. Как будто у нее совсем другой доступ к правде.
Или как будто правда и была другой. В другом мире, в мире чокнутых.
Он спросил без особой надежды:
– У вас был другой велосипед до «рекса»?
Она ответила с совершенно другим блеском в глазах:
– Я всегда ездила на велосипеде.
Вдруг забрезжил луч надежды. Бергер не умолкал:
– И в клинике тоже?
– Я не знаю, о какой клинике вы говорите.
– Когда вам было десять лет, мама и папа предали вас и отправили в больницу. У вас тогда был велосипед?
– Не знаю…
– Может быть, это была единственная настоящая радость в клинике? Велосипед? Вы и тогда много ездили?
– Я всегда много ездила на велосипеде.
– Как у вас оказался ваш первый велосипед, когда вы вышли из больницы? Вы его купили?
– Да, на дедушкины деньги.
– Что случилось с тем велосипедом?
– Я так много на нем ездила, что в конце концов он развалился.
– И тогда появился Чарльз и подарил новый?
– Думаю, да.
– Вы думаете?
– Я не помню. Мне кажется, это так.
– Как вы познакомились в Чарльзом?
– Не помню. Во время велосипедной прогулки.
– В городе? В Стокгольме?
– Он подъехал на велосипеде и остановился на светофоре рядом со мной и сказал, что мой велосипед выглядит сущей развалюхой.
– И так началась ваша связь?
– Да.
– Он был добр с вами?
– Я получила велосипед.
– А в остальном?
– Не знаю.
– Чем вы занимались вместе? Помимо катания на велосипедах.
– Мы не катались вместе.
– Но он ведь отправлял вас в небольшие путешествия, да? И не всегда в такие уж небольшие?
– Я не знаю…
– У вас с Чарльзом были сексуальные отношения?
– Я не знаю…
– Ну конечно вы знаете, Натали. У вас был секс?
– Да…
– Какого рода секс?
– Не знаю. Довольно… жесткий…
– Что вы имеете в виду? Он вас связывал? Бил?
– Немного…
– Немного? Вы были девственницей, когда вышли из клиники?
Ответа не прозвучало. Бергер продолжал:
– Так и было, да? Вы не знали, что такое секс. Думали, что так и должно быть. Что он должен вас бить. И приказывать. Ведь так и было? Он решал за вас.
Снова никакого ответа. Неужели Бергер снова теряет с ней контакт?
– Что было, когда он в первый раз отдал вам приказ?
– Что вы имеете в виду?
Йес. Ответ. Хоть какой-то ответ. Бергер уточнил:
– Чего он от вас требовал, Натали?
– Я не хочу говорить об этом.
– Мы можем выбирать из двух путей, Натали. Либо мы углубляемся в то, что происходило в спальне, и тогда вам придется рассказать о каждой малейшей детали, какой бы интимной и неприятной она ни была. Либо мы обсуждаем то, что он приказывал вам делать вне спальни. Что вы предпочитаете?
– Мы можем поговорить о втором.
– Хорошо. Каков был его первый приказ? Не считая секса.
– Поехать на велосипеде в одно место в определенное время.
– Он сказал зачем?
– Сказал, если я окажусь поблизости, мне будет легко найти, куда ехать. Там будут мигать синие огни, и я должна следовать за ними.
– Он сказал зачем?
– Нет.
– Вы поняли зачем?
– Нет.
Бергер откинулся назад и глубоко вдохнул. В ухе очень своевременно зазвучал голос Ди.
– Не хватайся за ухо, Сэм. Здесь Кэри. Так что ты понимаешь, что поставлено на карту.
«Кэри? – подумал Бергер. – Что еще за Кэри, черт бы его побрал?»
– Инженер звукозаписи, – пояснил мужской голос. – Углубленный анализ голоса подтверждает, что с вероятностью девяносто восемь процентов звонила и сообщила от имени Лины Викстрём о доме в Мерсте Натали Фреден.
Бергер сидел неподвижно, укладывая в голове форму и содержание фразы. Наконец, он подумал: «Да, Ди, я понимаю, что поставлено на карту».
Но вслух он произнес:
– Первый раз был ведь не в Вестеросе, не так ли?
Он подвинул ближе к Фреден фото из мотоклуба. Она взглянула на них, но ничего не сказала. Он продолжил:
– Было больше трех раз, правда? Больше трех похищенных пятнадцатилетних девочек?
– Я ничего не знаю о похищенных девочках.
– Я так и думал. Я предполагал, что вами издалека управляет ваш хозяин, а вы лишь пустая оболочка. Теперь я знаю. Так когда был первый раз?
– Я не веду счет времени.
– Но был ведь минимум еще один раз до Вестероса. Вестерос был в марте полтора года назад. Зима, около мотоклуба. Вы назвали свое имя для телевидения. Помните?
– Да.
– Но Вестерос не был первым местом, куда Чарльз приказал вам поехать на велосипеде, чтобы постоять около полицейских заграждений. Итак, когда был первый раз?
– Не знаю. Летом.
– Летом. И где это было?
– Не помню. Ближе к Стокгольму.
– Попытайтесь вспомнить. Это важно.
Теперь Натали Фреден сделала паузу. Настоящую паузу, как будто для того, чтобы как следует подумать. Потом она сказала:
– Соллентуна.
В ухе у Бергера отреагировала Ди:
– Мы немедленно начинаем проверять.
Бергер сделал глубокий вдох и спросил:
– Вы можете описать, что там тогда происходило?
– Чарльз сказал, что я должна поехать туда на велосипеде.
– Что точно он сказал?
– Но я же не помню.
– Думаю, помните. Попытайтесь. Это был первый раз. Вы спросили зачем?
– Да. Но мне нельзя было спрашивать.
– Вы просто должны были делать то, что говорит Чарльз?
– Да, мы так договорились.
– И что же вы должны были сделать?
– Только стоять там и смотреть.
– А где именно? Вы помните, где в Соллентуне?
– Там были высокие дома, много высоких домов. На парковке внизу мигали синие огоньки. Все было огорожено. Я там и встала. Ничего особенного не происходило.
– Много высоких домов? Какая улица? Мальмвеген? Ступвеген?
– Я не знаю, как она называлась.
– Вы помните, как вы ехали? Вдоль железной дороги? Под автомагистралью?
– С тех пор прошло больше двух лет.
– Вы же не ведете счет времени?
– Да, вдоль железной дороги, под магистралью, дальше в гору. Потом в сторону от железной дороги. Одна кольцевая развязка, другая. Оттуда уже недалеко.
– Ступвеген, – сказал Бергер. – Центр района Хеленелунд. Парковка действительно находится ниже многоэтажек.
– Там были лестницы, ведущие к домам.
– И когда это происходило? Вы помните что-то, кроме того, что было лето?
– Нет. Было тепло.
Бергер прервался. Все шло на удивление гладко. Однако огонек в глазах Натали Фреден потух. Но оставались еще несколько моментов, которые надо успеть прояснить до необходимого перерыва. Бергер спросил:
– Какая фамилия у Чарльза?
– Не помню. Что-то обычное.
– На-сон? Андерссон, Юханссон?
– Нет. Что-то на манер Бергстрёма…
– На манер Бергстрёма? Вы имеете в виду вроде Лундберг, Линдстрём, Берглунд, Сандберг?
– Да, хотя ни одна их этих.
Ди была наготове и суфлировала Бергеру на ухо:
– Шёберг? Форсберг? Окерлунд?
Нет.
– Бергман? Лундгрен? Хольмберг? Сандстрём?
Нет.
– Линдквист? Энгстрём? Эклунд?
– Может быть, – сказала Фреден. – Довольно похоже.
– Которая?
– Первая.
– Линдквист?
– Хотя не совсем…
– Лундквист? Линдгрен?
– Он говорил, что на конце должна писаться h[2].
– Стрёмберг? Линдберг?
– Да, точно. Линдберг. С h на конце.
Бергер вальяжно раскинулся на стуле и глубоко вздохнул.
– Charles Lindbergh, – произнес он с американским акцентом. – Вот оно что. «Счастливчик Линди». «Дух Сент-Луиса». Вы видели когда-нибудь имя Чарльз Линдберг на бумаге? Видели его водительские права или паспорт?
– Нет, но он очень настаивал на этой h.
– Могу себе представить. Чарльзом Линдбергом звали американца, который первым перелетел через Атлантику. В 1927 году, если быть точным. Ваш хозяин украл имя реальной личности и присвоил себе. Ровно так же, как вы поступили с Линой Викстрём.
– Что?
– Мы знаем, что это вы звонили сообщить, что видели Эллен Савингер в доме в Мерсте. Вы сыграли роль соседки, Лины Викстрём, которая, как вы знали, находится в отъезде. Вы знаете намного больше, чем пытаетесь изобразить, Натали.
– Не понимаю, о чем вы.
– Нет, ну конечно, нет.
Тогда он включил запись на своем мобильном. Донесся женский голос: «В общем, я действительно уверена, что только что видела, ну, вы знаете, ее, ее, ту девушку, через окно. Хотя я все же не совсем уверена, что это была она, но на ней была эта, ну, не знаю, розовая лента на шее с тем греческим, неправильным таким, крестом, не знаю, то ли это православный, но она же прям настоящая блондинка, у нее не может быть греческих корней».
Бергер нажал на экран, наступила тишина.
Какое-то время он сидел и наблюдал за женщиной, известной ему под именем Натали Фреден. Она не смотрела ему в глаза. Он пытался свести воедино всю информацию – все, что говорилось здесь, в комнате для допросов, и все, что он знал из других источников. Чтобы сложилась непротиворечивая картина. Не получалось. Действительно не получалось.
– Научно доказано, что это ваш голос, Натали, – сказал он наконец.
Она по-прежнему смотрела в сторону. Бергер продолжил:
– И все же человек, который звонит в полицию и говорит все это, полностью отличается от того, с кем я говорю сейчас. Это заставляет меня думать, что это тоже роль, точно такая же, как Лина Викстрём. А вы совершенно другая.
Она все еще сидела, отвернувшись.
– Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня, Натали, – спокойно произнес Бергер. – Я хочу, чтобы вы взглянули мне в глаза.
Опять ничего.
– Прямо сейчас, – сказал он. – Сделайте это сейчас.
Ее лицо медленно повернулось в его сторону. Наконец, он заглянул прямо в голубые глаза. Взгляды могут скрывать, но взгляды никогда не лгут, так говорил его опыт. Что же он видел сейчас? Что-то нейтральное, внешне равнодушное, во всяком случае, недоступное. Это был совершенно другой человек по сравнению с тем, что он себе представлял. С тем, что ему внушили.