— Туше. Я так же не хотел жертвовать собой ради дочери. Я был честолюбив и посвятил все свое время и внимание колледжу. До последних нескольких дней я даже не осознавал, насколько эгоистично вел себя. А теперь… — Он позволил своим словам оборваться, с сожалением покачав головой.
Ноа не стал настаивать на продолжении. Возможно, Эдгар не самый внимательный отец, но он не был жестоким. И Винтер никогда не боялась, что у нее не будет стабильного дома и еды на столе. У многих детей жизнь складывалась гораздо хуже.
— Вы сказали Винтер, что ее мать намеревалась прекратить отношения с Дрейком Шелтоном в те выходные, когда ее убили, — произнес Ноа, нацелившись на информацию, которая имела для Винтер наибольшее значение. — Это правда?
Эдгару потребовалась секунда, чтобы ответить. Очевидно, тема слишком щекотливая, но, наконец, он беспокойно поднял плечо.
— Да, но это обещание она давала дюжину раз по отношению к своим многочисленным любовникам.
Ноа изогнул бровь. Он попытался представить, что бы чувствовал, если бы узнал, что Винтер покидает его постель и ищет объятия другого мужчины. Это невозможно. Винтер не стала бы обманывать. Она могла бы сказать ему в лицо, что все кончено, и уйти, но она не умела играть в игры.
— И это вас не смущало? — спросил он.
Эдгар сузил глаза.
— Не настолько, чтобы ее убить, если ты намекаешь на это.
Ноа поднял руки.
— Я ни на что не намекаю, но кажется маловероятным, что вас не волновало, что ваша жена спит с другим мужчиной.
— К тому времени, как Лорел умерла, мы вели раздельную жизнь. Мы оставались вместе ради Винтер, но у нее были свои развлечения. — Он намеренно сделал паузу. — А у меня свои.
Ах. Ноа почувствовал острый укол неприязни. Мистер Мур позволил яркой неверности своей жены заслонить его собственные грехи. Ее назвали шлюхой, а он мог играть роль страдающей жертвы. И все это время он сам был не менее виновен.
— У вас был роман.
Эдгар поджал губы, как будто почувствовал неприязнь Ноа.
— Это не просто интрижка. У меня были отношения. — Он посмотрел в сторону камина, не желая встречаться с осуждающим взглядом Ноа. — Мы встречались в ту ночь, когда умерла Лорел.
Что ж, это прояснило одну загадку, признал Ноа.
— Вот почему шериф не смог вас разыскать.
На сером лице Эдгара появился намек на цвет.
— Мы остановились в отеле за городом.
Ноа нахмурился. Если его жена уехала из города, зачем тратить деньги на гостиницу? Разве что девушка замужем, и он опасался, что ее муж может разыскивать ее. Или…
Бросив взгляд на камин, куда Эдгар смотрел, когда упомянул про роман, Ноа рассмотрел фотографии в рамке. Несколько из них изображали Винтер на различных школьных мероприятиях. И еще одна, побольше остальных, запечатлела Эдгара, стоящего в кабинете с темными панелями, которому лысый мужчина протягивает свиток. Оба мужчины одеты в академические мантии и широко улыбаются. Ноа решил, что это день, когда Эдгара назначили деканом английского факультета. Его внимание привлекла женщина, стоявшая рядом с Эдгаром и смотревшая на него с открытым обожанием.
Линда Бейкер.
— Ваша секретарша?
Эдгар прищелкнул языком в знак упрека.
— Она гораздо больше, чем просто секретарь.
Ноа вскинул бровь. В голосе Эдгара звучала яростная нотка, которая предупреждала, что его чувства не остались в прошлом.
— Вы все еще вместе?
— Да.
Ноа молча задавался вопросом, не подозревала ли Винтер каким-то образом, что у этих двоих отношения. Это могло бы объяснить ее инстинктивную неприязнь к Линде.
— Зачем держать это в секрете?
— Она работает со мной.
— Все очень просто, — сказал Ноа. — Женитесь на ней.
Эдгар вздрогнул, как будто Ноа предложил ему прыгнуть со скалы.
— Однажды я уже допустил эту ошибку. Больше не повторю.
Ноа уставился на него в недоумении. Он не думал, что когда-либо встречал более эгоистичного ублюдка. Эдгар Мур с радостью согласился заняться сексом с Линдой Бейкер, но не захотел признать их отношения законными. Он держал бедную женщину в ловушке грязной интрижки более двадцати пяти лет.
Это не просто злоупотребление властью, это оскорбление человеческой порядочности.
С усилием Ноа проглотил слова, которые вертелись у него на языке. Он планировал назвать этого человека своим тестем в самом ближайшем будущем. Начать их отношения назвав его тем еще хреном, казалось не самым лучшим решением.
— Значит, только страх перед браком не позволил вам сделать вашу секретаршу своей женой?
— Нет. — Эдгар наклонил голову, его взгляд остановился на обручальном кольце, все еще надетом на его палец. — Я всегда буду любить Лорел. Неважно, сколько раз она разбивала мне сердце.
Винтер приготовилась к тому, что ей придется перебирать мамины вещи. Неважно, сколько лет прошло, травма от потери Лорел никогда не ослабевала. А тот факт, что ее забрали в результате такого бессмысленного акта насилия, только ее усугублял.
Но Винтер не ожидала той горько-сладкой радости, которая охватила ее, когда она разгружала коробку за коробкой. Она слышала историю за историей о своей маме. Одни хорошие, другие плохие, одни завистливые, другие с навязчивой любовью. Но в коробках хранились вещи, через которые мама говорила непосредственно с Винтер.
Старые ежегодники показывали яркого счастливого подростка с заразительной улыбкой и талантом приковывать к себе внимание. На каждой фотографии Лорел оказывалась в центре внимания, королевой пчел в маленьком улье. Она была чирлидером, президентом класса, членом суда выпускников, и, конечно же, ее творчество красовалось в каждом уголке средней школы. Имелись также фотографии Дрейка Шелтона. Он был молод, красив и лишен той напускной горечи, которая омрачала его черты, когда Винтер видела его всего несколько дней назад. Казалось, его ждет блестящее будущее.
Винтер прикоснулась к фотографиям, не в силах поверить, что две такие многообещающие души мертвы.
Она обратила внимание на альбомы, и сердце ее растаяло, когда поняла, что они заполнены ее детскими годами. Там лежали локоны ее пушистых белых волос, чернильные отпечатки ее крошечных ножек. На страницах наклеены ее бесконечные фотографии, но внимание Винтер привлекли наброски на обороте.
Простые угольные наброски, но каждый из них отражал самую суть Винтер в тот самый момент. Мягкий изгиб ее детских щечек. Любопытный наклон ее головы. Вытянутые руки и вихрь ее платья, когда танцевала под музыку, которую могла слышать только она.
Ее мать делилась с читателями не только великолепным талантом. Но и ее несомненной любовью к дочери.
Слезы текли по лицу Винтер, пока она разбирала коробки. Она не нашла того, что искала. Здесь не оказалось ни старых дневников, ни писем от таинственных любовников, которые могли желать ее смерти. Ни расписок сомнительным ростовщикам, ни ревнивых жен, которые хотели бы избавиться от нее.
Нет, она не нашла того, что хотела, но обнаружила то, что ей действительно нужно.
Запихнув последнюю коробку обратно в шкаф, Винтер уже собиралась закрыть дверь, когда заметила на верхней полке небольшой металлический контейнер. В таком обычно хранят важные бумаги.
Винтер заколебалась. Она искала личные вещи, а не деловые. Но с другой стороны, возможно, у нее никогда больше не будет возможности порыться в шкафу. Можно быстро заглянуть.
Схватив контейнер, она открыла крышку и взяла толстую пачку бумаг, сложенную внутри.
Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что это какой-то официальный документ. Вверху значилось название адвокатской конторы, а ниже — куча слишком сложных слов, которые стоили 125 долларов в час.
Завещание.
Завещание ее матери.
Пролистав страницы, Винтер смогла расшифровать достаточно юридических терминов, чтобы понять, что большая часть того, что ей говорили о завещании, правда. Лорел создала трастовый фонд для Винтер. Она передала деньги колледжу на стипендию в области искусства и еще несколько небольших пожертвований местным художникам. Однако Винтер поразило то, как много завещано Тоне Нокс. Пятнадцать тысяч долларов — это больше, чем просто помощь нуждающемуся студенту в колледже. Неудивительно, что Тоня надеялась на эти средства открыть собственную студию. А еще наследство досталось ее отцу.
Сто тысяч долларов.
Для молодой женщины не так уж необычно иметь большую страховку жизни. Двести тысяч долларов — это лишь малая часть того, что она могла бы заработать, если бы работала полный рабочий день тридцать лет, или стоимость ухода за детьми и мужем. Что удивило Винтер, так это то, что ее отец все годы, пока она жила дома, едва сводил концы с концами.
Они не бедствовали. Ее отец получал приличную, если не сказать огромную, зарплату. И никогда не возникало сомнений в том, что на столе будет еда, а Винтер сможет иметь красивую одежду и заниматься любым хобби. Она брала уроки игры на фортепиано, танцев, каждое лето проводила неделю в драматическом лагере. Но ее отец носил одежду с распродажи, они никогда не ездили в отпуск, а когда ей исполнилось шестнадцать, Винтер поняла, что ей придется купить собственный автомобиль. Кроме того, отец дал ей понять, что если она хочет учиться в колледже, то только в Гранте, где обучение будет бесплатным.
Так куда же ушли деньги?
Положив завещание в коробку, Винтер закрыла шкаф и пошла обратно наверх. Она не знала, лучше или хуже ей стало теперь, когда заглянула в таинственные коробки, но она чувствовала себя более… цельной. Как будто в ее сердце заполнилась пустота.
Наброски в альбомах служили вещественным доказательством того, что ее мама заботилась о дочери. И что она проводила бесконечные часы, наблюдая за Винтер, пока та росла от младенца до девочки.
Войдя в гостиную, Винтер обнаружила, что двое мужчин стоят в нескольких футах друг от друга, а в воздухе витает напряжение. Вполне предсказуемо, учитывая, что Ноа пытался выяснить, не замешан ли ее отец в убийстве своей жены.