Южанин вздохнул так тяжко, что даже на мгновение оторвал губы от банки с пивом.
– Тоже так думаю, – сообщил он, – но это как бы нехорошо. Фёдоров считает, нужно всех. Потому что, грит, и от дураков дети бывают, а те не всегда идиоты, бывает, рождают и вовсе гениев. Так что и дуракам мы обязаны! И вообще, они же строили этот мир, хотя что понимали!..
Ламмер обронил в сторонке:
– Муравьи вон тоже строят. Их воскресим?
Гавгамел прорычал с великодушием льва, царя зверей и всего леса:
– Всех-всех!.. Возможности теперь хоть анусом вкушай, техника без дела ржавеет, занять её надо, а то насчет бунта размечтается. Да и мы наконец-то сделаем доброе дело, о котором так мечтал Фёдоров и этот, как ты его назвал, ага, Маяковский!
– И к которому столько готовились, – сказал в сторонке Новак. – Правда готовились?
Южанин отхлебнул пива, на лице проступило мечтательное выражение.
– Всё верно, мы можем, и потому надо. Даже надобно.
Я молчал, тоскливое нетерпение поднимается волнами, но до цунами далеко, со мной тоже что-то не совсем. Раньше бы рвал и метал из-за любой задержки, а теперь стал понимающим и прощающим отдельные недостатки соратников. Да и вообще остальных двуногих, что ошалели от счастья вечной жизни и всеобщего изобилия, дуреют не по-детски, а то и совсем за гранью.
Казуальник словно прочёл мои мысли, проговорил как бы нехотя, словно и не хочет, но что-то пока заставляет:
– Возможности у нас велики, да только дуракам дали. И вот так сразу. То жрать было почти нечего, а потом много и всего! А мы ж сперва делаем, а потом думаем, а на хрена?..
– Что на хрена? – спросил Южанин с интересом. – На хрена думаем? А в самом деле, зачем человеку думать? Мы что, немцы какие-то?.. Ещё инструкции, скажи, читать надо!
– Уже не надо, – сказал дотоле молчавший Тартарин. – Не получилось – брось в переработку, получи новое и поправленное. Сейчас любая дурость поправима, потому и дураком жить можно. Вот Явтуху раздолье…
Явтух буркнул:
– На себя посмотри, визажист.
Ламмер сказал тихонько, но мы с нынешним слухом даже с другой стороны планеты слышим все, что касается нас:
– Но злоупотреблять и дуростью не стоит…
Южанин изумился:
– Почему? А как же жить в удовольствие?.. В правильности какое счастье?.. Мы пьем за яростных, за неспокойных, за презревших… ну с этим те ребята переборщили, ну а так вообще любое дурачество – отдушина от этой скучной и слишком правильной жизни!
– Иди лупать скалу, – предложил Гавгамел.
– Сам иди, – ответил Южанин. – Я лучше буду не лупать, а лопать. Я бы Лукулла воскресил, чтобы угостить. Вот бы мужик обалдел за моим столом!.. Люблю смотреть, когда мне завидуют, такому сытому и толстому. Вот ты завидуешь, только помалкиваешь, я же вижу!
– Иди в жопу, – сказал Гавгамел беззлобно.
Глава 3
Южанин не ответил, только довольно улыбнулся, поглаживает живот, сытый и счастливый, как медведь, что спёр у пчеловода не улей, а всю пасеку.
Он вообще-то шел от победы к победе, а первая была ещё в те времена, когда в дикие времена Хрущёва волков впервые объявили санитарами леса, начали продавливать мнение, что не всех диких животных нужно убивать при встрече.
Южанин тогда встал в рядах самых яростных и непримиримых защитников дикого мира, хотя старшее поколение и ворчало, очень уж грубое нарушение традиций, но Южанин везде кричал о необходимости доброго отношения к зверям, собирал митинги, выступал на конференциях и в конце концов победил, дикие животные начали заходить даже в города, и там их не убивали и даже не гнали, а сбитых на дорогах машинами подбирали, лечили и выпускали в лес, это тоже дико и непонятно для старшего поколения.
И, наконец, вершина всего, когда ободрённые успехами правозащитники начали требовать, чтобы запрет убивать животных ввели и в баймах, а то при каче ради фарма убивают тысячами, подростки начинают привыкать к мысли, что убивать животных вообще недопустимо, нельзя даже в отношении самых опасных и чудовищных.
Гавгамел одно время тоже был с ним, но потом неожиданно для всех переметнулся в лагерь противников этой чересчурной идеи. Точно так же сумел возглавить и объединить разрозненные протесты и общее недовольство реднеков, дескать, надо различать реал и виртуал, а то совсем свихнемся. К тому времени от всеобщей толерантности стало тошнить и самых терпеливых, и он, ко всеобщей неожиданности, ту исполинскую битву в обществе сумел выиграть с заметным перевесом.
Победила трезвость, мобов продолжили мочить ради лута, игроделы тоже против запретов, как это отказываться от такой простой и понятной составляющей любых байм?
Я тогда промолчал, Гавгамел пока что прав, но этики все равно победят, мир катится в ту сторону. Уже побеждают, хотя и без широкой кампании. Виртуал становится таким близким к реалу, что можно и промахнуться в выборе, если, конечно, встретил на улице не орка или зомби.
Южанин прогудел довольным жирным голосом:
– О чем задумался?.. Видел с какой я вчера забавлялся?
– Да видел, видел… Ты же так бахвалится!
– И как тебе?
– Весьма, – сказал я. – Но всё-таки вешай на ней какую-то бирочку, что виртуальная штучка. А то Ламмер вчера клеил одну полчаса, ломалась и жеманничала, а потом просто ушла сквозь стену.
Он поморщился.
– Возможно, у нее только вторичные, первичных нет, потому и отказала?.. А так, может, и реальная, если знает, где баг, а где фича. Строители у нас ещё те. То в лестнице ступеньку пропустят, то в стене такие щели, олень пройдёт!
– Наверное, – предположил Явтух наивно, – сами не видят. Понабирают гастарбайтеров!
Никто не среагировал на шуточку, а Южанин заверил:
– Пусть виртуальная, какая разница?.. Для самоутверждения разве что. Виртуальную совокуплять комфортнее, сами знаете. С их стороны никаких запросов.
– Уже есть и с запросами, – ответил Явтух недовольно. – На хрена, спрашивается?..
– Для эстетов, – ответил я. – Всегда найдутся любители пожрать говна.
– Или для этиков, – согласился он. – Ну этих, которые ратуют за права виртуальных персонажей!.. В Сибирь бы этих дураков.
– В Сибири нынче тропики, – напомнил я. – По крайней мере, на трети земель.
– Тогда на Новую Землю!.. Или на урановые рудники!.. Добывали же декабристы зачем-то уран в глубине сибирских руд?.. Пусть знают, гады, что мы были людьми и останемся!
Он сказал это с напором и твёрдостью, вычеканивая каждое слово, будто вырубая в граните, как Адам свои заповеди, даже выпрямился и оглядел всех гордо, словно орёл с высоты.
Я промолчал, тоже так говорю, хотя всё реже, но только потому, что так говорили все в нашем окружении и всё ещё говорят, а повторяться – дурной тон, пусть повторение – мать учения, но это уже не повторение, а что-то вроде мантры.
Но все равно, мы – люди, ими и останемся. Человек – это звучит гордо. Хотя и трагически, а иногда и вовсе как совсем уж смешно, когда выглядим пародиями на обезьян.
Южанин небрежным взмахом длани удлинил и без того протяжённый стол, движением брови сменил скатерть на багрово-красную, это чтоб добавочно раздразнить аппетит, все шесть ножек сделал в стиле эпохи луёв, а столешницу без всякой величавости в быстром темпе заполнил блюдами из чистого золота, где жареные фазаны, рябчики и коричневые комочки мелких птичек, обжаренных в специях, я всё ещё не научился смаковать, твёрдо усвоив с юности насчет пережитков пещерного времени.
Гавгамел с интересом посмотрел на Южанина.
– Опять жрать? Как в тебя столько влазит?
Южанин ответил с достоинством:
– Мир тыщи лет голодал!.. То недород, то засуха, то мороз… Голодоморы стаей, как тараканы! Теперь мой долг есть вволю в память тех, кто умер в те страшные годы. Это я выказываю почтение предкам, ясно?
Гавгамел фыркнул, как огромный рассерженный слон.
– Это ж сколько надо сожрать?
Ламмер заметил с лицемерным сочувствием:
– Так поголодал бы в их память!.. Как иудеи в память Исхода.
– А как же наши традиции? – возразил Южанин. – На Руси веселие пити!
– Ты ж не русский, – напомнил Ламмер, – ох уже эти перевертни… С таким хорошо наперегонки говно есть, всегда всё сожрут сами.
Казуальник сказал благодушно:
– Девочки, не ссоритесь. Все будем лопать, разве не чуете аромат? Таких блюд и Навуходоносор не пробовал. Я за гедонизьм!
Гавгамел принюхался, ответил сумрачно:
– Ну… разве для сократить ожидание… А опоздавшим покажем только обглоданные косточки. Ты же готовил настоящих, непринтерных?
– А то, – ответил Южанин с гордостью. – Всё как в былые времена!.. Даже кое-где подгорело малость, полная натуральность!.. А вино, посмотри, какое вино!.. Не вино, а уже не знаю что. Прямо из подвалов Наполеона Бонапарта!
Я ощутил, как и во мне проклюнулся аппетит, молча ем вместе со всеми. Жареный гусь хорош, явно каплун, очень уж нежное мясо, просто тает во рту, непристойно для мужчины наполняя сладостной негой.
В стене напротив вспыхнуло, хотя входить можно и скромно, но это же Х-61, как не привлечь внимание к своей персоне, вышел из портала, бодро напевая:
– А путь и далек и долог,
и нельзя повернуть мне взад,
держись, геолог, крепись, геолог,
ты солнцу и ветру брат…
Казуальник сказал с иронией:
– Ты опять эти древние песни западных славян?
Х-61 сказал укоризненно:
– Да разве сейчас песни? Говно, а не песни!.. А вы всё жрёте?.. Для того ли Томас Мор положил голову на плаху, а Христа распяли?..
– И за это тоже, – заверил Южанин. – Они отдали жизни в борьбе за светлое будущее, а оно сейчас такое светлое, что глазам больно!
Казуальник сказал с пониманием:
– Любим песни, что слышали в детстве. А для новых душа, как устрица, захлопывает створки. Наверное, чтобы восторгаться песнями, нужно быть юным и глуповатым. А мы теперь уже как бы умные, местами даже мудрые. Садись, отрок!