– Велосипедисты говорят, что только те, которые нанесены черной и синей красками, – ответил Димитров. – Те, что белой, – свежие. Думаешь, их оставил убийца?
– Когда велосипедисты были тут последний раз? Не считая сегодняшнего, естественно.
– Вчера вечером. Около половины девятого. Надписей не было.
Я прошелся по полатям, прогибавшимся так, что казалось: вот-вот проломятся, и я полечу вниз. А до пола было метра два – по высоте ванны.
Белые надписи в полутемном помещении выделялись особенно хорошо. Будь я убийцей и если бы хотел обратить внимание полиции на свое послание, выбрал бы именно этот цвет.
Я вгляделся в линии и кружки, тесно выведенные на старых кирпичных стенах.
– Похоже на ноты, – подсказал Димитров, наблюдая за мной.
Он был прав.
– Надо узнать, что это за мелодия, – сказал я.
– Зачем?
– На всякий случай. Сделали фотографии?
– Да. Если надо, могу дать копии.
– Пригодятся. – Я перевел взгляд на ванну. – А откуда здесь вода?
– Без понятия.
– Но не ведром же убийца ее натаскал.
Димитров усмехнулся:
– Надо думать! Ему бы пришлось сутки этим заниматься. Ванна-то огромная.
– А где тело? – спросил я. – Увезли уже?
– Нет, тебя ждали. Хочешь взглянуть?
– Жертву опознали?
– Как тебе сказать. – Димитров смущенно кашлянул. – Это трудновато будет.
– Почему?
– У него нет лица.
– В каком смысле? Изуродовано?
– Содрано.
Я невольно вздрогнул. Вид трупов никогда не оставлял меня равнодушным, а обезображенных – тем более.
– Так будешь смотреть? – предложил Димитров.
– Да. Где он?
– Снаружи.
Мы вышли из развалин и обошли их с левой стороны. Труп лежал в черном пластиковом мешке. Земля вокруг была мокрая.
– Откройте, – кивнул Димитров криминалистам, которые сидели неподалеку и курили. Те нехотя встали и расстегнули молнию.
Я готовился к тому, что увижу, но то, что оказалось внутри мешка, было настолько ужасно, что я едва сдержал рвотный позыв: вместо лица сплошная рана, алая, бордовая, со светлыми жировыми прожилками! Кое-где белели кости черепа, зубы торчали зловеще, как у киношного зомби, а глазные яблоки, лишенные век, «смотрели» в разные стороны.
– Где его одежда? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
– Одежды нет, – ответил Димитров. – Он был голый. И посмотри на грудь. Видишь клеймо? Его выжгли еще до того, как бедняга умер. Лицо, кстати, сдирали тоже живьем.
– Откуда это известно? – спросил я, уставившись на крупную цифру «4», багровеющую на фоне бледной кожи.
– Уж поверь! – раздался знакомый голос у меня за спиной. – Я двенадцать лет в судебной медицине.
Обернувшись, я увидел высокого мужчину, с большими, как у панды, глазами, крупным носом и сверкающими в мочках-тоннелях. Он подошел, протирая очки в роговой оправе. На нем был прозрачный пластиковый комбинезон, через который виднелся светло-серый костюм в мелкую полоску.
Это был Федор Полтавин, штатный криминалист нашего «Серийного отдела».
– Привет, – сказал я. – Давно приехал?
– Не очень. Башметов сначала мне позвонил, а потом уж тебя разыскивать начал.
Я перевел взгляд на труп, но тут же отвернулся.
– Значит, можно считать, что имели место пытки?
Полтавин криво усмехнулся:
– Не думаю, чтобы эти издевательства можно было назвать как-то иначе.
– А какова причина смерти?
– Болевой шок. Не выдержало сердце.
Я повернулся к Димитрову.
– Какие-нибудь следы обнаружили? Шины, подошвы? Про отпечатки пальцев пока, наверное, спрашивать рано?
– Их еще будут снимать, – кивнул лейтенант. – А насчет следов – есть несколько узких борозд, думаю, их оставила тачка вроде садовой. Отпечатки шин тоже имеются, довольно широкие, как от грузовичка или другого крупного автомобиля. Полагаю, он такой и должен быть, если на нем убийца привез тачку.
– И еще насос.
– Что? – не понял Димитров.
– Насос. Им была накачана вода в ванну. Больше этого никак не сделать.
– Логично, – подумав, согласился Димитров. – Тогда ясно, для чего он притащил тачку.
– Чтобы перевозить насос, – кивнул я. – И тело тоже.
– С чего ты взял, что жертву убили не здесь?
Я повернулся к патологоанатому, который не уходил, а с интересом слушал наш разговор – словно чувствовал, что еще понадобится.
Пока мы с Димитровым разговаривали, он расстегнул молнию на комбинезоне, достал из внутреннего кармана пиджака круглый диетический хлебец и теперь жевал его, роняя на землю крупные крошки.
– Федя, есть поблизости следы крови?
– Есть, но немного. Думаю, ты прав, и убийца обработал жертву в другом месте, а потом уже привез сюда, чтобы устроить эту жуткую инсталляцию.
– Кстати, для чего ему это понадобилось? – встрял Димитров.
– Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать мотивы убийства, – произнес я. – А мы пока такой информацией не располагаем.
Лейтенант фыркнул:
– Мы вообще ничего про него не знаем! Честно говоря, я думал, что после того, как в Баболовском парке поймали последних маньяков, там будет поспокойнее. И вот тебе пожалуйста!
– Да бросьте! – вмешался в разговор патологоанатом. – Тоже мне, безопасное место! Да я уверен, что сюда никто после девяти вечера не пойдет, даже летом. Я уж молчу про зиму.
– Но зачем тащить труп специально сюда? – возразил Димитров. – Не все ли равно, где его бросить?
– Убийца его не просто привез сюда, – заметил я. – Он прихватил насос и не пожалел времени на то, чтобы наполнить огромную ванну водой. – Я снова обратился к патологоанатому: – Во сколько примерно наступила смерть?
– Между четырьмя и пятью утра.
– Значит, здесь убийца орудовал уже с пяти-шести часов. Опасное время, некоторые уже просыпаются и выходят на улицу.
– Кто, например? – скептически поинтересовался Димитров.
– Хотя бы бомжи.
Лейтенант задумался:
– А ведь верно. Их тут полно, и кто-то мог видеть убийцу или его машину.
– Надо опросить их.
– Я поручу это кому-нибудь.
– Кроме того, преступник наверняка местный.
Димитров усмехнулся.
– Я знаю эту тему, – сказал он. – Типа маньяки охотятся на одной территории и неподалеку от дома.
Я кивнул:
– Да, на хорошо знакомой местности.
– Но что, если это не серийный убийца, – возразил Димитров, – а просто садист, который…
– Об этом можно говорить, только если не будет второй жертвы, – перебил я. На самом деле у меня почти не было сомнений в том, что одной смертью дело не ограничится: когда столько лет работаешь с маньяками, появляется определенное чутье. И Башметов тоже считал, что нашему отделу стоит этим делом заняться. – А теперь давай взглянем на отпечатки шин, – добавил я.
– Ладно, как хочешь. Но готов поспорить, это не серия.
– Давай, я согласен.
– На что? – не понял Димитров.
– Поспорить.
Полицейский приподнял брови:
– Ты серьезно?
– Абсолютно.
– На что будем спорить?
– Потом решим.
– Договорились! – Димитров протянул руку, я ее пожал.
– Разбей, Федя, не сочти за труд, – попросил я Полтавина.
– Делать вам нечего! – проворчал тот, выполнив, однако, просьбу. – Лучше бы делом занялись.
– Уже идем! – Димитров кивнул мне, и мы двинулись к пруду. – Вот здесь следы становятся заметны, – сказал лейтенант, садясь на корточки и указывая на траву. – И тянутся они до берега, а потом обратно.
– А это отпечатки автомобильных шин? – спросил я, ткнув пальцем в широкие полосы примятых лопухов.
– Точно. Здесь убийца поставил машину, вытащил тачку и насос и покатил к воде. Затем вернулся и погрузил в тачку труп. Отсюда следы идут и в другую сторону, к ванне. – Димитров отошел на пару шагов влево и показал на борозды, оставленные колесами тачки.
– По отпечаткам шин можно будет определить марку? – спросил я.
– Не знаю. Снимки забрали ваши криминалисты, а что они скажут… – Лейтенант развел руками.
– Надеюсь, хотя бы отпечатки пальцев у убитого сняли?
– Сняли. И даже отправили в отдел, чтобы прогнать по базе. Скоро будут результаты. Если, конечно, жертва привлекалась к ответственности или выезжала за границу, – добавил Димитров. – Если его пальчики нигде не хранятся, дактилоскопия нам его личность установить не поможет.
– Я так понимаю, пока что остается ждать заключения криминалистов?
– В общем, да.
Полтавин и его команда не любили, когда их подгоняют, но работали быстро, и в этом обычно не возникало необходимости.
– Терпеть не могу ждать.
– Увы, такая у нас работа. Не все зависит от…
Димитров не закончил мысль, потому что в этот момент нас окликнул Полтавин:
– Эй, я хочу вам кое-что показать! Думаю, будет интересно.
– Что-то нашли? – спросил я.
– Да. Идемте.
Патологоанатом подвел нас к трупу и указал на место, где было лицо.
– Видите? – Он протянул руку и провел по воздуху пальцем, разделяя кровавое месиво на части, словно прочертил воображаемую решетку. – Здесь на мышцах разрезы, причем некоторые глубже других. Есть следы и на кости.
Я и Димитров невольно наклонились, чтобы рассмотреть то, что показывал судмедэксперт. Теперь, после слов Полтавина, действительно можно было заметить, что убийца полосовал лицо своей жертвы, делая глубокие порезы, причем лезвие иногда доходило до черепа и оставляло на нем небольшие царапины.
Я старался не смотреть на повернутые в разные стороны глаза – почему-то они производили на меня особенно жуткое впечатление.
– Похоже на пирог моей бабушки, – заметил лейтенант через пару секунд. – Когда его нарежут для гостей.
– Более того, – оживился Полтавин, – я заметил также несколько проколов вот здесь, здесь и здесь. После детального обследования, возможно, смогу сказать больше.
– Хорошо, не затягивай, – проговорил я.
– Не собираюсь! – обиделся патологоанатом.
– Извини, это я… так, – спохватился я.