Кэллам кладет меня на спину и забирается сверху. Он смотрит мне прямо в глаза, его светло-голубой взгляд встречается с моим дымчато-серым.
Обычно я смотрю ему в глаза, когда злюсь, пытаясь подавить его взглядом. Мы еще никогда так не смотрели друг на друга – открыто, с любопытством, вопросительно.
Кэллам вовсе не робот. Он чувствует все то же, что и я. Может, даже больше, потому что вечно пытается запрятать свои эмоции поглубже.
Впервые муж прижимается к моим губам с нежностью. Его язык пробует меня на вкус, исследует меня.
Я целую его в ответ, мои бедра все еще двигаются в такт. Чувствую, как внутри нарастает еще один оргазм, продолжение первого. Почему наши тела так идеально подходят друг другу, когда в остальном мы абсолютно противоположны?
– Ты моя, Аида, – рычит Кэллам мне в ухо. – Я убью любого, кто попытается прикоснуться к тебе.
С этими словами он кончает в меня. И я кончаю тоже, второй оргазм даже сильнее первого. Самый сильный, что я когда-либо испытывала. Не знаю, выживу ли я после этого.
Кэллам
К счастью, мы с Аидой первыми прибываем домой – лоскуты ее платья разбросаны по всему лимузину, и ей нечего накинуть, кроме моего пиджака.
Впрочем, ей плевать. Раскованная, как всегда, она просто обвязывает мой пиджак вокруг тела и выбегает босая, по пути радостно салютуя шоферу.
Я собираюсь последовать за ней, но чувствую, что в кармане вибрирует телефон – отец хочет устроить мне взбучку.
– О чем ты, на хрен, думал?! – говорит он в ту же секунду, как я снимаю трубку.
– Этот кусок дерьма пытался оскорбить мою жену.
– Ты ввязался в драку на своем собственном вечере. С Оливером Каслом! Ты понимаешь, как это выглядит?
– Ему повезло, что я не размозжил его башку.
– Если бы ты это сделал, уже сидел бы в тюрьме, – кипит мой отец. – Это тебе не какой-то студентик, Генри Касл – один из богатейших людей Чикаго. Он пожертвовал пятьдесят тысяч в твою компанию.
– Возврата он не дождется, – говорю я.
– Тебе придется дать ему гораздо больше, чем возврат, если ты не хочешь, чтобы он сорвал твою гонку.
Я так сильно стискиваю зубы, что они, кажется, вот-вот треснут.
– Чего он хочет? – спрашиваю я.
– Узнаешь завтра утром. 8:00 в «Кейстоун Капитал». Не опаздывай.
Твою мать. Генри Касл даже хуже, чем его сын – высокомерный, напыщенный и мегатребовательный. Он захочет, чтобы я пресмыкался и лобызал его кольцо. Я же хочу кастрировать его, чтобы этот урод не производил больше дерьмовых сыновей.
– Я приду, – отвечаю я.
– Сегодня вечером ты потерял контроль, – говорит отец. – Какого хрена происходит между тобой и той девчонкой?
– Ничего.
– Жена должна быть активом, а не обузой.
– Аида ни в чем не виновата. Я же сказал, что это Касл.
– Разберись с этим. Она не должна отвлекать тебя от цели.
Я отключаюсь, и меня разрывает от несказанных слов, которые хотелось прокричать в трубку.
Это отец вынудил меня жениться на Аиде, а теперь он злится, что она не похожа на пешку, которую можно как угодно двигать по полю, как все остальные?
Вот что восхищает меня в супруге. Ее свобода и ее непреклонность. Я поставил на кон все, чтобы заставить ее надеть проклятое платье. Она бы ни за что не стала пресмыкаться перед Генри Каслом. И я тоже не стану.
Направляюсь наверх в нашу спальню, думая, что Аида чистит зубы и готовится ко сну.
Вместо этого она набрасывается на меня, как только я вхожу в комнату. Аида крепко целует меня и тянет к кровати.
– Ты не устала? – спрашиваю я.
– Еще даже двенадцати нет, – смеется она. – Но если ты предпочитаешь поспать, мой старичок…
– Давай узнаем, чего стоит утомить тебя, сумасшедшая девка, – отвечаю я, бросая ее на матрас.
На следующее утро Аида еще спит, когда мне приходится вставать на встречу к Генри Каслу. Я укрываю одеялом ее голые плечи, хотя прятать от глаз эту гладкую сияющую кожу кажется преступлением.
Аида кажется утомленной после той возни, что мы устроили ночью. Почти час мы занимались чем-то, гораздо больше похожем на борьбу, чем на секс. Аида испытывала меня, мою энергию и выносливость, проверяла, позволю ли я взять ей контроль.
Черта с два я бы сдался первым. Каждый раз, когда она пыталась взять верх, я снова прижимал ее и безжалостно трахал, пока мы оба не начинали задыхаться и обливаться потом.
Я видел, как ее возбуждает моя сила, понимание того, что я не уступлю ни на дюйм. Аиде нравится подталкивать меня, смотреть, как далеко она может зайти, прежде чем я сорвусь. Она делает это и в спальне, и в жизни.
Что ж, я гребаная скала, которую не столкнуть. И очень скоро она в этом убедится.
Как убедится в этом и Генри Касл. Он ждет, что я приду в его офис унижаться, но этому не бывать.
Так что когда его секретарша просит меня сесть и подождать перед дверью, я отвечаю: «Мы договорились на восемь» – и стремительно захожу.
Как я и думал, Генри сидит за столом и не делает ни хрена.
Это крупный, абсолютно лысый мужчина, его некогда мускулистое тело заплыло жиром. Касл-старший носит свободные костюмы с широкими плечами, что придает ему еще больше массивности. Единственное черное пятно на его безволосой голове – это брови, и смотрятся они довольно неуместно.
– Гриффин, – произносит он, холодно кивая и пытаясь придать голосу командные нотки.
Жестом Касл предлагает мне сесть напротив стола. Стул низкий и узкий, нарочито противопоставленный тому, на котором сидит сам Генри.
– Нет, благодарю, – отвечаю я и продолжаю стоять, небрежно облокотившись на край стола. Теперь я смотрю на него сверху вниз, и мужчину это явно раздражает. Он тут же встает сам, делая вид, что хочет рассмотреть какие-то фотографии на своей книжной полке.
– Оливер мой единственный сын, – говорит Генри и берет с полки фотографию в рамке. На ней запечатлен мальчик, бегущий к воде. За ним виднеется дом – маленький, голубой, больше похожий на избушку. Песок подходит к самым его ступенькам.
– М-м, – неопределенно киваю я. – Где это?
– Честертон, – коротко отвечает Генри. Ему хочется вернуться к основному разговору. Я же ухожу от темы, усиливая его раздражение.
– Часто туда ездите?
– Бывало. Каждое лето. Я недавно его продал. Хотел раньше, но Оливер устроил скандал. Он более сентиментальный, чем я.
Генри решительно ставит фото на место и поворачивается ко мне. Его широкие черные брови низко нависают над глазами.
– Ты напал на моего сына вчера вечером, – говорит он.
– Он напал на мою жену.
– На Аиду Галло? – со смешком переспрашивает Генри. – Без обид, но я бы не верил ей на слово.
– Это оскорбительно, – говорю я, выдерживая его пристальный взгляд. – Не говоря уж о том, что я видел это собственными глазами.
– Ты приказал охране его вывести, – кратко бросает Генри. – Я ожидал лучшего обхождения с самым щедрым из твоих спонсоров.
Я фыркаю.
– Умоляю. У меня куча денег. Я не собираюсь продавать свою жену за пятьдесят кусков. И, в любом случае, я веду дела с вами, а не с Оливером. Сомневаюсь, что его пьянство – сюрприз для вас. Так что давайте перейдем к тому, что вас действительно беспокоит.
– Хорошо, – резко отвечает Генри. Его лицо покраснело, отчего лысина блестит больше обычного. – Я слышал, что ты продаешь Марко Рико собственность «Транзит Авторити». Я хочу ее.
Боже. Я еще даже не олдермен, собственность не продается, а пол-Чикаго уже хочет прибрать ее к рукам.
– Вы не один в ней заинтересованы, – говорю я, постукивая пальцами по поверхности его стола. – Я рассмотрю все предложения.
– Но отдашь мне, – произносит Касл с угрозой в голосе.
Может угрожать сколько угодно. Я не собираюсь отдавать ничего бесплатно.
– Если цена меня устроит, – отвечаю я.
– Тебе не нужен такой враг, как я. – Генри возвращается за стол, но не садится, чтобы возвышаться надо мной. Увы, это не работает, когда ты не самый высокий мужчина в комнате.
– Уверен, вы что-нибудь придумаете, – замечаю я. – В конце концов, на этой двери написано «капитал».
Его лицо все наливается. Кажется, будто у него вот-вот лопнет кровеносный сосуд.
– Я свяжусь с твоим отцом насчет этого, – шипит он.
– Не утруждайте себя, – отвечаю я. – В отличие от вашего сына, я сам отвечаю за себя.
Аида
Кэллам просыпается рано, тихонько проскальзывает в душ и закрывает дверь в ванную, чтобы не разбудить меня шумом льющейся воды.
Когда я, наконец, окончательно просыпаюсь, то понимаю, что он уже давно ушел, вероятно, на какую-то встречу. В воздухе до сих пор стоит запах его шампуня и крема после бритья. Этот аромат все больше начинает казаться мне сексуальным.
Я наслаждаюсь воспоминаниями о вчерашнем оргазме.
Ни за что бы не подумала, что Кэллам Гриффин способен быть таким страстным, таким чувственным. Честно говоря, это лучший секс в моей жизни, с худшим для меня человеком. Вот такой парадокс. Я даже начинаю испытывать к Кэлламу симпатию, хотя это вообще не входило в мои планы.
Голова идет кругом. Какого черта творится? У меня начинается стокгольмский синдром из-за того, что я так долго якшаюсь с Гриффинами?
К счастью, сегодня я собираюсь домой, так что могу немного прийти в себя.
Жаль, повод не слишком радостный – годовщина смерти моей матери. Этот день я всегда провожу с отцом и братьями.
С нетерпением жду нашей встречи. Не была дома с самой свадьбы. Интересно, будет ли все ощущаться как-то иначе, раз теперь я живу в другом месте?
Особняк Гриффинов ни хрена не кажется домом. Кое-что мне в нем нравится – особенно кинотеатр и бассейн. Остальное же такое раздражающе чистое, словно в любой момент туда может нагрянуть фотограф из модного журнала. Большинство диванов, похоже, и вовсе не предназначены для сидения – они завалены мягкими подушками и напрочь лишены таких уютных аксессуаров, как книги или пледы.