Но в офисе компании “Джеймс Наварр и партнеры” благодаря кондиционерам было прохладно. Едва Пип открыла рот, как секретарша повела ее к большому, обшитому деревянными панелями кабинету, у двери которого стоял, поджидая посетительницу, мистер Наварр. Седой, маленького роста, он явно был из тех мужчин, что скованно чувствуют себя в немятой одежде.
– Боже ты мой, – проговорил он, глядя на Пип. – Неужели вы и правда ее дочь?
Она пожала ему руку и проследовала за ним в кабинет. Секретарша принесла ей бутылку холодной воды и удалилась. Мистер Наварр не спускал с нее глаз.
– Спасибо вам, – сказала она, – что согласились со мной встретиться.
– Спасибо вам, что приехали.
– У меня есть мамины фотографии, если вам интересно.
– Разумеется, интересно. Да я и обязан поинтересоваться.
Пип протянула ему телефон. Чтобы не выдавать местоположение, она выбрала вечерние снимки, сделанные внутри материнского домика. Разглядывая их, мистер Наварр качал головой, словно был в замешательстве. На одной из стен его кабинета висели фотографии: люди со среднезападными лицами в экзотически нестильной одежде и обстановке, совсем другая Америка, чем она привыкла. Пип узнала Дэвида Лэрда, своего деда, – некоторые из ее вчерашних поисковых запросов были о нем – на гольфкаре с более молодым, но столь же мятым мистером Наварром.
Он вернул ей телефон.
– Она жива?
– Жива.
– И где она?
– Не могу вам сообщить. Она не знает, что я здесь, и не была бы рада, если бы узнала. Она просто-напросто не хочет, чтобы ее со всем этим беспокоили.
– Мы бросили искать, – сказал мистер Наварр. – В девяностые ее отец не раз пытался ее найти. После его смерти я был обязан сделать еще одну попытку. Он до самого конца считал, что она жива. Я в этом сильно сомневался. Люди то и дело умирают, что тут необычного? Но поскольку не было доказательств, что она умерла и не оставила наследников, я не имел права ликвидировать фонд.
– Значит, он – фонд – по-прежнему существует.
– А как же! Управление им сделало меня очень состоятельным человеком. У меня есть веские причины настаивать, чтобы вы сказали мне, где ваша мать. Ей не надо будет ничего делать – только расписаться в получении заказного письма. Она может и дальше ничего не делать, но ей следует знать, что она выгодоприобретатель.
– Нет. Мне очень жаль.
– Сандрин…
– Это не мое настоящее имя.
– Понимаю, – кивнул мистер Наварр.
– Я не хочу ничего менять. Я приехала ради одного: попросить вас помочь мне кое в чем.
– Ага. Рискну высказать догадку. Вам нужны деньги.
– Даже не это. Деньги, впрочем, мне и правда нужны, но просьба у меня другая. Можно ее изложить?
– Я весь внимание.
– Я живу в Калифорнии, в Окленде. Там имеется дом, который банк забирает за долг по ипотечному кредиту, владелец должен освободить его менее чем через две недели. Он хороший человек, банк хочет раздеть его до нитки. И вот я подумала: у фонда куча денег, и вы можете решать, куда их вкладывать. Впечатление у меня такое, что вам мало чем приходится заниматься, кроме как выписывать себе чеки на хорошие суммы.
– Ну, это не совсем…
– Деньги большей частью вложены в акции компании “Маккаскилл” и должны там оставаться. Ну какие великие труды у вас могут быть? А вы, что бы там ни было, свой миллион в год имеете.
– Откуда вам это известно?
– Известно.
– Вы контактировали с бывшим мужем вашей матери. Это он вам сказал.
– Возможно.
– Сандрин. Окажите мне большее доверие.
– Я все-таки его внучка. Дэвида. Стало быть, я Лэрд, и я прошу вас о маленьком одолжении, которое лично вам ничего не будет стоить. Сумма по сравнению с размером фонда ничтожная. Я хочу, чтобы вы прямо сейчас выкупили дом моего друга, а затем назначили ему посильную арендную плату. Он не может много платить, так что это не будет очень выгодное вложение. Но ведь вы имеете право вкладывать деньги так, как сочтете нужным, правда же?
Мистер Наварр свел пальцы обеих рук домиком.
– Я как управляющий обязан вкладывать деньги разумно. Как минимум мне понадобится письменное согласие вашей матери. Да, она вряд ли в обозримый период захочет оспаривать мои решения, но все же мне необходимо обезопасить себя на этот случай.
– В уставе фонда что-нибудь говорится о наследовании?
– Да, есть такой пункт.
– Тогда давайте я подпишу.
– Я не могу сознательно позволить вам подписать вымышленным именем. Пусть даже я был бы склонен осуществить такое вложение.
Пип нахмурилась. Она многое прокрутила в голове, пока летела с пересадкой в Уичито, но об этом не подумала.
– Если я вам сообщу свое настоящее имя, вы постараетесь разыскать мою мать, даже если я попрошу вас этого не делать.
– Давайте обсудим все не торопясь, – сказал мистер Наварр. – Попробуйте встать на мое место. Я верю, что Анабел жива и вы ее дочь. Это крайне необычная ситуация, однако я верю, что вы говорите мне правду. Но, допустим, вы придете через месяц и попросите о новом вложении, для которого есть еще какая-нибудь причина, – где это кончится?
– Я так не поступлю.
– Это вы сейчас так говорите. Но аппетит приходит во время еды.
– Что ж, если он придет, мы возобновим этот разговор. Но он не придет. Этот раз – первый и последний.
Мистер Наварр сделал “крышу” из пальцев более островерхой.
– Что произошло в этой семье – в вашей семье, – я толком не знаю. Я никогда не понимал поступков вашей матери и ее отца. Но то, как он распорядился своей долей в “Маккаскилл”, породило дикое озлобление. Чтобы не усугублять налоговый удар, который он принял, оставляя ей четверть, ему пришлось большую часть остального разместить в благотворительных фондах. Вам кажется, я получаю деньги ни за что, но продать достаточно акций, чтобы заплатить налог на наследуемое имущество, – это были не пустяки. А братья Анабел получили между тем всего примерно по восемьдесят миллионов реальных денег. Остальное в фондах, они их контролируют, но мало что с них имеют. И все это ради того, чтобы дочь, которая Дэвида ненавидела, получила кучу денег единовременно. Сказать, что я никогда этого не понимал, – ничего не сказать. А сейчас вы не хотите даже, чтобы я ей сообщил об этих деньгах?
Да, выходит так, подумала Пип. Все должны быть в заговоре, чья задача – ограждать мою мать от реальности.
– Я постараюсь решить этот вопрос, – сказала она. – Но это должна быть я. Не хочу, чтобы она получила от вас заказное письмо. Если я соглашусь этим заняться, вы купите дом в Окленде?
– Что меня может к этому побудить?
– То, что я, наследница, об этом прошу!
– Вы, значит, тоже сумасшедшая.
– Нет.
– Вы могли бы поговорить с матерью и стать миллиардершей, но вместо этого вы просите меня приобрести дом у банка для некоего третьего лица. Это не бойфренд ваш случайно?
– Нет. Шизофреник сорока с лишним лет, живет на медикаментах.
Мистер Наварр покачал головой.
– Вы не хотите искоренить малярию. Не хотите оплачивать учебу неимущих в колледжах. Не хотите совершить частный космический полет. Вы даже не хотите стать кокаинисткой.
– Есть ощущение, что все Лэрды и Маккаскиллы от богатства сходят с катушек.
– Примерно половина, я бы сказал.
– Это правда, что один мой дядя пытался купить баскетбольную команду НБА?
– Хуже того. Он хотел, чтобы ее приобрел Благотворительный фонд имени Дэвида М. Лэрда-младшего.
– Тогда я не вижу, чтобы моя странность выходила за семейные рамки.
– Послушайте меня. – Мистер Наварр выпрямился и посмотрел на Пип в упор. – Не думаю, что мне когда-нибудь придется перед вами отчитываться. Я старше, чем ваша мать, и люблю мясо с жирком. Предложение, которое вы сейчас услышите, я делаю не потому, что должен вам что-то, и не в порядке любезности. Вы сообщаете мне свое подлинное имя и подписываете согласие на покупку. Прямо отсюда вы направляетесь к семейному врачу Лэрдов и оставляете образец крови. Через шесть месяцев, если за это время я ничего от вас не услышу, я нанимаю детектива, чтобы найти вашу мать. Взамен обещаю, что фонд приобретет дом вашего друга. Я вам это, вы мне вашу мать.
– Дом вы должны будете купить немедленно. Прямо сегодня-завтра. Самое позднее в понедельник.
– Вы согласны на мои условия? Вы получаете шесть месяцев на то, чтобы оповестить мать.
Пип мысленно соизмерила свое желание помочь Дрейфусу со своим нежеланием затевать этот разговор с матерью. В крайнем случае, пришло ей в голову, она может разговора и не затевать, мать не будет, когда мистер Наварр ее найдет, знать наверняка, что найти ее помогла ему она. Мать может решить, что это вина Тома или Андреаса. Распишется в получении, сожжет письмо не читая и будет жить себе дальше, отрицая реальность.
– Меня зовут Пьюрити Тайлер.
Когда она подписала согласие, сдала у врача кровь из вены и вернулась на такси в аэропорт, было четыре тридцать. Фюзеляжи самолетов мерцали сквозь струи выхлопов под неслабеющим солнцем, но что-то происходило с небом, в нем чувствовалось некое предвестье того, что бездонная синева скоро сменится более локальной серостью. Промежуточный рейс в Денвер задерживался на сорок пять минут. Завтра после полудня у нее была смена на работе, но ей пришло в голову, что она могла бы пропустить сегодняшний вылет из Денвера и перебронироваться на утро. Перед расставанием с мистером Наварром она нагло попросила его возместить ей расходы на самолеты и такси; поездка на данный момент не стоила ей ничего.
С Томом она не могла повидаться, не сознаваясь, что прочла его мемуары, а что до Лейлы – хотя Пип страшно хотелось получить от нее прощение, ее беспокоило, что Лейла, может быть, по-прежнему видит в ней угрозу и не будет ей рада. С помощью телефона она принялась искать Синтию Аберант и нашла: доцент, ведет курс социальной антропологии. В мемуарах Тома его сестра была единственным безукоризненно добрым человеком, которого не в чем упрекнуть. Пип набрала ее рабочий номер и застала ее.