– Я хотела бы выйти на работу, – сказала мама вечером. Мы ели эмпанадас.
Мы с папой удивленно на нее посмотрели.
– Мама Марии дель Кармен рассказала, что в «Пинакотеке» нужны люди.
– Что это такое? – спросила я.
– Мебельный магазин.
– И что ты будешь делать? – спросил папа.
– Пойду продавщицей. Им опыт не нужен, домохозяйки подходят. Мама Марии дель Кармен там работала на каникулах, пока Мария дель Кармен ходила на художественную гимнастику.
Она могла перекувырнуться назад три раза подряд.
– Я тоже хочу на гимнастику.
– Я бы взяла по будням утренние смены, пока Клаудия в школе. А по субботам ты брал бы ее в супермаркет.
– А может, запишете меня на гимнастику?
– Это ни к чему.
– Но я хочу!
– Это обсудим в другой раз, Клаудия. Сейчас мы говорим о моей работе.
Мы посмотрели на папу.
– Не понимаю, зачем тебе работать.
Папа не понимал, но и возражать не стал. Каникулы закончились, и я вышла в школу, а мама – на работу.
Она рано вставала, завтракала с нами в пижаме, а потом уходила к себе и выбирала, что надеть. Я, уже причесанная и в форме, ей помогала. Мы выкладывали одежду на кровать, рядом на пол ставили туфли на каблуках и вытаскивали из шкатулки украшения.
– Надень лучше лазуритовые бусы, – говорила я.
Или:
– Эти туфли совсем сюда не подходят.
Лусила кричала снизу, что я опоздаю в школу, и тогда я целовала маму на прощание и бегом спускалась.
«Пинакотека» располагалась на Восьмой улице: двухэтажный особнячок с окнами, переделанными в витрины, в которых красовалась дорогая плетеная мебель. Я ее видела только снаружи, мельком, из окна машины, но прекрасно представляла себе, как мама, ужасно красивая, в нарядах, которые мы с ней выбрали, разговаривает с клиентами, а те теряют голову и смотрят только на нее, а не на мебель, которую она пытается им продать.
Мама всегда возвращалась раньше меня. Встречала меня довольная, с идеальным макияжем и горами историй. Не умолкая ни на секунду, рассказывала мне о клиентах, некоторые из которых были иностранцами и не говорили по-испански, о своих промахах в английском и в подсчетах скидок (у нее было не очень хорошо с процентами и с калькулятором), о том, чтó ей удалось продать и какие безумные цены в этом магазине.
Вечером, за ужином, она повторяла свои истории для папы, и мы снова смеялись над ними.
Однажды в пятницу я пришла из школы; мамы не было дома. Я обежала всю квартиру сверху донизу, ее спальню, мою, кабинет, ванную…
– Лусила, где мама? – прокричала я из коридора.
Лусила вышла из кухни:
– Она звонила, сказала, что сегодня немного задержится.
В руках у Лусилы была тарелка с моим обедом.
– Кушайте, пожалуйста.
Она отнесла тарелку в столовую, а сама ушла на кухню. Я села за стол. Квартира, хоть и была полна растений, казалась пустой и огромной. Джунгли уже ожили, листья зеленели, как будто мама только-только протерла их тряпкой. И тут снаружи звякнули мамины ключи, дверь открылась, по коридору зацокали ее каблуки.
– Привет, мам.
– Смотри. – Она достала кошелек.
– Какая куча денег!
– Ну не такая уж и куча, – рассмеялась она, – но это моя первая зарплата.
Вечером она повела меня в «Сирс». Вначале мы пошли в отдел игрушек, и мне понравилась кукла, похожая на Паулину. Потом – в отдел одежды, и там мне понравился джинсовый комбинезон с красной футболкой. Выбрать я не смогла, и мама купила мне все.
Потом мы пошли в «Дари». Заплатили и сели за столик, я держала свое мороженое. У куклы были каштановые волосы с рыжиной, не такие густые, как у Паулины, и голубые глаза, но дешевые, веки не закрывались, а ресницы были нарисованные.
– Они мертвые, – сказала я.
– Кто?
– Глаза. Ты сама посмотри.
Мама смотрела на «Зас». С этого расстояния, сквозь огни и сумерки, нам не было видно, что происходит внутри. У магазина стояли две машины, а между ними – дерево, листья его дрожали на ветру. Открылась дверь, и вышел мужчина. У него не было пакета с покупками, он не стал отходить далеко, просто вышел подышать воздухом. Это был продавец. Одет он был как Гонсало: светлая рубашка и облегающие черные брюки.
– Мам, спасибо за подарки.
Она медленно повернулась ко мне. Я улыбнулась:
– Они мне очень нравятся.
Прошло немного времени, и мама снова вернулась домой позже обычного, нарядная, накрашенная, с идеальной прической и украшениями, но без энтузиазма.
– Как же я устала.
Я сидела за столом и обедала.
– Тяжелый был день?
Она упала на стул:
– Ты посмотри, сколько времени. Я еле-еле сбежала. У меня ноги болят все время стоять.
Она скинула туфли.
– Бедная.
– Заявились три японца, я ни слова не разбирала. Показала им все товары, мы три раза обошли весь магазин – от одной стены до другой, первый и второй этаж. И что, как ты думаешь, они купили?
– Что?
– Самую дешевую фоторамку. Хозяйка меня же еще и обругала. Ты представляешь?
Я возвращалась из школы, мама сидела, опустив ступни в тазик с теплой водой.
– Старуха эта просто невыносимая.
– Какая?
– Да хозяйка.
Туфли валялись на полу, мама чертыхалась.
– Сегодня тоже был плохой день?
– Чудовищный!
Теперь она вечно была в плохом настроении, и лучше всего было оставить ее в покое и не задавать вопросов.
Я обедала – она переодевалась. Я делала уроки – она мылась. Я смотрела «Улицу Сезам» – она спускалась с грязной одеждой и отдавала ее Лусиле, чтобы та постирала.
– Руками, Лусила, вы меня поняли? Не хватало только, чтобы эта блузка села, она очень тонкая.
По вечерам, за ужином, она жаловалась на хозяйку, клиентов, которые ничего не покупали, на безумные цены и низкую зарплату.
Когда мама уволилась, мы все были рады.
– А эта старая фурия…
– А что она?
– Начала за что-то выговаривать – тут я ей все и выложила все, что накопилось.
– А ты что ей сказала?
– Чего я ей только не сказала.
Теперь, возвращаясь из школы, я заставала маму в постели с журналом. Я обедала, а она листала журнал. Я делала уроки – она листала журнал. Я смотрела «Улицу Сезам» – она листала журнал.
– Мам, – начала я как-то в понедельник, – мне нужна твоя помощь, нам по обществознанию задали. Тебе надо скопировать карту Колумбии и вклеить мне в тетрадь.
– А сама ты не можешь?
– Могу, но учительница сказала, чтобы мы попросили мам нам помочь.
Она отвела взгляд от журнала и посмотрела на меня, чтобы убедиться, что это правда.
– Клянусь тебе! Она сто раз повторила.
– Что домашнее задание должны делать мамы?
– Да. Скопировать карту из атласа и вклеить в тетрадь, очень аккуратно, ровненько, вертикально на одну страницу, а не горизонтально на две. И мы с ней будем работать целую неделю.
– Не понимаю.
– Пойдем в кабинет, я тебе покажу.
Там я уже все для нее подготовила и выложила на стол: кальку, карандаш, атлас, открытый на нужной странице, тетрадь и клей.
– Вот, тебе нужно скопировать карту и приклеить сюда, вот так. – Я показала на правую страницу разворота, провела по ней сверху вниз. – Не так. – Я провела по двум страницам разворота, горизонтально, слева направо. – Очень важно, чтобы карта была на одной странице.
Я снова показала, как правильно.
– Окей.
– Ты поняла?
– Ну конечно, Клаудия.
Она стала переводить, а я за ней наблюдала. Потом мне стало скучно, и я включила телевизор. Показывали «Улицу Сезам», которая как раз начала казаться мне глупой передачей. «Сверху, снизу и насквозь. Сверху, снизу, и насквозь. Кругом, кругом… Сверху, снизу и насквозь…» Господи боже мой, это же для детей из садика. Но потом появились Бето и Энрике в пижаме – один храпел, а другой смотрел на него. Я была заворожена.
– Готово, – сказала мама.
Я с трудом оторвалась от экрана и посмотрела на нее:
– Спасибо.
И тут же повернулась обратно к телевизору.
– Убрать тетрадь тебе в портфель?
– Ага.
Я по-прежнему больше всех любила Графа фон Знака и его замок с летучими мышами. «Вот я играю восемь нот, но только задом наперед, восемь клавиш под рукой, хочешь – слушай, хочешь – пой, но и задом наперед ноты очень любят счет. Но и задом наперед ноты очень любят счет».
Тетрадь я раскрыла только на следующий день, на уроке обществознания, когда скомандовала учительница. Я глазам своим не поверила. Карта была отлично скопирована, но приклеена горизонтально на две страницы. Не так, как я просила, а точно наоборот. Точно так, как учительница сказала не делать.
Пожилая, худая, в юбке до колен, с ровным пробором и волосами, спадающими по бокам, будто две шторы, она стала вызывать нас по одной, в алфавитном порядке, и проверять задание. Девочки подходили к ее столу, и каждой она ставила галочку, мне было видно.
Наступила моя очередь. Я встала, подошла к ней и положила тетрадь на стол. Закрыла глаза и вдохнула поглубже. Когда я открыла глаза, учительница держала мою тетрадь в руке и показывала всему классу.
– Ровно наоборот, – сказала она, мощный голос ее будто бы доносился из проигрывателя. – Ровно так, как я вам сказала не делать.
Она опустила тетрадь и посмотрела на меня:
– Чем вы это объясните?
Я промолчала.
– Вы не последовали моим указаниям. Как же можно было так приклеить карту? Посмотрите, что за кошмар. – Она с презрением захлопнула тетрадь. – Вы не попросили маму помочь.
Я удивленно посмотрела на нее.
– Так ведь? Не попросили?
У нее были очень темные карие глаза с желтоватыми белками. Я оглядела класс. Мои одноклассницы ждали ответа.
– Нет, – сказала я. Лучше уж пусть все думают, что это я сотворила такой кошмар.
Учительница покачала головой и вернула мне тетрадь:
– Ставлю вам ноль.
Я посмотрела, как она ставит мне ноль красной ручкой, и вернулась на свое место.
На перемене мы с Марией дель Кармен, достав еду, уселись друг напротив друга.