– Я и до этого хотела их испытывать, – сказала Уиллоу. – Мы все хотели. Просто нам нелегко переварить твой скепсис.
– Уж так я устроена. Иначе не могу.
– Тогда, может быть, расскажешь мне? Если я получше пойму, откуда он идет, он больше не будет мне мешать. Давай прогуляемся и поговорим.
– Уиллоу. – Пип помахала рукой перед ее глазами. – Проснись! Ты абсолютную жуть на меня наводишь. От тебя у меня мозги набекрень. Ты была по-настоящему зла на меня вчера вечером – уж что я почувствовала, то почувствовала. А теперь навязываешься в подруги? Потому что Андреас тебе так велел?
Уиллоу усмехнулась.
– Он велел мне помнить, что ты странная – что твой ум работает по-своему. И он прав. Ты действительно странная.
Пип отделилась от нее и решительно пошла к амбару. Уиллоу побежала следом и схватила ее за руку.
– Пусти, – сказала Пип. – Ты хуже, чем Аннагрет.
– Нет, – возразила Уиллоу. – Нам предстоит очень много времени проводить вместе. Нам надо найти способ нравиться друг другу.
– Ты мне никогда не будешь нравиться.
– Почему?
– Ты не хочешь этого знать на самом деле.
– Я хочу знать. Я хочу, чтобы ты была со мной откровенна. Только так, иначе ничего не выйдет. Давай посидим, и ты мне выскажешь все, что имеешь против меня. Я уже сказала, что мне не по душе твой скепсис.
Пип надо было, похоже, выбрать одно из двух: либо укладывать чемодан, либо послушаться Уиллоу. Если бы она не позвонила матери, она могла бы воображать, что ей есть к чему возвращаться домой. И ведь она приехала сюда в надежде получить информацию, но еще не получила; Коллин и Андреас назвали ее отважной. Так что она села с Уиллоу в тени цветущего дерева.
– Я имею против тебя то, что ты гораздо красивее меня, – сказала Пип. – И то, что всегда среди девушек есть альфа-особи и ты одна из них, а я нет. И то, что ты училась в Стэнфорде. И то, что тебе не надо беспокоиться из-за денег. И то, что до тебя никогда не дойдет по-настоящему, насколько ты привилегированна. И то, что ты любишь Проект и ни капельки не чувствуешь здешней жути. И то, что у тебя нет причин язвить. И то, что ты вообразить не можешь, каково это – быть бедной и не знать, как выплатить долг, быть дочерью одинокой депрессивной матери, быть такой злой и нелепой, что даже никакого бойфренда… господи, зачем я все это говорю? – Пип с отвращением покачала головой. – Это моя жалость к себе, ничего больше.
Но Уиллоу залилась пурпурной краской.
– Нет, – возразила она. – Нет. Ты просто высказала то, что многие обо мне думают. Я всегда это знала.
Ее лицо искривилось, она заплакала. Пип была в ужасе.
– Я не виновата, что у меня такая внешность, – шмыгая носом, жаловалась Уиллоу. – Я не виновата, что привилегированна.
– Я знаю, знаю, – утешала ее Пип. – Конечно, не виновата.
– Чем я могу это компенсировать? Как мне быть, что я должна сделать?
– Ну… Скажем, так. Есть у тебя лишние сто тридцать тысяч долларов?
Уиллоу улыбнулась сквозь слезы.
– Забавно. Да, ты и правда странная.
– Истолковываю это как отказ.
– Ведь я тоже страдаю. Страдаю, поверь мне. – Уиллоу взяла руки Пип и потерлась о ее ладони большими пальцами. Это бесцеремонное хватание рук, судя по всему, было особой фишкой Проекта. – Послушай, могу я быть с тобой совсем откровенной?
– Будет только справедливо.
– У того, что я на тебя косо смотрю, есть еще одна причина. Он к тебе неравнодушен.
– К тебе тоже, мне кажется.
Уиллоу покачала головой.
– То, как он со мной про тебя говорил… мне все ясно стало. И даже раньше мне было ясно. Ты явно была не очень воодушевлена Проектом. А потом мы узнали о вашей электронной переписке… Трудновато будет работать с тобой, зная, до чего он к тебе неравнодушен.
Пип начала испытывать двойной страх: перед тем, что она и вправду нравится Андреасу больше других, и перед тем, что к ней из-за этого будут относиться неприязненно, что придется просить прощения – в первую очередь у Коллин.
– Так, – сказала она. – Теперь уже у меня возникает чувство вины.
– Ничего веселого, согласна?
Уиллоу улыбнулась, наклонилась к ней и по-сестрински обняла. У Пип появилось нехорошее ощущение, что она купилась на перспективу дружбы с альфа-особью, на возможность быть принятой в здешнюю среду. Так или иначе, недоверие к Уиллоу у нее прошло. Это выглядело шагом вперед.
Вечером на веранде Пип рассказала Коллин почти все о событиях дня.
– Уиллоу далеко не худшая, – заметила Коллин. – Сказала она тебе, что три года назад у нее погиб один из братьев?
– Боже мой, нет.
– Сноуборд, несчастный случай. Она до сих пор на таблетках, да еще каких. Волк по фамилии Вольф, разумеется, об этом знает. Волк всегда чует, кто слабая овечка в отаре.
То, что Уиллоу не стала, говоря с ней, разыгрывать карту своей утраты, впечатлило Пип – почти привело в замешательство. Просто сидела под деревом и безропотно принимала наказание. Да, сильно, должно быть, подействовали на нее слова Андреаса.
– Теперь я чуть лучше понимаю твое положение здесь, – сказала Пип.
– Вот-вот. Из того, что ты рассказала, я делаю вывод, что с момента твоего приезда мои дни тут сочтены.
– Коллин. Ты же знаешь, я больше хочу дружить с тобой, чем с ним.
– Это ты сейчас говоришь. Но он вернулся только вчера.
– Я не желаю тут находиться, если тебя тут не будет.
– Серьезно? Если ты хотела побыть подальше от матери, две недели – это маловато.
– Я не обязана возвращаться в Калифорнию. Мы можем вместе поехать куда-нибудь еще.
– Мне казалось, ты задалась целью найти отца.
– Может быть, Флор даст мне сто тридцать тысяч, и тогда мне не надо будет его искать.
– Тебе еще многое предстоит узнать о богатых людях, – сказала Коллин. – Флор и зубной пастой не поделится.
На следующее утро, когда Пип после ранней прогулки вошла в амбар, Уиллоу, не изменившись внешне, показалась ей совсем другим человеком – душевно неустойчивой особой на антидепрессантах, охваченной чувством вины из-за смерти младшего брата. На сей раз Пип обняла ее первой. Она не могла решить – то ли она хорошо поступает, преодолевая в какой-то мере свою враждебность, то ли скверно и своекорыстно, обнимаясь с девушкой из узкого круга; то ли она прогрессирует, то ли развращается. Так или иначе, талант к поиску информации у Уиллоу был потрясающий. Она так стремительно набирала текст и орудовала мышкой, работала с таким большим количеством окон одновременно – переход из рук в руки недвижимости в Австралии, списки директоров австралийских корпораций, архивы австралийских бизнес-новостей, анонимные базы данных австралийского правительства, – что Пип стало ясно: пройдут недели, прежде чем она научится следить за действиями Уиллоу, не теряя нить.
Андреас не говорил с ней отдельно ни в тот день, ни назавтра, ни в последующие десять дней. Он то и дело тихо совещался с другими девушками, курсировал между амбаром и зданием, где трудились парни, вел долгие рабочие разговоры с Уиллоу, тогда как Пип по-ученически сидела рядом. В том, что он игнорировал ее одну, словно подчеркивая, что из практикантов только она не вносит существенного вклада в общее дело, был очевиден умысел. Он явно старался разжечь в ней аппетит к личному контакту, к новым моментам пьянящей откровенности. Она, со своей стороны, не могла побудить себя ни к противостоянию ему, ни к негодованию на него. Он помешал у нее в голове деревянной ложкой. Ей хотелось новую порцию того, что он пока утаивал. Не какую-нибудь там огромную порцию, говорила она себе. Совсем чуть-чуть, чтобы вспомнить, какой у этого вкус, чтобы проверить, может ли Андреас Вольф оказать на нее такое же воздействие во второй раз.
А потом вдруг выяснилось, что он опять отбыл.
– Тони Филд в городе, – сообщила ей за ужином Коллин.
– Правда? В Санта-Крусе? А почему она прямо сюда не приехала?
– Он тщательно разделяет работу и развлечения. Кроме того, в отношении Тони, видимо, нужны особые меры. Она слегка зарывается – до того им увлечена. Похоже, перестала понимать, кто устанавливает правила. Приехать к нему в Боливию – уже значит грубо их нарушить. Может быть, в эту самую минуту он прекращает отношения с ней. Наиделикатнейшим образом, конечно.
– Это ты от него узнала?
– Он очень многим со мной делится, сестричка. Я по-прежнему для него первый нуль среди нулей. Не забывай об этом, пожалуйста.
– Ненавижу тебя.
– Разбиваешь мне сердце, Пип. Я же тебя честно предостерегала на его счет. А теперь ты мне такое говоришь.
Через два дня, вернувшись с утренней прогулки, Пип увидела, что на лужайке перед главным зданием ее ждет Педро; рядом стоял “ленд-крузер”. Она по-прежнему понимала Педро далеко не на сто процентов, но уловила, что El Ingeniero (так он называл Андреаса) хочет, чтобы она немедленно приехала к нему в Санта-Крус.
– ¿Yo? ¿Está seguro?
– Si, claro. Pip Tyler. Va a necesitar su pasaporte[57].
Педро не терпелось ее везти, но она выпросила у него разрешение принять душ и переодеться. И так разнервничалась, что машинально принялась намыливать голову по второму разу. Она совершенно не представляла себе, для чего могла бы ему там понадобиться. В голове сталкивались между собой осколки мыслей. Нет времени спрашивать у Коллин, бывало ли такое, чтобы практиканты ездили с Андреасом. Нет времени спрашивать у Педро, брать ли что-нибудь кроме паспорта и как одеться. Она опустила глаза на левую ладонь и увидела, что в третий раз наполнила ее шампунем.
Поездка в город показалась не такой эпически длинной, как из города. Цивилизация возвращалась в виде пыльных дорожных работ, дешевых громкоговорителей, откуда лилась música valluna[58], щитов с рекламой мобильных устройств, детей группами в школьной форме, все более ощутимой примеси взвешенных частиц в воздухе. Только когда они добрались до кольцевых бульваров Санта-Круса, до улиц с магазинами, которые были просто маленькими складами без передней стены, Пип отважилась спросить Педро, почему, он