Они довольно долго обходили подвал, ища выход. Раз за разом, заблудившись, они попадали в исходную точку. Постоянно появлялись новые двери. Они сознательно стали оставлять все двери, в которые заходили, открытыми.
Наконец, все двери были открыты. Они прошли через всю необычную систему камер и дверей. В конце концов они уже больше не могли молчать. Бергер сказал:
– Что это, черт возьми, такое? Он ее перемещал? Семь гнусных маленьких камер. По одной на каждый день недели?
Блум покачала головой. Потом пошла туда, где, вероятно, был выход. После пары неудачных попыток они нашли правильную дорогу и снова оказались на ведущей в подвал лестнице. Блум пригнулась и переключила фонарик на максимальную яркость. Мощный сноп света выхватил из темноты ближайшую камеру и дальше, через следующую дверь, насколько хватало взгляда.
Бергеру пришло на ум слово в тот момент, когда Блум его уже произносила:
– Это лабиринт.
– Точь-в-точь как в Мерсте, – хрипло согласился Бергер. – Там тоже были клетки. Семь чертовых клеток.
– Не по количеству дней недели, – ответила Блум, во взгляде которой светилось озарение. – Семь – это не дни недели, это количество похищенных девочек.
Они посмотрели друг на друга. Кровь из ранок на ее лице смешивалась с водой, стекавшей у нее с волос. Их белые как мел лица напоминали два плачущих глаза.
– У каждой была своя клетка, – сказал Бергер. – Прежде чем он их убивал, каждая сидела в собственной комнате.
– Он их не убил, – возразила Блум голосом, которого Бергер не узнал. – Он держит их живыми, некоторых по несколько лет. Он накачивает их сильным успокоительным средством, запрещенным на Западе, в течение очень долгого времени. Он их коллекционирует.
Бергер уставился на нее. У нее по лицу уже текла не только вода, но и слезы.
Он впервые видел, как Молли Блум плачет.
Интересно, доведется ли увидеть это еще раз.
Он закрыл глаза. Мир вдруг стал другим. Внезапно от них начало зависеть намного больше. От Сэма Бергера и Молли Блум.
Они держали в своих руках семь жизней.
Они метнулись наверх, выбежали в прихожую, увидели безумный свет прожекторов, льющийся через открытую входную дверь. Снова можно было дышать. Они держались друг за друга, вцепившись друг другу в плечи. Почти обнимались.
– Черт бы его побрал, – ругнулся Бергер. – Черт! Он сохранил им жизнь. Он ждал нас.
– Его заметили в Мерсте. Должно быть, он, в свою очередь, заметил женщину с собачкой, которая видела его фургон. Он вычистил дом, полностью удалил из него все, скрыл двери, пропылесосил очень мощным пылесосом. Потом отвез девочек сюда, всех семерых. Он ждал нас здесь. И ровно сейчас он увез их отсюда в автофургоне. Видимо, здесь есть и другая дорога, кроме той, что отмечена на карте.
Вдруг перед Бергером все предстало с удивительной ясностью.
– «Рамане любую свою конструкцию повторяют трижды», – сказал он.
Блум удивленно посмотрела на него.
– Любимая книга Вильяма, – пояснил Бергер. – Фантастический роман Артура Кларка «Свидание с Рамой».
– Понятно, – ответила Блум с видом человека, напряженно пытающегося сопоставить полученную информацию. – Что ты хочешь этим сказать?
– Есть третий дом. Третий дом-близнец.
Сказав это, Бергер с силой ударил кулаком по стене.
Раны на правой руке опять открылись. На стену брызнула кровь.
Но ему было плевать. Плевать на все. Действительно на все.
Кроме одного. Того, к чему все свелось.
Спасти не одну, а семь девочек.
Бергер посмотрел на отвратительный свет прожекторов, проникающий в прихожую. Вышел на террасу. Расстрелял один за другим все прожектора, пока пистолет не дал осечку. Потом ему показалось, что какой-то свет еще остался. Спустившись с террасы, он понял, что это фасад дома светится своим собственным внутренним светом.
Как будто он покрашен светящейся краской.
Бергер снова кинулся в дом. Взбежал по лестнице на второй этаж. Прошел в мастерскую, нашел множество молотков разных размеров и форм, нашел несколько литейных форм для ножей, увидел, что одна стена полностью испещрена ножевыми отметинами, а на столярном верстаке явно заметны следы сильных ударов молотком.
– Мразь, – процедил Бергер сквозь зубы. – Чертова мразь.
Блум кивнула. У нее по щекам текли слезы.
Они попали в самый центр ада.
Прямо в средоточие зла.
Повсюду оставляя за собой следы крови, Бергер подбежал к следующей двери. За ней находилась небольшая комната с постелью, застеленной грязно-желтым бельем. В углу стоял письменный стол в форме буквы «Г», на котором виднелись следы, оставленные компьютерами, принтерами, роутерами.
Здесь Вильям Ларссон сидел и строил все свои планы.
– Откуда-то идет свет, – сказала Блум.
Бергер кивнул. Слабый свет направлял их куда-то вниз, под стол. Бергер отшвырнул стол от стены. В розетку была воткнута лампа.
Они сели на корточки.
К стене рядом с лампой оказался приколот листок бумаги. В центре листка торчала булавка. На булавке висела очень маленькая шестеренка.
А на самом листке было выведено несколько букв, судя по всему, кровью.
Там было написано: «Скоро я приду за вами».
И в конце фразы – смайлик.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что внизу приколот конверт. Блум сняла его со стены и встала. Бергер поднялся следом за ней. С него капала кровь.
Дрожащими руками Блум открыла конверт, осторожно-осторожно, и достала фотографию.
На ней был дом, чей фасад, казалось, светился собственным внутренним светом.
Это был снимок лодочного домика.
IV
32
Пятница 30 октября, 01:29
Кровь стекала в ледяную воду. Она образовывала тонкие струйки, которые в итоге сливались во все более размытую дельту и поглощались мировым океаном. Или, по крайней мере, исчезали из виду, за границы света, который выхватывал круглый фрагмент из всей поверхности воды.
Бергер погасил фонарик и вытащил руку из Эдсвикена. Он почувствовал, что холод постепенно заставил открытые сосуды на костяшках руки закрыться.
Время шло. Они изучили каждый пиксель в записях камер слежения, прежде чем с огромной осторожностью приблизиться к лодочному домику. В нем никого не было.
Но они знали, что Вильям Ларссон придет.
Что он может прийти в любой момент.
Бергер тряхнул головой, словно хотел взбодрить малоподвижные клетки мозга, и посмотрел на залив, который очень узкой перемычкой был связан с мировым океаном.
Он зашел в дом. Блум стояла около открытой доски и рассматривала портреты семи жертв Вильяма Ларссона. Уже в который раз.
– Я почти уловила, – сказала Блум и покачала головой. – В этом скрыто озарение.
– А ты следишь за этим? – Бергер кивнул в сторону открытых ноутбуков и отошел к противоположному концу доски. На обоих мониторах были виды с камер слежения вокруг дома, среди них несколько новых.
– А ты? – спросила Блум.
– Не тогда, когда я был на улице, – ответил Бергер и показал на новое фото на доске. Оно висело между фотографией шестнадцатилетнего Вильяма Ларссона и двумя субъективными портретами Эрика Юханссона. – Фотография из водительских прав Улле Нильссона. Единственная, которую я смог найти. Он похож на твоего Улле из «Виборг Детальист АБ»?
Блум кивнула и сказала:
– К тому же он неприятно похож на оба субъективных портрета: из Эстермальма и Мерсты.
Бергер тоже кивнул и показал на деформированное лицо подростка.
– А с этим сходство есть?
Блум покачала головой.
– Может быть, разве что во взгляде, – помолчав, добавила она.
– Возможно, – сказал Бергер и попытался спроецировать оба портрета на сетчатку. – Во всяком случае, он владеет домом в Больсте сам, под своим именем в «Виборге» Улле Нильссон. Дом приобретен за полгода до того, как был снят дом в Мерсте. Все кажется тщательно и профессионально подготовленным, была возможность моментально перемещать девочек с места на место во взятом в долгосрочную аренду фургоне «Статойл» из Евле.
– Чтобы получить работу в «Виборг Детальист АБ», он должен был не просто быть высоко квалифицированным специалистом, но и пройти строжайший контроль СЭПО. И я по-прежнему считаю, что это странно. Немногое на свете сделать сложнее, чем внедрить агента в полицию. Я это говорю как специалист по внедрению.
– Он интересуется техникой по меньшей мере со времен коллекционирования часов, – сказал Бергер. – Улле Нильссон представляет собой очень умело разработанную роль, как минимум настолько же умело, как роль Натали Фреден. Он зарегистрирован как инженер, закончивший Технический университет Чалмерса, и у него, несомненно, непроверяемое резюме. Никаких признаков того, что он бывал где-то за пределами ЕС. И вообще никаких указаний на то, когда именно он начал играть роль Улле Нильссона.
– А также никаких указаний на то, когда он вернулся в Швецию. Я бы все же предположила, что пластическую операцию ему сделали в арабском мире, может быть, в Ливане, может быть, в Саудовской Аравии, как я думала изначально, и что его отец Нильс Гундерсен ввел его в местное общество и проследил за тем, чтобы он получил основательное техническое образование.
– Хотя не только, – добавил Бергер. – Думаю, все указывает на то, что Вильям пошел по стопам отца. Думаю, он стал военным, наемником, может быть, как раз разведчиком.
Блум кивнула.
– Согласна. И поэтому он вернулся в Швецию? В таком случае по чьему приказу?
– Да. Либо он вернулся в Швецию, просто потому что голоса в голове стали звучать слишком громко. Либо эти голоса зазвучали громко, когда он уже находился в Швеции. С другими целями. В любом случае какой-то психологический срыв имел место. И теперь он стопроцентный безумец.
– Сценарий первый: Гундерсен не только снабдил Вильяма безупречными фальшивыми документами, но и разжигал в нем жажду мести, пока не пришло время. Сценарий второй: Вильям был здесь на задании, но присутствие на родине заставило прошлое вернуться с непреодолимой силой.