– Честное слово.
Женщина разрыдалась. Пришлось потратить минут пять, чтобы вывести ее из состояния истерики.
Наконец, убедившись, что Языкова в состоянии говорить, я сказал:
– Мария Семеновна, о чем вы договорились с Наумовым?
– Он приказал купить билет, сесть в этот поезд и ждать его. Угрожал, что, если я откажусь, Лиза умрет!
– Но теперь она в безопасности. Он сообщил нам адрес, по которому она находилась, считая, что вы от него уже никуда не денетесь.
– Он ничего с ней не сделал?
– Нет-нет, не волнуйтесь.
– Бедная девочка! Как она это переживет? – Языкова закрыла лицо руками.
– Вы с ней скоро увидитесь, – проговорил я поспешно, пока она снова не потеряла над собой контроль.
– Когда? Мы сейчас поедем домой?
– Не совсем. Сначала надо арестовать Наумова, иначе он может опять взяться за свое.
Глаза у Языковой округлились.
– Только не это! – испуганно прошептала она. – Я не могу постоянно жить в страхе!
– Вы нам поможете?
– Без меня никак? – Было заметно, что женщину буквально трясет от ужаса.
– Лучше, чтобы вы остались в поезде до конца операции, – сказал я. – А потом мы вас отвезем домой.
Языкова кивнула:
– Хорошо, что я должна делать?
– В общем-то, ничего. Ждать, как и велел Наумов. Если он позвонит, скажите, что едете с семейной парой, ничего подозрительного не заметили. Но только если он сам начнет расспрашивать. В противном случае отвечайте кратко.
– Ладно. Что еще?
– Вроде это все.
Женщина помолчала.
– Он сумасшедший! Это точно! – сказала она вдруг.
Мы ехали молча минуты две, потом Аня объявила, что пойдет за чаем.
– И спросите у проводника, нет ли у него какой-нибудь жрачки, – сказал Димитров. – Неизвестно, сколько еще ждать Наумова. Может, он и вовсе не появится.
– Ладно. – Аня кивнула.
– Пойти с тобой? – предложил я.
– Нет, не надо. Я быстро.
Она выскользнула в коридор, закрыв за собой дверь.
– Я вспомнила еще кое-что, – заявила вдруг Языкова и полезла в сумку. – Преступник, как там его, вы говорили?..
– Наумов, – подсказал я.
– Так вот, он приказал мне взять с собой в дорогу вот это. – Языкова вытащила и поставила на стол литровую бутыль жидкости для розжига.
Мы с Димитровым уставились на нее в легком недоумении.
– Вам приказал? – тупо повторил лейтенант.
– Ну, да. Он опять будет требовать, чтобы я себя подожгла?
– Больше вы ничего не забыли нам рассказать? – спросил я вместо ответа.
– Вроде нет, – отозвалась Языкова, чуть подумав.
Вскоре вернулась Аня с подносом в руках.
– Вот чай и бутерброды, – объявила она, ставя поднос на стол.
– Отлично! – обрадовался Димитров. – Перекусим.
Языкова есть отказалась, но отпила пару глотков из своего стакана.
Димитров смял два бутерброда с сыром и один с колбасой, вылакал весь чай и отвалился, прислонившись к стене.
– Хорошо! – блаженно проговорил он.
Я есть не стал, выпил только чай.
Зачем убийца велел Языковой взять с собой жидкость для розжига? Ведь он явно собирался поработать над ней лично: заклеймить и сожрать лицо. В этот ритуал сожжение не входило.
– Скоро Марьино, – сказала Аня.
– Уже? – Я выглянул в окно. Из-за дождя видно было плохо – как в тумане. Что-то мелькало: черное, зеленое, серое, размытое.
– Да. Мы будем переезжать мост.
– Понятно. Как там наши, в коридоре есть кто-нибудь?
– Пара человек, кажется.
Я кивнул.
– Что-то я устала. – Аня зевнула. – Подремать пока, что ли.
– Давай, конечно. Вон и Рома закемарил. – Я показал на Димитрова, который прикрыл глаза и, похоже, действительно дрых. Надо же, как по-разному действуют на людей экстремальные ситуации.
Девушка устроилась, положив голову мне на плечо. От нее приятно пахло шампунем, а сама она была мягкая и теплая.
Признаться, я бы тоже поспал с удовольствием, но дело прежде всего. Поэтому я только зажмурился, чтобы дать отдых глазам. Когда появится Наумов, он же Барыкин, мы все должны быть готовы, так что небольшая передышка не повредит.
Демон медленно и с явным наслаждением проводил ножом по Аниному лицу, и я видел, как края раны расходятся, обнажая белую кость и алые мышцы. Ее рот застыл в беззвучном вопле, в глазах читался ужас, боль заставляла пальцы впиваться в ладони, а я не мог ничего поделать, потому что был спеленут скотчем по рукам и ногам. Судя по всему, меня примотали к какому-то столбу. Дышал я с трудом – так плотно стянула клейкая лента мои грудь и живот.
Пахло костром, и через мгновение я, скосив глаза, заметил его: разведенный между двумя кирпичами, он почти ласково лизал металлическое клеймо, небрежно брошенное на угли.
Аня была привязана к вбитым в землю металлическим колышкам – ее распяли, и убийца сидел у нее на груди, держа свободной от ножа рукой девушку за волосы. Он был весь в черном – от ботинок до перчаток. Лицо скрывал грим. Хотя нет, это мне так только показалось…
Лица не было! Вместо него зияла открытая, сочащаяся кровью и лимфой рана, на фоне которой безумно таращились белки глаз. Лишенный губ рот оскалился в вечном оскале, из него стекала розовая слюна.
На груди у Ани зияла оставленная клеймом цифра. Я не мог разглядеть, какая именно. В голову пришла мысль: зачем убийца положил клеймо обратно в огонь, если уже поставил его?
Я смотрел на то, как нож рассекает плоть раз за разом, как исчезают в этой кровавой мешанине Анины черты, слышал, как лезвие скрежещет о кость, но мог думать лишь о том, почему убийца так алогичен! Это просто выводило меня из себя. Я напряг мышцы, пытаясь разорвать или хотя бы растянуть свои путы, но даже не пошевелился.
Казалось, если я не получу ответ на свой вопрос, голова лопнет! Сердце стучало все сильнее и чаще, кровь неслась по венам, как гоночный болид на «Формуле один». Я начал задыхаться!
Проснулся я от того, что где-то совсем рядом раздались выстрелы, и сразу понял: сон был нездоровым. Глаза не желали открываться, все тело будто налилось свинцом. Напротив меня пытался прийти в себя Димитров. Вид у него был совершенно ошалелый. Когда я наконец осмотрелся, то вскочил, будто ошпаренный: в купе были только мы с лейтенантом, Аня и Языкова исчезли!
– Он здесь! – крикнул я, бросаясь к Димитрову, чтобы хорошенько его встряхнуть. Он сразу понял, кого я имею в виду, и мы бросились в коридор.
Я сунул руку под куртку, и тут меня ждал еще один сюрприз: кобура оказалась пустой!
– Он забрал мой ствол! – проговорил я, останавливаясь.
– Мой тоже! – воскликнул Димитров и тут же разразился потоком ругательств.
– Ты запирал купе?
– Нет. Аня входила последняя, она принесла чай и бутерброды.
– Блин! Она забыла про защелку!
Мы выглянули в коридор. Без пистолетов кидаться на звук выстрелов было глупо. В таких обстоятельствах действовать нужно осторожно.
– Где наши-то? – тихо проговорил Димитров.
В дальнем конце вагона снова раздались выстрелы. Я насчитал четыре и взглянул на наручные часы.
– Мы спали меньше десяти минут!
– Как Наумов мог попасть за это время в поезд и похитить Языкову?
– И Аню, – добавил я.
– Ну да, и ее тоже.
Мы торопливо пошли по коридору. Двери купе были закрыты: очевидно, пассажиры перепугались и предпочли не высовываться. Совершенно правильно сделали, кстати.
Господи, но откуда убийца взялся в поезде?! Не с неба же спустился!
Драма, судя по всему, разворачивалась в тамбуре, потому что вскоре нам стали слышны крики и вопли.
Димитров открыл первую дверь, и мы проскользнули в закуток, где располагалась урна и дверь в туалет. Здесь лежал в луже крови один из оперов. У него была прострелена грудь. Я быстро присел и приложил два пальца к его шее.
– Мертв!
Димитров тихо выругался.
– Это Толик, мы с ним два года служили!
– Рома, нас, похоже, опоили! – проговорил я, заглядывая через стекло в тамбур.
– Чем?
– Чаем. Со снотворным причем, доза была лошадиная.
– Что там видно? – хмуро спросил он, подходя.
– Ничего. Идем! – Я открыл дверь, и мы оказались в тамбуре.
Здесь обнаружился еще один труп: питерский полицейский с двумя ранениями в живот.
– Они уже прошли в соседний вагон, – сказал Димитров.
Мы пробрались через тамбур и заглянули в дверное окошко.
– Вот они! – проговорил лейтенант. – Только… что-то я не понял!
Его изменившийся тон заставил меня подвинуть его плечом и посмотреть на происходящее самому.
– Господи! – вырвалось у меня.
Мир рушился у меня на глазах не раз и не два. Иногда казалось, что все, конец и дальше дороги нет. Но то, что я увидел сейчас, заставило меня прижаться лицом к стеклу, чтобы не закричать от ярости и отчаяния!
По коридору торопливо продвигалась Аня с «Макаровым» в руке. Она тащила за руку Языкову, которая, судя по всему, уже была не в состоянии сопротивляться. Впереди появился полицейский, и Аня тут же выстрелила в него. Пуля попала чуть левее, и опер скрылся в дальнем купе.
Не помня себя, я распахнул дверь.
– Аня! – окрик получился резкий.
Я замер на пороге.
Девушка обернулась, вскидывая оружие.
Димитров повалил меня на пол, но выстрел так и не раздался. Когда я поднял голову, Аня заталкивала Языкову в купе – то самое, которое выкупил Барыкин. Как только они исчезли, в коридор выскочили насмерть перепуганные пассажиры. Они явно не знали, что делать и куда деваться.
Мы поднялисьс пола и поспешили к ним. Меня качало – не только от тряски вагона, но и от того, что ноги подкашивались.
– В соседний вагон! – скомандовал я. – Быстро! Здесь проводится полицейская операция.
Пассажиров и след простыл, а мы с Димитровым остановились перед запертой дверью купе. Лейтенант достал сотовый и попытался связаться с другими операми. Пока он этим занимался, я постучал в купе.