчал он. – Как газета, не меньше. И зачем ты мне врешь?
– Я?
– Девушка, ты настолько глупа, что и собственных пальцев сосчитать не сумеешь, а потому не нужно мне здесь по ушам ездить.
– Вот так? – фыркнула она, заглатывая крючок, словно голодный пильщик – ребенка.
– Вот так. Откуда ты узнала об использовании перевалочной станции?
Она надулась, но не принялась, как раньше, сразу же обзывать его. А значит, он был прав. Читал в ней, словно в раскрытой книге.
– В том самом борделе, в котором твоя старуха дает, – проворчала она наконец, после того, как попыталась сосчитать – без особого успеха – свои пальцы.
– Ну понятно, – сказал он, поднимаясь.
Дальнейший разговор с Искрой смысла не имел. Если он хочет добраться до Мяста до заката, пора отправляться в дорогу.
– Эй, ты что вытворяешь? – девушка тоже вскочила на ноги. – Отдавай моего шарика!
– Ты уже достаточно сожрала, – отмахнулся он. – А за брехню я не кормлю.
– Я не брешу! – в голосе ее звучало искреннее раскаяние. – Ладно, это была не моя траектория. Я подслушала, как наш предводитель с курьером говорит. Но все остальное – чистая правда.
– Да? И откуда ты знаешь, что атака на епископа – это не уловка сверхпапы, чтобы напугать окрестных уцелевших и не поглотить, наконец, ваши анклавы?
– Хотя бы оттуда, что я сама видела поджаренный огрызок епископа, – ответила Искра, недовольно кривясь. – Был, видать, скверный на вкус, а может, побрезговали, но морду ему не тронули. Поэтому я уверена, что это тот же чувак, что втирал нам за пару дней до того о небе.
– Да конечно. Так тебе и показали труп прирезанного епископа…
– Серьезно, – ударила она себя в плоскую грудь. – Его чуть ли не по всем пограничным анклавам провезли, с огромной помпой, как реликвию, – она говорила, не сводя взгляда с рюкзака, в котором снова исчезал кусок мяса.
– Ты невозможна, – покачал он головой, позвав жестом Немого.
– Спокуха. А как же иначе они набрали бы людей в крестовый поход?
– Какой-такой крестовый поход? – Учитель взглянул на девушку повнимательней.
– А как ты, мужик, думаешь, отчего я по-тихому из анклава свалила? Нынче ночью к нашему судье Наемник пришел, предводитель наш, и привел к нему несколько церковных важняков.
– А что ты в боксе судьи делала? – нахмурился Помнящий.
– Работала, если это тебя так интересует. Я предприимчивая.
– Понятно. Говори дальше.
– Слышала я через стену, как они о какой-то сверхпапской быле говорят.
– Булле.
Девчонка глянула на него с вызовом.
– Ты, дед, небось какой-то головной болячкой страдаешь. Ничего странного, что у тебя и все волосья повылезли. На говне только шампиньоны хорошо растут, чем бы они ни были…
– Что там с буллой?
– Не знаю, сказали только, что папа Томаш Третий объявил Святую Войну. Утром его гвардейцы должны окружить все приграничные анклавы. Согласно подписанным Виарусом и его парнями тракторам о взаимной помощи, церковное государство посылает в Армию Бога каждого, кто способен носить оружие.
Святая Война. Два этих коротких слова все меняли.
Учитель отложил рюкзак. Щурясь, поглядывал внимательно на девушку, стараясь увидеть хотя бы тень фальши в ее зеленых глазах. Но не нашел там этого. Была она задиристой, факт, но при том глупой как пробка и врать не умела. Он заметил это уже в начале разговора. Кроме того, какой смысл пугать его несуществующим крестовым походом, если еще несколько минут – и они разойдутся и никогда больше не увидятся?
Это была проблема. Дальнейшее путешествие в сторону Нового Ватикана не совпадало с его окончательной целью. Первый контакт с гвардейцами церковного государства мог закончиться тем, что их обоих заберут в так называемую Армию Бога и пошлют на соседний остров, откуда вернуться живым будет очень нелегко.
«Да что я там говорю, – подумал он. – Мало кто вообще переживет это гребаное приключение».
Слишком хорошо он помнил времена, проведенные в Черных Скорпионах, а потому не имел ни малейших сомнений, что стоит попасть в первую линию Святой Войны – и все закончится для них трагично. Ему нужно было подумать. Причем – быстро. Он сосредоточился, взвесил все «за» и «против» и пришел к очевидному выводу: другой дороги к Башне не было, а возврат в анклав Иного по понятным причинам в расчет идти не мог. А значит, придется выйти на поверхность. Причем, как минимум, дважды, чтобы миновать самые опасные отрезки подземной дороги.
«Поменял, называется, шило на мыло», – подумал он с горечью.
– Держи, – бросил он Искре кусок мяса. – Можешь сваливать.
Девушка подхватила сверточек на лету.
– Спасибо, дед, – пискнула она радостно.
Печеный шарик сразу же был спрятан в кожаный заплечный мешок, такой же ободранный и грязный, как и свисающее с костистых плечей мешковатое платьице. Девушка выглядела жалко даже по стандартам каналов.
– Погоди! – крикнул Помнящий, когда она всовывала свой скромный багаж в зев лаза.
– А вот теперь ты и правда можешь меня в сральник чмокнуть, старикан, – бросила она через плечо.
– Я не педофил.
– Как это? Ты ж сам сказал, что тебя зовут Учитель?
– И что с того? – спросил он, дезориентированный неуместностью ее слов.
– Как это – что? На тех, кто учит, говорится по-умному: педофилы.
– Педагоги, – поправил он автоматически.
– Серьезно? – она смешно нахмурилась. – Слышала, вас так называют, потому что целыми днями издеваетесь над детьми.
– Неправильно слышала.
– Да ладно тебе, педогол или как там тебя. Говори, чего хотел, а то время бежит. Скоро сюда могут люди привалить – из тех, кому война не по вкусу.
Помнящий глянул на часы. До побудки осталось полчаса. Он должен бы отсюда выбираться, если и правда не хочет застрять в этой камере. Искра была права: когда люди узнают, чего от них хочет сверхпапа, попытаются сбежать. Потому не исключено, что в любой момент пограничные проходы окажутся заблокированы