Она изумилась:
– А у тебя не так?
– Не так чисто, – ответил я.
– Это потому, – сказала она обстоятельно, – что ты самец. А мы, женщины, всё делаем тщательнее. Хотя ваш мир бывает ярче, но наш… отшлифованнее. Добротнее.
Она снова села на траву так же легко и неспешно, с милым простым лицом, никакой косметики, обхватила руками колени.
– Хорошо здесь.
– Да, – ответил я и сел рядом, – и простор до самого горизонта… Только небо несколько не совсем.
Она поинтересовалась живо:
– А что не так?
Я пояснил:
– Взрослые редко на небо смотрят, но я всё же заметил, что часть привычных с детства звёзд исчезла, на месте других чёрт-те что…
– И что, – сказала она безразлично. – Пусть. Мало ли что там.
Я пробормотал:
– Но скорость света… вроде бы хоть и ого-го, но даже от ближних звёзд свет к нам годами!.. А от дальних сотни тысяч лет… То, что видим в небе, это же было тысячи тысяч лет тому! Если изменения – дело рук сингуляров, то здесь должны увидеть тоже через тысячи тысяч лет!
Она весело рассмеялась.
– Какие пустяки тебя занимают!.. У сингулров другие скорости. Во всём. Живут быстрее, передвигаются быстрее, работают быстрее… Скорость света, как бы тебе сказать, первая ступень из Третьего уровня. Сингуляры передвигаются на несколько порядков быстрее.
Я посмотрел на неё остро. Значит, это не она, как я вчера подумал. С того времени, как ушла от меня, минуло два года, а порог Сингулярной эпохи переступила, как сейчас помню, одиннадцать месяцев, три недели и два дня тому. Но это для меня скоро год, а в сингулярном мире профыркнули сотни тысяч лет, если не миллионы…
Она взглянула с сочувствием, голос прозвучал тепло и с заботой:
– С тобой всё в порядке? У тебя такое лицо…
Я тяжело выдохнул:
– Все норм, это я так. Бывает.
Она спросила тихо:
– Всё же бывает?.. Здесь разве не идеальная медицина?
Я отмахнулся.
– Не бери в голову. Медицина не виновата.
– Вот и хорошо…
Сердце бьётся всё сильнее, я чуть задержал дыхание, пытаясь смирить эту плохо контролируемую мышцу, поинтересовался почти обычным голосом:
– Но это ты… в самом деле? Ты же маленькая, чуть ли не дюймовочка. И голос был писклявый.
Она взглянула чуточку насмешливо, но мне почудилось некоторое смущение.
– Всегда хотела быть большой и крупной, как Валька Лизунова или Галя Вовк, если ты их помнишь. И чтобы голос мощный и сильный, как у Крокодильши, что вела у них уроки физкультуры.
Я перевел дыхание, стараясь делать это как можно незаметнее.
– Понял, понял. А вот мне повезло, никаких комплексов детства. Разве что по мелочи. Потому я как в песне, «каким ты был, таким ты и остался»…
– Казак лихой, – договорила она, – орёл степной. Помню. Но всё это детство. Вырасти из коротких штанишек всё ещё желания нет?
Говорит по-прежнему легко, но я уловил новую нотку, взглянул на неё прямо. Она не отвела взгляд, глаза ясные, как у Эльзы из Лоэнгрина, хотя сейчас можно взять себе любой облик, но этот кажется таким настоящим.
– Из детских штанишек, – повторил я. – Мы вроде бы выросли.
– Растяжимое понятие, – произнесла она негромко. – И натяжимое. Иные и до старости остаются… оставались. Таких было принято хвалить!..
– Ты очень… не та, – сказал я. – Почему именно эта личина?..
– Но ты меня ощутил?
– Сразу, – ответил я. – Но сам себе не поверил. Видимо, что-то есть такое… Как-то у тебя осталось от той…
– А у тебя?
Я помолчал, ответил нехотя:
– Остался весь. Потому и тоскливо.
Она чуть отвела взгляд, то ли чтобы не смущать, я всматриваюсь жадно, но что могу увидеть кроме того, что позволит увидеть, наконец она сказала тихо:
– Но ваше общество встряхнулось с этим воскрешением… Ожило!
– Ненадолго, – возразил я. – Малейшая трудность – все сразу в кусты.
– Но ты держишься?
Я поморщился.
– Как председатель я должен примерничать… Да и обидно. Настоящие трудности даже не начинались! А мы уже… Слишком привыкли, что всё как бы само. ГИИ даже сопли подтирает.
– Тебе это не грозит, – возразила она. – Я же знаю, ты всегда ощетинивался, когда натыкался на рогатки и стены. Завтра ждёшь народ с готовыми вариантами, что дальше и как?
– Да, – ответил я.
Она светло и сочувствующе улыбнулась.
– Успеха, герой.
Глава 10
Луна поднялась над краем земли, медленно поползла на верхушку неба, а я всё сидел на том же месте, посматривал на лениво перемещающуюся воду.
На этот раз не воссоздавал её облик, и так в памяти чёткий и ясный, вижу в её глазах море понимания и сочувствия, но отчетливо ощущаю и незримый барьер, что не позволяет ей даже чуть-чуть вмешаться, подтолкнуть, указать верное направление.
Возможно, сингуляры, пусть не все, но хоть какая-то часть, не стали вычёркивать из своего генома звериные черточки, что достались нам от длинной цепи лохматых предков, и это теперь связующее звено с нами.
Те, кто вычеркнул и полностью перестроил себя на кремнийорганику, вовсе перестали быть людьми, ушли на другие планеты и вообще в пространство, а мы остались хранить суть человечества в его неизменном виде.
Правда, наши предки очень бы удивились таким потомкам, но в целом, на взгляд вселенной, даже сингуляры – всё же то самое человечество, что вышло из пещер, пусть даже успело апгрейдиться, измениться, приобрести кое-какие новые возможности, но всё же суть наверняка прежняя: доминирование, захват новой кормовой базы, распространении своего вида на новые территории…
Хотя, конечно, это мои пожелания, а их направленная эволюция могла принять вовсе непостижимые мне формы.
Но Ванда права, народ глупеет, глупеет… Хотя это не она сказала, это я сам с неохотой дотащился до такой очевидной теперь идеи. Хотя началось не сейчас, только продолжили и углубили, как говорил наш секретарь парткома.
Видно было даже по тому, какие песни напевали тогда гомо сапиенсы, что вроде бы цари природы и венцы творения. «В траве сидел кузнечик», «А я играю на гармошке», «А нам все равно»…
Самые популярные из фильмов были тупые развлекухи: «Иван Васильевич», «Бриллиантовая рука», «Джентльмены удачи», «Кавказская пленница» и прочая незамысловатая хрень, мол, чем проще, тем понятнее, хотя знали, что ещё со времен Эллады жанр комедии создавался только для дураков и хилых разумом.
Мужчин начали называть мужиками, и они это приняли. А чо, с мужика спроса меньше.
Раньше такое было бы стыдно, старались держать уровень, но потом пришла демократия, ничего не стыдно, можно и дураком выглядеть… Помню, как появилась такая гордо-хвастливая реплика: «Вот такое я говно!»
Правда, ещё антропологи заметили, что у неандертальцев мозг был больше, а за последнюю тыщу лет уже и у кроманьонцев уменьшится, а у нас мозги усохнут до бабуиньих.
Жить стало легче, жить стало веселее.
Бездумно переместился в свою квартиру, только там спохватился, договаривались же пользоваться такими способами только в крайнем случае, «чтобы оставаться людьми», ну да ладно, сейчас мне так хреново, что этот пробой в пространстве можно списать на чрезвычайный случай.
Но в квартире стало ещё хреновее, чёртов комфорт и эта услужливая мебель, всё не так, точно не так, но не отказываться же от такой роскоши, это не в правилах человека…
Я рухнул на диван, тот попытался превратиться в кровать, но я заставил оставаться в прежнем виде, почти машинально вызвал в памяти образ Ванды.
Она соткалась из воздуха, словно привидение, просвечивает насквозь, нижняя половина тела настолько истончается, что ног нет вовсе, но глаза смотрятся как две звезды в полночь.
– Ванда, – проговорил я с трудом, – и что нам теперь? Счастливая жизнь не такая уж и счастливая?
– Никто, – ответила она тихим шелестящим голосом, – не знал заранее, какой она будет…
– Даже сингуляры?
– Даже они, – ответила она ещё тише. – Мы так устроены, останавливаться смерти подобно. Даже в полной безопасности и благополучии… И не важно, сингуляр ты или питекантроп.
Я огрызнулся:
– А что с того, что понимаю?.. Вы ушли далеко, совсем не люди. И вам до нас нет дела.
Она смолчала, я сам пожалел, что брякнул глупость, а кто же создал для нас рай и поддерживает его согласно нашим желаниям и представлениям о райской жизни, пусть даже и поручено все это ГИИ, а он, как посредник, часть их жизни и в то же время нашей.
Она сказала с некоторой грустью:
– Похоже, суть человека в самом деле в вечной борьбе. Те, кто не стал отказываться от вечного боя, ушёл дальше. Кто решил, что покой уже не только снится, те… ну наслаждаются вечным комфортом.
Я спросил в упор:
– И теперь нам всем деменция?
Она опустила взгляд.
– Ваш мозг в полном здравии, таким и будет. А за психикой должны следить сами, сингулярам вмешиваться неэтично.
– Кто не продолжает вечный бой, – уточнил я, – тем дорога вниз? К бабуинам?
– У вас теперь всё иначе, – уточнила она. – Раньше человек просто не успевал.
– И что будет с нами?
Она снова взглянула прямо и вопрошающе.
– А сам как думаешь?..
– Не хочу и думать, – сказал я. – Но лупать сю скалу не пойду.
Она грустно улыбнулась.
– А других вариантов не зришь? Я здесь потому, что мне показалось…
– Тебе не показалось, – ответил я.
Она прямо взглянула мне в глаза.
– Рада.
– Спасибо, – буркнул я. – И на этом.
Она колыхнулась в воздухе, словно под порывом ветра, но я молчал, и она медленно растаяла в воздухе.
Я стиснул челюсти так, что заныли зубы. Да, конечно, это с их стороны так называемое уважение и невмешательство, деликатничают, мы же подозрительны и обидчивы, с нами чем меньше общаться, тем лучше, всё равно будут виноваты.
Некоторое время пытался найти какую-то точку опоры, пусть и не такую надёжную, какую хотел Архимед, у меня цели попроще, но всё равно всё зыбко и трясинно, наконец как сквозь туман услышал далёкие голоса: