Мне стоит говорить все, что он хочет. Делать все, что он скажет. Я ни разу не признавалась Кэлламу в любви. Вряд ли так сложно будет от нее отречься.
Я открываю рот. Но не издаю ни звука.
– Нет, – говорит Оливер, медленно качая головой. – Нет, это неправда. Ты не любишь его. Ты вышла за него замуж только потому, что должна была. Тебе на него плевать.
Я с силой сжимаю губы.
Я думаю о Кэлламе, толкающем меня на спинку кожаного сидения и опускающемся на колени в лимузине. Думаю о том, как он обнял меня и без колебаний прыгнул в ту трубу, когда люди Мясника наставили на нас оружие. Думаю о том, как он сказал, что мы должны работать вместе каждый день. И как взял меня за руку вчера вечером за ужином.
– Вообще-то… – медленно произношу я, – люблю. Я действительно люблю его.
– НЕТ, НЕ ЛЮБИШЬ! – ревет Оливер.
Он наотмашь бьет меня по лицу, сбивая на пол. Меня словно прибило медвежьей лапой. В этом ударе столько силы, что все мое тело обмякает, и я едва успеваю сгруппироваться, прежде чем падаю на пол.
Я чувствую во рту вкус железа. В ушах звенит. Я сплевываю на пол кровь.
– Просто отвези меня домой, – бормочу я. – Ты не получишь, чего желаешь.
– Ты не поедешь домой, – безжизненно произносит Оливер. – Вы все одинаковые. Ты, мой отец, гребаный Кэллам Гриффин… Вы просто даете кому-то что-то, позволяя им это иметь, пользоваться этим и верить, что это принадлежит им навсегда. А потом вы снова вырываете это у них из рук просто потому, что вам так захотелось. Так вот, этого больше не случится.
Оливер возвращается к своей сумке с инструментами и достает свернутую веревку.
Кажется, на самом деле это не сумка с инструментами. Потому что какого хрена у него там делает веревка?
Кажется, Оливер уже довольно давно запланировал нечто большее, чем ремонт дома.
Я пытаюсь убежать, но едва могу стоять на ногах. Оливеру не составляет труда связать меня, как цыпленка, и засунуть тряпку мне в рот.
Он присаживается передо мной на корточки, его лицо в нескольких дюймах от моего.
– Вот кое-что, что ты должна уяснить, Аида, – говорит он глухим и хриплым голосом. – Я не могу сделать тебя своей. Но могу сделать так, чтобы ты ни была больше ничьей.
Я бормочу что-то сквозь кляп.
– Что? – спрашивает Оливер.
Я повторяю снова, на этот раз громче. Оливер приближает ко мне лицо.
Я откидываю голову назад и изо всех сил бью его лбом в нос.
– ТВОЮ МАТЬ! – вопит Оливер, хватаясь рукой за нос, между его пальцев стекает кровь, – Какого хрена, Аида, ты, СУКА!
Оливер бьет меня снова. На этот раз, падая, я проваливаюсь прямо сквозь пол в густую, тихую темноту.
Кэллам
Я не знаю точный адрес коттеджа Каслов, знаю только то, что он находится где-то под Честертоном, и рядом есть озеро. Но, думаю, смогу его вычислить по цвету и общему расположению.
К сожалению, вдоль этого побережья хренова туча маленьких голубых пляжных домиков. К тому же уже темнеет, а эта часть пути освещена не очень хорошо. Я едва могу разобрать, какой дом голубой, а какой – серый или зеленый.
Я ищу взглядом «Мазерати» Оливера, но не могу полагаться на это наверняка – возможно, он приехал на чем-то другом.
Во всяком случае, я могу спокойно проезжать мимо домов, наполненных смехом и звуками вечеринки – где бы ни была Аида, дом будет тихим и уединенным, в этом я уверен.
Я опускаю окно и пытаюсь лучше рассмотреть коттеджи, которые находятся в отдалении от дороги, наполовину скрытые за деревьями.
Некоторые подъездные дорожки такие тусклые, что я едва могу их разглядеть. Я даже почти проезжаю мимо одного из коттеджей, не замечая нечетких следов в траве. Пока не обращаю внимания на легкий запах дыма.
Он настолько тонкий, что я не сразу понимаю, что именно почувствовал. Но тело реагирует моментально – волоски на загривке встают дыбом, а сердце начинает бешено стучать. Это первобытный, пугающий запах. Предупреждение об опасности.
Я бью по тормозам, резко выворачивая руль влево. Еду по длинной извилистой тропинке туда, где начинаются деревья. Меж ними стоит маленький голубой пляжный домик, который я уже видел однажды на потрепанной фотографии.
И действительно, возле дома припаркован серебристый «Мазерати». Его багажник открыт.
Я, черт возьми, знал это.
Останавливаю машину и надеюсь, что Оливер не услышал рев моего двигателя и не увидел, как я подъезжаю. Я соскальзываю с водительского сидения и прячусь за машиной, пытаясь изучить обстановку.
Отправляю короткое сообщение братьям Аиды. Я в часе езды от Чикаго, так что они не скоро сюда доберутся.
Запах дыма становится отчетливее. Кроме того, за шелестом деревьев на ветру мне кажется, я различаю треск горящей древесины. Свет в доме погашен, но в задней части дома можно заметить тревожное оранжевое свечение.
К черту все, я не могу ждать. Если Аида там, я должен ее вытащить.
Я бегу к дому, стараясь держаться пониже, и достаю пистолет. Впрочем, я опасаюсь пользоваться им в темноте, не зная, где находится Аида. Даже случайная пуля, пробившая стену, может ненароком попасть в нее.
Обхожу дом, заглядывая в окна, но там не видно ни зги, так что я пытаюсь открыть заднюю дверь. Она не заперта. Как только я открываю дверь, оттуда вырывается облако густого черного дыма, и мне приходится наклониться еще ниже, одновременно прикрывая лицо предплечьем в попытке заглушить кашель.
Приток свежего воздуха подпитывает пожар. Я слышу, как он всасывает кислород, становясь горячее и больше. Кухня охвачена пламенем, шкафы, столешницы, пол и потолок – все в огне.
Пытаясь его обойти, я спотыкаюсь обо что-то относительно мягкое. На секунду меня охватывает надежда, что это Аида, но я понимаю, что это всего лишь старый матрас.
Я хочу позвать ее, но не могу рисковать и привлекать внимание Оливера, где бы он ни был. Стараюсь обыскать первый этаж насколько это возможно, учитывая дым и темноту, мешающие мне добраться до кухни и коридора за ее пределами.
Аида должна быть наверху. Должна, иначе все это место сгорит дотла, прежде чем я отыщу ее, и я не могу даже думать об этом.
Так что я натягиваю рубашку на нижнюю часть лица и бегу вверх по лестнице, думая лишь об Аиде.
Как только я поднимаюсь, Оливер нападает на меня сбоку со всей скоростью и мощью атлета, которым он когда-то был. Он врезается в меня с такой силой, что мы влетаем в противоположную стену, проваливаясь сквозь гипсокартон. Мой пистолет, вращаясь, летит по коридору, ударяется о дверной косяк и исчезает в одной из комнат.
Оливер бьет меня обоими кулаками, беспорядочно нанося удары по голове и телу. К несчастью, один из его ударов приходится прямо на мою любительскую аппендэктомию. Швы расходятся, и я реву от боли.
Он на дюйм ниже меня, но тяжелее фунтов на тридцать. Да и к тому же участвовал не в одной университетской драке.
Впрочем, Касл не тренированный боец. Отойдя от первого шока и стремительного нападения, я принимаю стойку и отражаю несколько тычков, чтобы затем ударить его в живот и в челюсть.
Оливер словно не замечает ударов. Его едва можно узнать – волосы спутались, в глазах безумный блеск, а под носом, вокруг рта и подбородка, запеклась стекающая кровь, образовав какую-то жуткую козлиную бородку.
– Где она, гребаный ты психопат? – кричу я, занося кулаки.
Оливер размазывает по лицу тыльной стороной ладони свежую кровь из носа.
– Она принадлежала мне первому и будет принадлежать мне последнему, – рычит он.
– Она никогда не была твоей! – кричу я.
Оливер снова бросается на меня, хватая за колени. Он настолько безрассуден и разгорячен, что сбивает меня с лестницы. Мы летим кувырком, и я стукаюсь головой о ступеньку.
Каслу, впрочем, достается сильнее. Он оказывается снизу, когда мы достигаем подножия лестницы, и вырубается – или только делает вид.
Дым в воздухе стал еще гуще. Я тяжело дышу после драки и сгибаюсь пополам в приступе кашля, такого сильного, что он острой болью отдается в ребрах, словно я только что вывернул одно из них. Или Оливер сломал его, когда бросился на меня своим гигантским телом.
С трудом я вновь поднимаюсь по ступенькам, крича:
– АИДА! Аида, где ты?
Крик царапает мое наполненное дымом горло. Я кашляю сильнее, слезы ручьем текут из глаз.
Оливер хватает меня за лодыжку, и дергает за ногу, лишая равновесия. Я падаю прямиком на верхнюю ступеньку, со всей силы впечатываясь челюстью в острый деревянный угол. Я пинаюсь, пытаясь вырвать ноги из хватки, и попадаю каблуком своей парадной туфли прямо Оливеру в глаз. Он кубарем катится назад, обратно к подножию лестницы.
Я снова карабкаюсь наверх. Второй этаж заполнен дымом, и я ощущаю жар, поднимающийся от кухни. Должно быть, в огне уже весь первый этаж. Я даже не уверен, что мы сможем спуститься по лестнице. Если, конечно, Аида здесь, наверху.
Она должна быть здесь. Потому что, если она где-то внизу, она уже мертва.
Я бегу по коридору, распахивая каждую дверь и оглядывая каждое помещение. Ванная. Бельевой шкаф. Пустая комната. Наконец в конце коридора я нахожу хозяйскую спальню. В ней, как и во всем доме, нет мебели – ведь дом выставлен на продажу. Но посреди пола лежит фигура. Руки связаны спереди, ноги перетянуты веревкой, голова покоится на подушке. Славно. Я рад, что он позаботился о ее комфорте, прежде чем сжечь заживо.
Я бегу к Аиде, поднимаю ее голову и поворачиваю лицом к себе, чтобы убедиться, что она в порядке.
Я прижимаю пальцы к ее горлу. Наконец, чувствую пульс. Когда я наклоняю ее лицо, закрытые ресницы трепещут.
– Аида! – кричу я, поглаживая большим пальцем по ее щеке. – Я здесь!
Ее глаза открываются, затуманенные и ошеломленные, но определенно живые.
– Кэл? – хрипит она.
Нет времени развязывать. Я хватаю ее и закидываю на плечо. Когда я поворачиваюсь к дверному проему, то вижу неуклюжую фигуру, преграждающую нам путь.