– Может быть, если вы расскажете обо мне… о том, кто я такой на самом деле… я что-то вспомню?
– Конечно! Я все тебе расскажу! Но сперва, – Катти глянула на огородников, которые по-прежнему глазели на них, – давай уйдем отсюда! Ты можешь проводить меня к дому, хозяйка разрешила…
Он с готовностью кивнул. Сказал:
– Я должен предупредить старшего. Подождите меня здесь, госпожа, – и, развернувшись, быстро зашагал к парникам.
Походкой Имара…
Катти кое-как сдержала свой порыв кинуться следом.
Госпожа… вот кто она теперь для своего мужа!
«Отец небесный, помоги мне!» – взмолилась она, когда он скрылся за дверью. – «Пожалуйста, пусть он меня вспомнит! Или пусть хотя бы поверит мне! И я уведу его отсюда… Мы вернемся домой!» – озарило ее вдруг.
И там, конечно, он вспомнит все – в знакомых с детства местах, среди знакомых людей!
Они так раздражали его когда-то, эти места и эти люди… не может быть, чтобы, вернувшись, он не почувствовал со временем того же раздражения снова! И не стал самим собой. Или не сумел хотя бы разглядеть в своей жене те качества, за которые полюбил ее когда-то, и полюбить заново…
Где же его носило, бедного, что стряслось с ним, отчего он потерял память? Через какие испытания ему пришлось пройти за целых семь лет блужданий по самым разным мирам, какие трудности преодолеть – не зная ни языков чужих, ни обычаев? Уж, верно, нелегко было… Это ей, Катти, повезло – она пустилась в путь не одна, во-первых, а во-вторых – по доброй воле, зная, куда идет и за чем. А он покинул родной мир случайно. И то-то, надо думать, был потрясен…
Мысль вдруг прервалась, словно споткнувшись обо что-то.
Неправильное, нелогичное. Беспокоящее.
Упущенное?…
Все могло быть – в голове и в чувствах у нее сейчас царил полный хаос, Катти прекрасно сознавала это. И напряглась, пытаясь сообразить, что именно ее кольнуло.
О чем она думала? О других мирах… незнакомых языках… испытаниях…
Потеря памяти, конечно!
Юргенс и его антидот. «Мы не знаем, чем нас кормят и поят. Можно напрочь забыть, зачем мы здесь»…
Вот оно. Ведь Имар мог лишиться памяти не раньше, чем оказался здесь, в этом бесовском мире. А именно здесь – если его и в самом деле опоили каким-то зельем. И это значит… что нужно и ему на всякий случай дать антидот. Вдруг…
Эта мысль тоже осталась недодуманной – он вернулся.
Выйдя из парника, первым делом отыскал ее взглядом, и на лице его выразилось такое облегчение, словно он и не надеялся застать Катти на том же месте.
– Мы можем идти, – сказал. – Меня отпустили, – и нерешительно улыбнулся.
От улыбки этой у нее снова заболело сердце.
– Пойдем! – Катти протянула ему руку.
Он торопливо сдернул грязные рабочие рукавицы, осторожно принял ее руку в свою. И они вдвоем зашагали к изгороди, за которой зеленел парк.
Не он повел ее к дому на самом деле, а она его – так уж вышло, из-за той неуверенности, которая стала теперь, казалось, присущей ему во всем. И, будучи не в силах думать сейчас еще и о выборе дороги, Катти машинально двинулась в ту сторону, куда ушли некоторое время назад Пиви и госпожа Никкола.
Поэтому, видимо, вместо того чтобы выйти к особняку, они оказались на берегу лотосового пруда. Где обнаружилась скамейка, сидя на которой можно было любоваться его красотами, и Катти не раздумывая потянула Имара к ней.
Не ради красот, конечно, тем более что и чудесные цветы эти выглядели такими же ненатуральными, как и все остальное здесь. Просто разговор им предстоял долгий, о вещах, что были значимы только для них двоих, и в дом спешить было ни к чему – уж какие там задушевные разговоры при посторонних, особенно при хозяйке!..
И, вспомнив о хозяйке, Катти вновь ощутила беспокойство.
Которое взялось грызть ее не переставая, о чем бы она ни говорила.
Рассказать Имару нужно было многое – об их родном городе, о том, как они встретились и полюбили друг друга, как складывалась их семейная жизнь, о злополучной ссоре, закончившейся его уходом из дому, – со всеми возможными подробностями, что могли бы всколыхнуть его память. Но сосредоточиться ей не удавалось, из-за привязавшейся вдруг неотступной мысли – а так ли уж легко будет выбраться из этого мира?
Не одной, а с мужем, которого госпожа Никкола подобрала неизвестно где и который теперь на нее работает? Незваных-то гостей отсюда рады выдворить, а как насчет слуги – трудолюбивого, безропотного, ничего не помнящего и благодарного за приют?…
Беспокойство все нарастало. И, не выдержав, Катти прервала рассказ и спросила:
– Как ты думаешь, отпустят тебя со мной? Я имею в виду – совсем? Домой?
Он встрепенулся.
– О, – сказал, – об этом не волнуйтесь, госпожа. Понадобится уйти тайком, так я знаю выходы, и давно ушел бы сам, если б было куда идти!.. Один – совсем близко, нас и спохватиться не успеют. Показать?
– Не сейчас, – с облегчением сказала она. – Я здесь с друзьями и не могу уйти, не предупредив их об этом.
Оживление в его глазах сменилось… разочарованием?
– А я бы мешкать не стал – вдруг все-таки спохватятся?
И, услышав это, Катти снова напряглась.
Что сделали время и потеря памяти с ее мужем? Имару, которого она знала, и в голову не пришло бы, что можно бросить друзей!..
– Простите, – поспешно и с раскаянием добавил он. – Я, кажется, сказал что-то не то? Ваши друзья, конечно, дороги вам?
Напряжение отпустило, и сердце ее затопила жгучая жалость к нему. Каково это – не помнить и обычных человеческих отношений, таких, как дружба?…
– Да, – сказала Катти мягко. – Очень дороги. Между прочим, когда-то и твоим любимым книжным героем был рыцарь, которого считали сумасшедшим – из-за того, что он пожертвовал ради друга всем и уступил ему даже свою невесту…
Он поднял брови, словно бы удивившись.
А она вновь попыталась унять сумятицу в чувствах и сосредоточиться на своем рассказе.
И уняла как будто… но беспокойство – казавшееся необъяснимым теперь, когда причин для него вроде бы не осталось, – так почему-то и не прошло.
Каждый взгляд на Имара по-прежнему ранил ее сердце.
Каждый взгляд усиливал это беспокойство…
О чем бы она ни говорила, в любимых серых глазах не мелькало ни единой искорки воспоминания или узнавания. Интерес – да, был. Но и только.
И ей все больше становилось не по себе.
К беспокойству постепенно примешивалось что-то еще.
Что именно – не понять…
Но в какой-то миг, в очередной раз заглянув Имару в глаза и снова ощутив болезненный укол в сердце, она утратила всякую охоту продолжать свой рассказ. Остановилась на полуслове и неожиданно для себя самой, словно подтолкнул кто-то, предложила ему:
– Умойся!
Он хлопнул глазами, тронул себя за щеку, покрытую черными разводами. Взглянул на свои руки, не менее грязные.
– Ох, – сказал и, неохотно поднявшись со скамейки, подошел к пруду.
Присел на корточки возле кромки воды и начал умываться.
Катти тем временем отыскала в кармане носовой платок, который и подала ему, когда он вернулся – не то чтобы отмытый полностью, но все же почище.
Он вытерся, посмотрел на нее с уже знакомой неуверенной улыбкой.
И Катти похолодела с головы до пят.
До нее дошло наконец…
Семь лет скитаний по чужим мирам. Семь лет нелегких приключений и испытаний.
И за это время он нисколько не изменился.
Глава 9
Не Имар.
Искусная подделка.
Под образ, извлеченный из ее памяти, – двадцатидвухлетнего юноши, с молодым и гладким лицом, без единой морщинки, без единого следа пережитого…
Конечно, откуда же кому-то знать, как Имар может выглядеть сейчас, почти в тридцать, после всего, что довелось ему испытать, когда она сама этого не знает!
И, разумеется, тот, кто сидит с нею рядом, просто обязан был «потерять память», иначе, заговорив об их совместном прошлом, наверняка что-нибудь да перепутал бы, и она могла бы заподозрить подделку сразу…
Удар был силен.
Ей сделалось так больно и так горько, что хотелось одного – разрыдаться.
Но Катти сдержалась.
Ни к чему этому коварному порождению бесовского мира видеть ее слезы. Ее разочарование.
Раскрой она один обман – на смену явится другой. И как она не поняла раньше?… Запугивание – не единственный способ заставить незваных гостей повернуть обратно. Их можно соблазнить, поманить несбыточной мечтой, исполнением желаний.
Во что, интересно знать, превратился бы этот «Имар», если бы она и впрямь ушла с ним отсюда? Поспешила бы домой, влекомая отчаянной надеждой, что любимый муж ее вспомнит? Забыв о том, зачем на самом деле сюда явилась?
Понятно, почему ему не было дела до ее друзей…
Господи… Пиви! Юргенс!
Ведь их обоих сейчас наверняка тоже обрабатывают! Не зря разлучили!
Она едва не вскочила со скамейки, но вовремя себя одернула.
Бесовские порожденья опасны.
Поэтому имеет смысл продолжить навязанную ей игру. Еще на некоторое время сделать вид, будто она верит, что нашла своего Имара. Вернуться в дом, увидеться с друзьями. Втроем они что-нибудь да придумают, найдут выход…
Сил поднять глаза и еще раз посмотреть на него не было. Но Катти заставила себя это сделать.
И снова похолодела.
Последняя надежда, еще таившаяся в глубине души, – на то, что она ошиблась, что рядом с нею все-таки Имар, – развеялась безвозвратно.
Бесовские порожденья читали мысли.
И он уже понял, что игра провалилась.
Выражение его глаз стало жестким, и теперь они походили на два кусочка льда, точь-в-точь как у госпожи Никколы. Но на губах еще держалась неуверенная улыбка.
– Я вижу, госпожа, – сказал он с деланной печалью в голосе, – что вы все-таки обознались. Кажется, я не Имар.
– Боюсь, что так, – ответила она.
Что случится, если будет сказана правда? Они же не подсунут ей второго «Имара» – это слишком…
– Моему мужу сейчас около тридцати, – собравшись с силами и тоже изобразив печаль, объяснила Катти. – Я не сразу поняла, что вы для него слишком молоды. Простите, – и добавила после некоторой заминки, с трудом припомнив имя, которое он называл, – …Бисмус.