Он помолчал и добавил:
– Вы слишком много дерзите для людей, которых еще недавно искала вся полиция Швеции. Вам было бы к лицу проявить хотя бы намек на покорность.
– К лицу? – переспросила Блум.
– И не только. Это было бы и более выгодно. Если бы вы продемонстрировали хоть тень раскаяния или осознания всех своих прегрешений, у меня было бы для вас предложение. Высшее руководство СЭПО даже рекомендовало мне сделать его вам.
Август Стен покривился и уставился на стену над головами Бергера и Блум. Потом сказал:
– И комиссар Аллан Гудмундссон, и я, пока все это происходило, были настроены выдвинуть против вас обвинение, возбудить дело по всем правилам и отправить вас в тюрьму. Больше мы так не думаем. Как СЭПО, так и полиция пришли к выводу, что вами двигали завышенные амбиции и ничто иное. Поэтому мы не дадим ход подготовленному обвинению. Но мы не можем забыть о внушительном списке ваших служебных проступков и прямых правонарушений. Вы нарушили столько писаных и неписаных правил, что сложно сохранить вас в штате. Проще говоря, вы больше не служите в полиции. Мне жаль.
Бергер и Блум посмотрели друг на друга. Пока никаких сюрпризов. Остается только стиснуть зубы. Придержать язык. Принять ошеломленный вид.
Не получилось. Бергер спросил:
– А предложение?
Август Стен нахмурил брови и ответил:
– Высшее руководство СЭПО было настолько довольно вашим вкладом в расследование, что высказало пожелание, чтобы я предложил вам два места во внешних ресурсах СЭПО. Однако окончательное решение доверили мне.
– «Внешние ресурсы» означает, что мы бы работали на СЭПО, но не числились бы полицейскими? – уточнил Бергер.
– С сегодняшнего утра вы уже не полицейские, – ответил Стен. – Это окончательное решение.
– По-моему, это разве что чуток получше, чем рядовой служащий в полицейском архиве, – сказал Бергер и не смог сдержать улыбку. Больше всего ему хотелось громко рассмеяться.
– Это не так, – парировал Стен. – Наши внешние ресурсы играют очень важную роль.
– Черта с два, – воскликнула Блум. – Никогда.
– Вот и хорошо. Я все равно не собирался вам это предлагать. Как я уже сказал, я недоволен. Мы, конечно, можем отправить вас в отставку без лишних слов, но это выглядело бы не лучшим образом для обеих сторон. Будет лучше, если вы оба добровольно напишете заявление об уходе. В качестве компенсации мы предлагаем вам выходное пособие в размере зарплаты за полгода. Что скажете?
– За год, – ответила Блум.
Бергер уставился на нее, но сумел удержать язык за зубами.
– Что? – воскликнул Август Стен.
– Надо же принять во внимание средства массовой информации, – пояснила Блум. – Об освобождении Эллен Савингер и остальных девочек трубят все газеты, телеканалы, блоги, Твиттер и Фейсбук. И до настоящего момента вам удавалось сохранить подробности в тайне от общественности. Полагаю, будет нехорошо, если наружу выплывет тот факт, что двоим снятым с должности полицейским удалось то, с чем не справились СЭПО и уголовная полиция.
Аллан Стен смерил ее ледяным взглядом. Помолчав полминуты, он сказал:
– Давайте уточним, правильно ли я понял. Выходное пособие в размере годового жалованья гарантирует, что в СМИ не попадет никакая информация, в то время как полугодовое жалованье такой гарантии не дает?
– Вполне уместное истолкование, – кивнула Молли Блум.
– Вы можете идти, – сказал Август Стен.
Они развернулись и пошли к двери. Когда они уже выходили, Стен в заключение добавил:
– Я хочу подчеркнуть, что крайне важно, чтобы вы не утаивали от СЭПО никакой информации. Крайне важно для всех имеющих к этому отношение, чтобы мы получили все сведения, которые вы собрали.
Бергер и Блум переглянулись.
Уходя, они ни разу не обернулись.
37
Воскресенье 1 ноября, 10:14
Колдовское солнце лениво освещало ветки осин, на которых не осталось листвы, и грязные окна. Его лучи ложились на содержимое лодочного домика, как тонкий слой светящейся краски. Молли Блум прошлась по дому. Положила руку на опоры, потрогала торчащие из стены кольца, присела на корточки и рассмотрела шесть пулевых отверстий в полу. Опустившись на колени, она прокралась в дальний угол и прислушалась к едва слышному дыханию.
Смерть и жизнь.
Она посмотрела на Сэма, который вбежал через дверь с мостков.
– По крайней мере ежи чувствуют себя хорошо, – сказала она. – Сладко спят.
– Пойдем со мной, – сказал он и взял ее за руку.
Они вышли на мостки. Внизу на непривычно гладкой поверхности залива покачивалась лодка Вильяма Ларссона. Она была усыпана цветами.
– Ты никогда не заставишь меня ступить в нее, – сказала Молли, глядя на цветы.
– Не трусь. Можно сказать, наступило бабье лето. Последнее осеннее настоящее солнце.
Поневоле улыбнувшись, она спустилась в лодку, раздвинула цветы и уселась поудобней. Сэм взялся за весла. Вся эта картина напоминала стихи Бельмана. Не хватало только звуков лютни и пения муз. Когда они оказались довольно далеко от берега, Сэм перестал грести и вытащил бутылку шампанского из своего старого рюкзака. Достал два бокала и попросил Молли их подержать. Пробка отлетела на десять метров, и половина содержимого бутылки фонтаном отправилась в залив. Но на два бокала оставшегося шампанского хватило.
– Выпьем, соучастник, – сказал Сэм и поднял бокал.
– За что? – спросила Молли. – За то, что нас уволили? За то, что после долгой и верной службы, увенчавшейся, кстати, не имеющим равных расследованием, мы оказались безработными?
– За то, что нам удалось промолчать, например?
– Ну, хотя бы это нам удалось, да. Они не могут заподозрить, что мы догадываемся.
– Не должны, – сказал Сэм и опустил бокал. – Но, разумеется, мы не можем работать с ними, пока не будем точно знать, в чем дело.
– Никогда.
Казалось, Сэм ощутил новый прилив энергии. Он опять поднял бокал и произнес:
– Нет, лучше выпьем за все новые возможности, которые предлагает нам жизнь.
Молли подняла бокал с озабоченной улыбкой и сказала:
– За годовое жалованье, если ничего больше не остается.
– За два, – уточнил Сэм и сделал глоток.
Залив расстилался вокруг них гладкий, как зеркало, отражающее тишину и покой в окрестностях. В безлюдных просторах. Солнечный свет, впрочем, быстро угасал, так что надо было наслаждаться тем недолгим моментом, который был им дан.
Carpe, чтоб его, diem[9].
Сэм снова порылся в рюкзаке и достал коробку с часами. Откинул золотистый замок и посмотрел на свои часы. Теперь их было пять. Он снял с запястья Rolex Oyster Perpetual Datejust и отметил, что стекло уже не выглядит запотевшим. Он положил «ролекс» на место. Теперь все шесть отделений были заняты. Все часы на своих местах. Сэм достал Patek Philippe 2508 Calatrava и надел их.
– Я меняю часы по воскресеньям, – пояснил он. – И ровно в это мгновение прошла неделя с того момента, когда мы штурмовали дом в Мерсте.
– Ну и неделя у нас выдалась.
Какое-то время они молчали, глядя на сверкающие солнечные лучи и наслаждаясь ощущением, что жизнь прекрасна, которое несмотря ни на что всегда возвращается.
– Пора искать новую профессию, – сказала Молли, потягивая шампанское. – Кажется, даже жаль покидать это место. Думаю, вряд ли мне удастся вернуться к актерской карьере, учитывая, что мне уже под сорок. Зато ты можешь стать философом. Им всегда нужны старички. У тебя есть шанс стать профессиональным деятелем культуры.
– Именно поэтому я сказал про два. Для начала у нас есть два годовых жалованья. Если мы захотим остаться.
– Остаться? Чего ради, черт побери, нам тут оставаться?
– Кажется, я раньше не слышал, чтобы ты ругалась.
Наступила тишина. В северной части залива впервые завиднелся золотисто-желтый фасад Эдсбергского дворца, окруженного парками и набережными. Это было невероятно красиво.
Сэм лег на спину и посмотрел на голубое небо. Как же безумно долго небо не было голубым.
Он закрыл глаза и сказал:
– Я разузнал у одного адвоката, как обстоят дела на данный момент. Юридические баталии происходят из-за того, что лодочный домик находится на единственном участке оставшейся прибрежной полосы, который разрешено застраивать. Но обе фирмы устали находиться в тупике. Они готовы быстро продать дом за разумную сумму и поделить деньги. Могу я быстро предложить сравнительно неразумную сумму?
– Ты считаешь, что мы с тобой должны купить дом, где меня пытал безумный убийца и где я спустя четверть века его убила?
– Ты прямо сняла у меня это с языка.
Они рассмеялись. Одновременно. Оба не были уверены, что такое случалось раньше.
– Ты и я вместе? – спросила Молли. – Следователи-фрилансеры? Создать общую фирму? Детективное агентство?
– Я бы лучше назвал это… хм… профессиональная служба расследований частных и общественных дел…
– Не годится. Тогда уж… хм… ультрасовременная оперативная аналитическая служба для… да хотя бы… расследований за гранью возможного.
Лодка свободно плыла по заливу. Бергер достал свой старый мобильный. Он снова вставил в него сим-карту. Открыл на нем свою Полярную звезду, отправной пункт, неподвижную точку вращающегося мира. Восьмилетние Маркус и Оскар в овражке, поросшем мать-и-мачехой.
Пора позвонить в Париж.
Лодка продолжала плыть. Может быть, они уснули. Может быть, Сэм не слышал, как Молли сказала:
– Шесть спасенных девочек.
И может быть, Сэм не отвечал:
– Все сводилось только к этому. Остальное было просто фигней.
Их разбудили первые капли дождя. Пока еще он только слегка моросил, почти неощутимо. Молли и Сэм сели в лодке, будто воскреснув.
– Отныне больше никогда не будем говорить об этом деле, – сказал Сэм.
– Это что-то вроде клятвы? Мы клянемся, что больше никогда не будем обсуждать это дело?
– Да, а почему нет? Клятва – это красиво.