Я спрятал фото и вышел на улицу. Через дорогу действительно виднелась автомастерская. Перед гаражом были выставлены старые покрышки с намалеванными белой краской надписями: «Шиномонтаж», «Диски», «Масла». Ворота были раскрыты, внутри виднелись люди.
Я не стал садиться в машину, а просто перешел дорогу и заглянул в мастерскую. Пахло бензином, маслом и краской.
Один из механиков меня заметил.
– Да? – проговорил он, вытирая руки ветошью.
– Мне нужен Барыкин.
– Вы за машиной?
– Нет, я по личному делу.
Механик хмыкнул и отвернулся, высматривая товарища.
– Эй! Серега! – раздался короткий пронзительный свист. – К тебе пришли!
Не взглянув на меня, механик полез под белый «Ниссан». Из подсобки вынырнул высокий худой мужчина в синем комбинезоне, с редкими, зачесанными на левую сторону курчавыми волосами и аккуратной бородкой.
– Вы ко мне? – спросил он неуверенно.
– Да, я из полиции. – Я показал ксиву. – Давайте отойдем в сторонку.
– А в чем дело?
Мы сделали три шага по направлению к выходу и остановились.
– Я только что говорил с вашей супругой. Она и подсказала, где вас найти.
– Что случилось? – В голосе Барыкина послышалась тревога.
– Я хотел пообщаться насчет того пожара, который случился в школе, где учился ваш сын. К сожалению, я не знал, что он погиб. Примите соболезнования.
Механик коротко кивнул:
– Спасибо.
– Я хотел узнать, каким был Юра. В плане характера.
– А что сказала вам об этом моя жена?
– Я не спрашивал.
– Почему?
– Мне показалось, она склонна несколько идеализировать вашего сына. В этом нет ничего такого, и это вполне можно понять, просто…
– Точно. – Барыкин нехотя покивал, тяжело вздохнул. – Ее послушать, так он был просто идеалом.
– А на самом деле?
– Давайте прогуляемся, – предложил Барыкин. – Петь, я на пять минут! – крикнул он, обращаясь к кому-то в мастерской.
Мы двинулись направо, мимо поставленных на кирпичи грузовиков. Остовы машин всегда производили на меня гнетущее впечатление: сначала такие красивые и сверкающие хромом и лаком, автомобили быстро приходили в негодность и отправлялись на свалки, чтобы ржаветь под беспощадными дождями. Просто метафора человеческой жизни, как бы банально это ни звучало.
– Юра рос очень замкнутым, – заговорил Барыкин, когда мы отошли от ворот метров на десять. Он достал пачку «Оптимы» и закурил. – Почти ни с кем не общался. Друг у него был всего один, да и с тем они разошлись года два назад. Юра думал только о танцах, почти все время посвящал этому.
– Почему они с другом поссорились?
– Они не ссорились. Просто стали реже общаться, а затем и вовсе перестали.
– А девушки у вашего сына были?
– Две или три. Ничего хорошего из этого не вышло.
– Почему?
Барыкин пожал плечами, поправил лямки комбинезона.
– С первой он встречался полгода, со второй – два месяца. Ничего не рассказывал, но на влюбленного похож не был. Понимаете, что я имею в виду?
– Думаю, да.
– Зачем вам все это знать? – спросил вдруг механик, взглянув мне в глаза. Белки у него были желтоватые, с красными прожилками.
– Юра переживал из-за ожога, который получил во время пожара? – задал я вместо ответа вопрос.
– Конечно.
– Как это выражалось?
– Вначале он говорил об этом. Боялся, что станет уродом на всю жизнь. Но обошлось, даже шрамов не осталось.
– И он успокоился?
Барыкин пожал плечами:
– Даже не знаю. Иногда он подолгу стоял перед зеркалом и все смотрел на себя, смотрел. Жена над ним подшучивала, но у него был такой внимательный взгляд, что мне иногда становилось не по себе. Не знаю почему. Глупости, конечно, и все же…
– Он считал себя привлекательным?
– Понятия не имею. Мальчики об этом обычно не говорят.
– У Юры не было нервных срывов, депрессии, еще чего-нибудь в том же роде?
Барыкин покачал головой и выбросил окурок в канаву.
– Нет, он ни на что не жаловался.
– А как насчет проявления агрессии?
– Чего?
– Ну, он дрался со сверстниками?
– Не больше, чем все.
– Никаких особенных, запоминающихся моментов?
Механик вздохнул.
– Нет, Юра вел себя вполне прилично. Нас даже ни разу в школу не вызывали. К чему все это, он ведь умер?
– Простите, что ворошу прошлое. Сам не знаю зачем, если честно.
Я поймал удивленный взгляд Барыкина.
– Извините еще раз. – Мне действительно было неловко из-за того, что я заставил родителей Барыкина вспоминать о своем горе.
Парень умер и таким образом автоматически выпал из списка подозреваемых. Его отец тоже не походил на убийцу. Больше мне здесь делать было нечего.
Я быстро попрощался с механиком и вернулся во двор, где оставил автомобиль.
Наконец пошел дождь. Он пока только моросил, но чувствовалось, что через несколько минут он зарядит по полной программе. Я влез в салон и достал ключи.
В голову пришла мысль, что неплохо бы позвонить Ане. Девушка запала мне в душу, и я хотел пригласить ее куда-нибудь – хоть на пару часов. Мне казалось, что это время я могу выкроить, но не тут-то было: когда я завел мотор, зазвонил сотовый. Это оказался Димитров.
– Слушаю? – проговорил я, зажав трубку между щекой и плечом.
– Алло, Валер, это Рома.
– Что случилось?
Секундная пауза.
– Еще одно убийство.
Я замер. Неужели опера не уследили за Жарковой? Или убийца добрался до Храброва раньше, чем я смог найти физрука?
– Кто на этот раз? – проговорил я, сглотнув.
– Рачковская Антонина Николаевна.
– Кто это?
– Она работала уборщицей в школе, где трудились Зинтаров и Суханова.
– Уборщицей?
– Да. Вот только я не уверен, что ее смерть – дело рук того, кого мы ищем.
– А в чем дело?
– Ей перерезали горло в сквере возле дома. Лицо не тронуто, и клейма с цифрой нет.
– Тогда при чем тут… – Я не договорил. – Она работала в школе, ты сказал?
– Да. Это единственная связь с предыдущими жертвами. Если она вообще есть. Собственно, я не собирался тебе звонить, но как только узнал этот факт, так сразу набрал твой номер.
Когда убивают человека, работавшего в том же месте, что и жертвы серийных преступлений, нельзя игнорировать наличие определенной связи – даже если почерк полностью отличается. Такие совпадения слишком маловероятны, и нужно найти кусочек пазла, из которого выпал данный фрагмент.
– Правильно сделал. Я хочу знать об убитой все. И где сейчас труп?
– Уже увезли в морг. Полтавин ваш сказал, что в принципе все ясно. Осталось сделать вскрытие, но он уверен, что ей просто пустили кровь.
– Я скоро приеду.
– Куда?
– В морг! Узнай об убитой все, что возможно.
– Хорошо, я понял. Встретимся в отделе.
– Договорились.
Когда в мире нарушается гармония, рушатся самые сокровенные устои, без которых современная цивилизация немыслима. Эта нехитрая истина открывается многим, кто берет на себя труд задумываться, а не просто плыть по реке времени, подобно щепке, пущенной мальчиком в стремлении понаблюдать за движением воды. Однако, даже осознав необходимость гармонии, далеко не каждый оказывается готов восстанавливать ее, когда хаос пытается нарушить мировой баланс.
Нет ничего малого и незначительного, ибо кто способен измерить великое и ничтожное? Не человек ли? Но разве сам он не бывает велик или ничтожен – в зависимости от того, с чем сравнивать. Перед лицом стихии, например, обрушивающегося на город наводнения, человек – червь и тлен, кусок плоти, обреченной стать удобрением. Но рядом с муравьем он титан, хотя, помести его в мир муравья, уменьши до размеров насекомого, и человек не выдержит и раунда. Он мгновенно будет уничтожен и унесен в муравейник в качестве пищи.
Когда кто-то причиняет тебе вред, это означает, что гармония нарушена, и неважно, насколько незначительной кажется обида. Не нам решать. Мы – стражи на рубеже, где хаос пытается раскачать наш мир и ввергнуть его в пучину тьмы и беззакония. Мы обязаны реагировать и противодействовать, приводя состояние вселенной к балансу – в меру своих скромных сил и возможностей.
Когда у тебя угоняют машину, ты можешь купить другую. Когда убивают твою собаку, ты в силах завести другую. Даже когда у тебя крадут привычный образ жизни, еще не все потеряно, потому что можно так или иначе, но начать все заново.
Если же у тебя крадут лицо, дело обстоит совершенно иначе! Пусть поначалу тебе кажется, что ничего особенно страшного не случилось, но это всего лишь иллюзия. Люди могут не смотреть на тебя на улице, не запоминать, как ты выглядишь, забыть тебя, но, когда у тебя нет лица, ты исчезаешь! Постепенно. Просто таешь, превращаясь в ничто!
Я размышлял многие годы, пытаясь понять, что со мной происходит. И вдруг однажды на меня снизошло озарение! Когда не знаешь, кто ты есть, другие тоже этого не поймут.
Значит, необходимо раздобыть себе лицо. Без этого просто растворишься. И я стал думать, где его взять. Думал долго, а потом вспомнил о том, как я потерял свое лицо. Это было больно и страшно, однако я понимал, что мне придется пройти через ад, чтобы возродиться. И не просто возродиться.
Я вспомнил, что есть люди, которые мне задолжали. Они нарушили гармонию мира, и пришло время восстановить баланс. А заодно вернуть мое лицо!
Когда-то люди верили, что можно предсказывать судьбу по внешнему облику человека. Я же лишен судьбы, а значит, могу взять дело в свои руки и сам начертить линию своей жизни.
В Древнем Китае черты лица подразделяли на пять вершин (лоб, нос, подбородок и скулы) и три двора (от волос до переносицы, от переносицы до кончика носа и от кончика носа до подбородка). Носов выделялось восемь типов, глаз – шесть. Форма лица определялась иероглифами, подходящими по значению.
Симметрия и соразмерность черт были главными условиями предсказания хорошей судьбы. Их нарушения сулили проблемы со здоровьем или бе́ды. Например, если скулы не выступали, это означало, что человеку жить осталось недолго.