— Это вёсла такие, придурок! — обиделся на шутку Крот. — И вообще — греби, хоть сапёрной лопаткой…
В опустившемся на воду вечернем тумане, один за другим таяли силуэты гребцов. Кроме незлобивого мата ничего не нарушало романтическую идиллию переправы. Другой берег скрывал белый покров, плотной стеной висевший над водой и, если бы не малая ширина водоёма, с его течением, по которому можно ориентироваться при выборе направления движения, то немудрено было бы заплутать… Постепенно, последний десантник растворился в атмосферном явлении…
Глава десятаяЖизнь мёртвого города
Жёлтое солнце печальным призраком вставало над зловещим горизонтом. Кроваво-красное зарево распространилось на всё небо, революционным стягом зовущее к бессмысленным победам. Наспех разведённый костерок с натугой пыхтел, шипя полу-сырыми дровами. Противный сизый дымок витал над поляной, постоянно пытаясь залезть в самую душу, если учесть тот момент, что глаза — её зеркало. Души слезились, народ чертыхался, а вода постепенно закипала. От болотной воды чай имел противный привкус и Ворон мечтательно вздохнул:
— Эх, сейчас бы «Чёрного дракона» хлебнуть…
— Нашёл о чём мечтать, — проворчал Шмель. — Одна цена в тысячу баксов за маленькую пачужку отобьёт всю охоту к чаепитию.
— При чём тут деньги? Главное — вкус.
— Ни чего себе — при чём!
— Я имел ввиду халяву, — пояснил Ворон, морщась от болотного напитка. — Вкус там, наверное, отменный.
— Это как сказать, — возразил Шмель. — Тебе может и не понравиться. У китайцев собственный взгляд на чайные церемонии и продукты к ним. Во всяком случае, вкус может оказаться специфическим. Даже очень. Хотя бы один способ приготовления «Чёрного дракона» говорит об этом.
— Это какой? — вмешался Лис.
— Первую заварку выливают, на фиг, а для меня она самая главная. Единственная! А вот оставшиеся «нифеля» — на фиг. Не существует для меня второй заварки…
— Да, — согласился Бегемот. — Наши люди не оценят вторичной переработки. Воспитанные на перваче…
— Робко жмутся к душистой браге! — засмеялся Чингачгук.
Крот отхлебнул чай из своей кружки и сказал:
— Не понимаю — в чём сыр-бор? Чай как чай.
— Действительно, — подтвердил Жук, попивая свой напиток.
— Да вам всё едино, — махнул на них рукой Кот. — Вы никогда не были настоящими гурманами. Даже коньяк солёными огурцами закусываете.
— Давно ли ты пивал настоящий коньяк? — возразил Крот, скривив губы в презрительной ухмылке. — Такой стоит бешеных денег, а тот, что предлагается в ассортименте наших магазинов, не грех и селёдкой заедать.
— Закусывать, — поправил его Жук.
— Нет, вот именно — заедать! — не согласился оппонент. — Чтобы отбить непонятный привкус…
— А-а-а, — равнодушно отстал от него товарищ и вернулся к процедуре чаепития.
В процессе завтрака, только Лариса не ограничилась горячей водичкой сомнительного качества, а, как истинная леди, извлекла из рюкзака горсть леденцов и расписную коробку печенья. Цветастая упаковка вызвала в памяти Шмеля далёкие советские годы, когда пищевая промышленность не баловала своих потенциальных клиентов излишним рукоделием. Чужих — тоже. Упаковка имела бледный, невзрачный вид, во всяком случае, по сравнению с такими же зарубежными аналогами. Указывая рукой на коробку печенья, он рассказал товарищам забавную зарисовку из советского прошлого. Начал он не спеша, почти смакуя каждое слово:
— Стояли мы как-то в Югославии. Тогда страну ещё не успели поделить на удельные княжества и называлась она именно так. По сравнению с другими странами социалистического содружества, она считалась богатой. Наша база была в маленьком приморском городке, рядом с Дубровником. В тех местах летом отдыхали на своих виллах и зарубежные туристы.
— На своих? — удивился Ворон.
— Ну, может быть — на съёмных. Не перебивай — не в этом дело, а в том, что они состоятельные клиенты для местного обслуживающего персонала и для торговых точек. Городок маленький, а в нём аж два больших супермаркета: продуктовый и промышленных товаров. И ещё куча поменьше. Так вот, по сравнению с нашими сельпо, это, без преувеличения, выглядело настоящим капитализмом. Там москвичи с питерцами рты разевали не хуже своих менее продвинутых сослуживцев. Ну, ближе к делу. Заходим, как-то раз с мичманом в продуктовый супермаркет, а он был мужик из простых и такого изобилия в жизни не видел. Один набор колбас, развешанных на стене, чего стоил. От толщины с авторучку они медленно возрастали в размерах до полуметра в диаметре, но, его привлекла именно расписная коробка с печеньем. Нагнувшись к моему уху, он с замиранием сердца произнёс: «Смотри, какое красивое печенье! Так бы и съел его, вместе с коробкой!» Я ему посоветовал держать себя в руках. Милиционеров я в городке не видел вообще, но они, как известно, возникают ниоткуда, в таких ситуациях.
— Ничего, — улыбнулся Кот. — Сослались бы на временное умопомешательство.
— В состоянии аффекта укусил пачку печенья? — рассмеялся Чингачгук. — Расписную такую…
Шмель тоже усмехнулся и добавил к сказанному:
— Если бы так получилось, то я даже не могу себе представить последствий этого поступка.
— А почему милиция, а не полиция? — спросил Терминатор. — По-моему, в странах содружества была везде полиция.
— Кроме Югославии, — возразил Шмель. — В Дубровнике видел единственного на весь город милиционера. При нём имелась служебная машина и на ней было чётко написано, на местном языке, «Милиция». Кстати, про рекламу времён поздней перестройки. Присылает мужик в редакцию известного на всю страну журнала этикетку, с вопросом: «Что это такое?» На ней: «Лимонад «Буратино». На клочке бумаги стоит полубоком Буратино-Геркулес. Рожа злобная, а в мускулистой руке заветный золотой ключик, похожий на отмычку от амбарного замка, весом, эдак так, пуда на два. Вылитый покемон. Вот до чего доводят самостоятельные поиски маркетинговых ходов, срисованных вслепую с запада.
Народ посмеялся и стал собираться в дорогу. Небо посветлело и из красного постепенно стало розовым, пока совсем не приняло более привычные цветовые оттенки. Мастодонт долго сверялся с картой, восстанавливая в памяти наиболее превентивный маршрут, пока не указал рукой направление. Вроде бы у него всё сходилось: и с картой, и с памятью, и с компасом, но, он продолжал хмуриться, в чём-то явно сомневаясь.
— Что-то не так? — спросил подошедший Ворон.
— Ты понимаешь — на нашем пути находится нелегальный рыбзавод, а на нём пришлых не любят. Не приветствуются там посторонние глаза и уши… Придётся сделать крюк…
— Что это за нелегальный рыбзавод? — удивлённо поинтересовался Шмель, чуть не ошалев от услышанного.
— Огромные бассейны, — пояснил Лектор. — На них выращивают ценные породы рыбы: озёрную форель, осетров и некоторые другие виды.
— А почему нелегально? — засомневался Лис.
— Потому что условия такие, — ответил Терминатор. — Когда потребитель узнает, откуда балычок с чёрной икрой, то… Ну, сами понимать должны. А растёт здесь рыба на удивление хорошо.
— Ну ясно, — усмехнулся Бегемот. — Кормление форели с лопаты. Мужика, вместе с ней, чуть на дно не утащило. Хорошо что черенок сломался…
— Примерно так, — улыбнулся Диплодок. — В водоотводном канале живут сомы. Все угрожающих размеров, которых там зовут по именам. Идущие на службу люди подкармливают их батонами…
— А откуда взялись огромные бассейны, — поинтересовался Крот у новых знакомых, — неужели сами копали?
— Это бывшие отстойники, — пояснил за всех Лектор. — И прочие гидротехнические сооружения.
Оставив нелегальных, а от того нервных рыбоводов в стороне от своего маршрута, приятели плюхали практически по неизведанным болотным тропам. От этого пришлось сделать изрядный крюк и все порядком устали. До города было ещё далековато, но и привала в плавнях больше никто не желал. Привкус протухлой воды до сих пор стоял во рту, заставляя постоянно сплёвывать. Кот без конца об этом напоминал, зачастую в самых непристойных выражениях. Барбариска на него гневно косилась, а Шмель вспомнил старую бабушкину поговорку:
— Не хай воду, а не то обдрищешься!
— Ой, судя по запаху, уже начинается, — подхватил дружескую подколку Чингачгук.
Жёлтое солнце окончательно разогнало багровый окрас на небе, когда сталкеры постепенно выходили на сухие места. Отдельные лужицы и оазисы тростника были ещё часты, но уже во всём чувствовалось приближение твёрдой земли, а когда стали встречаться группами корявые деревья, товарищи поняли — их болотные мытарства закончились.
Городские улицы утопали в зелени. Она здесь буйствовала, стараясь занять все доступные места. Росла она и на кирпичных стенах, укореняясь даже на самом маленьком комочке земли, ветром надутого в расщелину. Бесхозный город поглощался растительностью не хуже, чем его брошенные собратья в тропических дождевых лесах. «Не едина ли судьба и тех и этого?» — подумал Шмель, но, вслух свою мысль выражать не стал. «Почему бы и нет», — проскрипела в мозгу вторая извилина. Упёршись в серое здание, автор скорбных мыслей обречённо прочитал название, некогда государственного заведения. «Мля — прачечная,» — простонала третья мозговая извилина. «Этот город над нами издевается!» — возмутилась четвёртая. «Как некультурно!» — мысленно, но хором, прокричали пришельцы, независимо друг от друга. Решительно дёрнув ручку на себя, Ворон, не менее решительно, вошёл в рабочее помещение. Он решил для себя раз и навсегда покончить с неопределённостью, насчёт устройства подобных заведений, так как ни разу в них не был. К слову сказать, приёмные пункты теперь находятся далеко от мест постирушек… Огромные стиральные машины стояли в ряд. В их барабаны можно было запихать всех пришедших сюда сегодняшним днём, вот только электричества не было, чтобы провернуть содержимое. Вестибюль прачечной оказался скучнее — он был пуст. Отделанные кафелем стены навевали скуку, и Вова не менее решительно, чем вошёл, покинул заведение. Удовлетворив своё любопытство, он теперь находился в растерянности, относительно того, куда сейчас направить стопы. Ларисе нетерпелось немедленно бежать в КБО, остальные, относительно дальнейших действий, не имели вообще никакого мнения, а вот новые знакомые советовали не торопиться, а осмотреться вначале. На вопрос Лиса, почему нужно партизанить, Диплодок ответил просто: