Мне так и не удалось прочитать ей свое стихотворение, потому что через двадцать минут ее медсестра – женщина, а не мужчина, которого я видел в коридоре, – вызвала «Скорую помощь». Оказалось, что мамина маска от аппарата искусственной вентиляции легких засорилась.
Совпадение? Я в этом сомневался.
– Все верно, папа. Я знаю, что ты подослал Дэрила Райлера убить ее.
Я ухмыльнулся и похлопал отца по напряженному плечу, глядя, как забегали по сторонам его глаза. Ведь тот незнакомец, который выходил из маминой спальни незадолго до ее смерти, оказался братом Джозефины.
Я никак не отреагировал на испуг, отразившийся на лице отца. Ему на смену пришло понимание, а значит, настало время ударить сильнее.
– Кстати, раз уж речь зашла о нем. – Я слегка улыбнулся и разгладил невидимые складки на простыне из египетского шелка. – Я так обрадовался его кончине. Мне всегда казалось, что оплакивать его станет лишь твоя ненасытная женушка, так что не удивился, что его смерть стала своего рода услугой обществу, нежели трагедией. Сколько людей пострадало от Дэрила Райлера? Сколько еще преступлений он совершил? Скольких еще чужих жен он отправил на тот свет?
Отец все еще оставался в здравом уме. Так что, должно быть, сделал вывод, что это я убил Дэрила. Он всегда думал о своем сыне самое худшее.
Папа слегка пошевелил рукой, отчего по его телу прокатилась дрожь. С его губ сорвалось бульканье, а глаза расширились еще сильнее, но его медбратьев в коридоре слишком занимал спор о футбольных командах.
– Уже слишком поздно. Ты уже не сможешь изменить завещание, переиграть все и отдать все имущество Джо. Ведь даже врачи усомнятся, в здравом ли уме ты находишься. Кто знает, что работает в твоем мозгу, а что нет? Так что никому нет дела до того, что ты можешь сказать. А твои врачи и вовсе удивляются, что ты все еще жив. Хочешь моего признания? Я тоже этому удивлен. Почему ты так долго цепляешься за жизнь? У тебя же ничего нет, кроме денег. Вообще ничего. Вся твоя жизнь связана с работой. Ты сделал своей второй женой женщину, которая ненавидит тебя до глубины души, а о своем сыне ты не знаешь ничего – разве что цвет моих глаз.
Разговор в коридоре стих, но когда я обернулся к медбратьям и одарил их фальшивой улыбкой, они продолжили свою болтовню. Я же вновь посмотрел на извивающегося отца. Он так сильно дрожал, что меня бы не удивило, если бы его хватил удар прямо на моих глазах.
– А знаешь, не важно, кто унаследует все после твоей смерти. На сторону Джо некому будет встать. Она останется одна. И без защиты. Нет больше брата, который помогал ей строить козни и устраивать заговоры. Дэрил в могиле.
Я усмехнулся, но затем вспомнил выражение лица Служанки, появившееся у нее после моего рассказа о том, как умер Райли. Каким бы я ни был, мне не хотелось, чтобы она считала меня чудовищем. Убийцей.
– А вскоре и ты… После чего я уничтожу все, ради чего ты работал. Твою репутацию. Твое имущество. Твое имя.
Он так сильно выпучил глаза, что, казалось, они выскочат из глазниц. Из его носа и запястий торчали трубки. Казалось, отец хотел что-то сказать, но из горла вырывалось лишь бессвязное бормотание. Он говорил словно какое-то животное или зомби, что было не так уж далеко от правды. Какой человек отказался бы от своей жены и матери своего девятилетнего сына?
– Я пришел попрощаться с тобой, папа, – сказал я, а затем наклонился к нему так близко, что прижал его тело к кровати.
Не сдержавшись, я стиснул его неподвижную ногу, отчего в глазах отца вспыхнул страх. Ему так много хотелось сказать. Вернее, закричать. На меня. На медбратьев. Но он оказался пойманным в ловушке собственного тела.
– Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Там есть более важные дела, требующие моего присутствия. Но я хочу, чтобы ты знал – я любил тебя в детстве. А потом все изменилось. Так что я обещаю тебе…
Я наклонился еще ниже, прижимаясь губами к его уху. Отец вздрогнул и попытался пошевелить руками, но у него не хватало на это сил. А со стороны – для Джоша и Слэйда – наша поза выглядела прощанием, моментом, полным слез.
– Я обещаю, что испоганю все то, над чем ты так трудился всю свою жизнь. Начиная с этого хренова особняка. Кстати, он никогда мне не нравился. А затем примусь за твою компанию, распродам ее по кускам и вложу все полученные деньги в другие предприятия. Мне бы хотелось, чтобы ты увидел, как я разрушаю все, что имело для тебя значение, но этому не суждено случиться. Так что, наверное, к лучшему, что ты умрешь.
Как только слова слетели с мох губ, я выпрямился и подмигнул ему. Лицо отца побагровело от напряжения. Именно таким мне и хотелось его запомнить. Слабым. Побежденным. Поверженным. Я обернулся и улыбнулся медбратьям в коридоре.
– Прощай, отец.
В понедельник утром мы вместе со Служанкой приземлились в Нью-Йорке. Я разрешил ей отправиться в новую квартиру, потому что знал – она отчаянно желала увидеть свою младшую сестру, да и мне не хотелось вести себя как придурок с женщиной, которую действительно хотел видеть рядом с собой.
Конечно, я не упомянул, что квартира, в которой я жил несколькими этажами выше, на самом деле принадлежала Дину, потому что, на мой взгляд, это не имело никакого значения, да и вообще мне не хотелось говорить с ней о нем. Никогда.
Вдобавок у меня накопилось много работы. ЧБХ готовился к крупной сделке по слиянию двух крупнейших фармацевтических корпораций Америки. И да, контракт с одной из них я действительно увел из-под носа у Серхио и его компании.
Может, я и поступил нечестно, но меня это не волновало. Меня больше заботило, чтобы наши клиенты получали то, что им нужно. И то, что нужно нам. К тому же вряд ли из-за этого воображаемые дети Серхио начали бы голодать. Мы оба были богатыми ублюдками, крадущими клиентов у других богатых ублюдков. Как задиры на детской площадке.
И у некоторых это получалось лучше, чем у конкурентов.
Для нас подготовка и проведение такой сделки может стать переломным моментом не только в финансовом плане. Это возвысит нашу репутацию до небес. И мы не могли допустить, чтобы что-то пошло не так.
Несмотря на то, что, узнав об Эмилии, Дин бросил трубку, он продолжал мне звонить каждый день, как отчаявшаяся брошенная девушка. Но я игнорировал его, как ублюдок, который собирался украсть его бывшую. Вот только она никогда не принадлежала ему. Она всегда принадлежала мне.
С одной стороны, я вел себя так, потому хотел преподать ему урок, а с другой – я слишком наслаждался нью-йоркским офисом, чтобы вернуть контроль над ним обратно. Конечно, когда-нибудь я это сделаю. Но не сейчас. Приближалось Рождество, а встречать его в Калифорнии – полный отстой.
Кроме того, мне негде было провести праздники, а в Нью-Йорке я становился всего лишь одной из многих одиноких душ. А Дин собирался провести эти дни со своей семьей в Тодос-Сантосе. Так что на самом деле я оказывал ему услугу.
В кои-то веки я приехал в офис в прекрасном настроении. Я ни на кого не наорал. Ничего не сломал. Не нахамил секретаршам и администраторам и даже не вспылил на парня, который попытался перехватить мое такси. На самом деле я с совершенно равнодушным видом наступил ему на ногу, прежде чем забраться на заднее сиденье машины. От некоторых привычек трудно избавиться.
Когда я подъехал к дому, мой телефон запищал. Это пришло электронное письмо с контрактом, подписанным обеими сторонами. Слияние прошло успешно. Это означало, что в течение часа эта охренительная новость окажется на каждом североамериканском сайте, связанном с финансами и экономикой.
И за этим стояли мы. Я едва сдерживал охвативший меня восторг.
Но стоило мне загрузить документ, чтобы на своем экране полюбоваться подписями, как мне позвонил Джейми. Я тут же поднял трубку.
– Черт побери. Чувак, мы богаты! – Он рассмеялся.
– Баснословно богаты, – спокойно поправил я. – Слова признательности оставь при себе.
– Баснословно богаты, – слово в слово повторил он. – А ты чертов придурок, братан.
– Это давно не новость, – сказал я, присоединяясь к его смеху, когда на заднем плане послышались голоса Мел и его дочери Дарьи.
– Я собираюсь отпраздновать это событие со своей семьей. Поговорим завтра, засранец.
И Джейми повесил трубку.
Через секунду мне позвонил Трент.
– Чтоб меня черти взяли! Неужели это правда? – воскликнул он и тут же засмеялся.
Я закатил глаза, но через мгновение тоже начал смеяться.
– Похоже, так и есть.
– Слушай, я сейчас у родителей. Мы собираемся на предрождественский ужин к родителям Дина, так что я позвоню тебе завтра, чтобы расцеловать твою задницу за эту сделку, Вик. Надеюсь, ты тоже сегодня хорошо повеселишься. Пока.
Я повесил трубку, прекрасно осознавая, что не стану веселиться.
Мои друзья планировали отпраздновать сделку со своими семьями, я же буду сидеть в пустой квартире, которая даже не принадлежала мне, и есть еду навынос или трахать какую-нибудь незнакомку, о которой забуду через несколько часов.
Это удручало.
И казалось несправедливым, ведь именно мне следовало отмечать успех.
И чертовски раздражало, потому что то, чего мне так хотелось, находилось в пределах досягаемости.
Может, именно поэтому я и оказался перед ее дверью. По правде говоря, у меня не было причин ее искать. Она моя помощница, а также женщина, которую я обидел. И мне следовало хоть раз оставить ее в покое.
Но я не хотел этого делать. Мне хотелось трахнуть ее и избавиться от этого странного влечения к ней раз и навсегда.
Надеясь, что мне откроет не чертова Рози, я постучал в дверь. А через несколько секунд постучал вновь, но уже кулаком. И только после этого услышал шаги. Когда она открыла дверь, меня охватило дикое желание рывком притянуть ее к себе и целовать до тех пор, пока не опухнут ее губы. Но я не мог этого сделать, поэтому просто улыбнулся и слегка ослабил галстук. На ее лице виднелись пятна коричневой, желтой и зеленой красок. Землистых цветов. Ее виски блестели от пота и их облепили сумасбродные пурпурные волосы. Она была в ярких легинсах и мешковатой, заляпанной краской белой рубашке. И босиком.