— Какой? — спросил Жук, ковыряясь пальцем в носу.
— Такой бы мордой, да медку хлебнуть… Кстати, я может быть, этого и хочу, чтобы так думали, будто бы я неженат…
Глава семнадцатаяКлубничка, трактор и черноморский загар
На очередной стоянке сталкеры готовились развлекаться, кто во что горазд. Продуктов завались, выпивки — тоже. Костёр дымил и сегодня ему это прощали все. Сияние синего пламени газового примуса уже успел надоесть и товарищи наслаждались горением настоящего огня. С дымом в душе помирились, единодушно пожелав ему: «Будь он неладен!»
— Что у нас сегодня на ужин? — весело спросила подошедшая Барбариска.
— Пирог с клубникой, Ларис, — равнодушно ответил Ворон, смотря куда-то в сторону.
— У-у-у! Дай-ка, погляжу!
Ища глазами аппетитный пирог, Лариса обнаружила на грязной скатерти нечищеные яйца и сморщенные солёные огурцы. Хлеб. Горилку. Ещё кучу продуктов, но вожделённого деликатеса не было. Был пирог, но далеко не с ягодами.
— Какая клубника?! — возмущённо воскликнула Барбариска. — Пирог же с капустой!
— Угу, — согласился Ворон. — Но, вокруг него сейчас такое будет твориться…
— Да ну вас! — обиделась Лариса.
Она надулась не на глупую шутку, а на отсутствие клубничного пирога.
— Да-да, — подтвердил приговор Шмель. — Твориться будет такое, что даже тараканы попрячутся. Кстати: вот у нас, исконно русские тараканы были чёрными, а вот пришлые — рыжими, почти красными. Их раньше ещё «пруссаками» называли. Якобы, они мигрировали к нам из немецкой земли. Ну, так вот: наши, как я уже говорил — чёрные. Полная адаптация к окружающей действительности и покровительственная окраска. Ночью в избе ни хрена не видно… А вот у немцев всё иначе. У них во всех журналах секс рекламируется, как естественная потребность, что не могло не наложить отпечаток на поведение людей, подвергнувшихся воздействию подобной рекламы. Со светом, так же, проблем меньше… Тараканы насмотрелись и… покраснели. Потом ещё раз и ещё, пока этот цвет не закрепился в наследственных генах последующих поколений насекомых. А если без шуток, то на ужин у нас сегодня пернатый стриптиз.
— Чего?! — возмутилась Барбариска, которой уже начинал надоедать однообразный юмор.
Шмель пояснил:
— Уже общипанная курица с местной птицефабрики, синюшного цвета.
— Замёрзла, — подтвердил Ворон.
— Нормальная окраска, для трупа, — равнодушно пожал плечами Лис.
Лариса смирилась с потерей мечты о сегодняшней клубнике. Постепенно всё вернулось на круги своя и каждый играл отведённую ему роль. Неожиданно стал подниматься лёгкий ветерок, временами переходящий в порывистый, что представляло некоторое неудобство. Оно заключалось в том, что опрокидывалась пластиковая посуда, которую сталкеры временно предпочли стеклянной. Стекло потом мыть надо, а пластик употребит Акакий… После очередного порыва ветра, Бегемот не выдержал и скомандовал Лису:
— Наливай! Не видишь что ли — стаканы разлетаются, как бабочки.
— Невесомость, — согласно кивнул головой Константин.
— Угу, — скептически высказался Кот. — Ты ещё скажи: «Настал гравитационный коллапс и в нашем временном континууме, теперь всё будет летать».
В этот вечер обсудили всё, касающееся будущих планов и не относящихся к планам — вообще. Как всегда, начинался разговор с ракетостроения и проходя стадию изготовления швейных игл, упирался в известное место. Барбариска постоянно возражала, резко выступая против подобных разговоров, но её слушали неохотно. Игнорировали, демонстративно не обращая внимание и в итоге, это стало похоже на то, что все эти разговоры ради неё и затевались. Неожиданно, болтовня скатилась к золотодобывающей промышленности и возможностям вимана, к разработке драгоценного металла. Чингачгук оживился, воспрянув духом, и выдал предложение, в котором предполагал выдавать золотишко на-гора.
— Куда ты собрался сбывать презренный металл? — спросил Ворон.
Рационализатор неопределённо пожал плечами. Об этом, он, естественно, не подумал. Главное предложить, а технические детали, в том числе и проблему сбыта, пусть обдумывают другие.
— Лейб, — сказал ему Шмель. — Золото сначала притягивает, а потом затягивает — наглухо. Так что и про жену забудешь…
— Точно-точно, — подтвердил Ворон. — Засасывает, как трясина. Вспомни Дикий Запад. Там сейчас многие ходят с индейскими носами, как у тебя.
— Чего?! — возмутился Чингачгук. — Причём тут носы?
— Притом, — спокойно пояснил Вова. — Когда начиналась золотая лихорадка, все бросали свои дома, закладывали имущество, надеясь, что впоследствии, всё вернётся сторицей; прощались с жёнами и в путь. Пока Джон со своим «Папой Джонсоном» лихорадочно пытался намыть золотишко, настоящий Чингачгук проявил известную долю расторопности. От него не отставали всевозможные Виннету, Оцеолы и «Паровозы, мчащиеся на полном ходу по прерии и протяжно гудящие». Короче, все прочие представители коренного населения Дикого Запада.
Лейб только махнул рукой в ответ и предложил поручить золотодобычу Акакию. Все задумались… Прибежавший Бегемот крикнул тревожным голосом:
— Лариска! У нас покойник! Акакий помер…
— Чего?! Как?!
— Помойным ведром подавился…
— Тьфу ты блин — дурак! — возмутилась Лариса. — Этому больше не наливать!
То ли свежий воздух, то ли полная свобода сыграли сегодня свою роль, но, многие нажрались, как свиньи. Пьяный Бегемот полз в сторону вимана. У костра ему показалось прохладно и он мужественно держал курс в сторону аппарата, в котором, на удивление, всегда было комфортно. Только сейчас Ворон обратил внимание на этот факт. Удивляться было некогда, так как Мотя был уже на подступах. При первой же попытке проникнуть внутрь, Вова преградил ему путь, со словами:
— Пропуск покажи!
Бегемот на секунду задумался и полез в карман. Достав хрустящую купюру, он сделал деловое предложение, едва что-либо соображая пьяными мозгами:
— Деньги…
— Заползай!
В эту ночь Ворону снились какие-то идиотофицированные сны. Невозможно стало глаза прикрыть… Сновидение про сломанный дуб заставило умилиться домашним уютом и, почти такой-же, обстановкой. Собравшаяся вокруг могучего ствола пария зелёных, с лопатами наперевес, сгоняла с кроны дуба какого-то знатного мужика. «А этот чего на дерево залез?» — спросил председатель местного совета, подойдя к собравшимся. «Вот, выполняли ваш приказ — отправить домой. Он вначале долго не понимал, чего от него хотят. Пробовали даже с раскачки аборигена на ветки забросить. Затем, когда всем это надоело, позвали его жену. Ну, тут дело пошло и через пару секунд, подопечный уже наотрез отказывался выходить из дома, торчащего в разные стороны развесистыми ветвями. Даже тогда, когда ему бутылку показывали!» Среди увядшей листвы, мужик обмяк и даже притих, от безысходности создавшейся ситуации. Он никак не мог смириться с образовавшимся, в собственном сознании, вакууме. Возникшая искусственная пустота требовала заполнения и в голову лезла всякая ерунда, пытаясь собой заполнить возникшие пустоты. Его жену подобные мысли не слишком терзали. Её планы были диаметрально противоположно планам председателя сельпо: не загнать мужа на дерево, а согнать дубового супруга с дуба, чтобы тот шёл домой. «Робин Гуд, хренов! — категорически высказалась вторая половина. — Опять все награбленные деньги беднякам раздал, скотина! А мне?!» После недолгого обучения, зелёные были готовы ей помочь и на счёт три, так рявкнули, что квартиросъёмщик грохнулся вниз, с тихим стуком и громким стоном. Кто громче крикнул — вопроса не возникало. Жена мужика давала фору всей партии, а те постоянно твердили: «Зря копали — зря вскопали… Вот — пригодилось, а так бы убился, к едрене-Фене… В опустившейся темноте ещё долго раздавались глухие удары по рёбрам и прочим местам, сопровождающиеся возмущёнными возгласами: «А мне?! А мне?! А мне?!»
Сумерки окутали перелески, а Ворон, с товарищами, держал по ним курс в сторону разрушенного энергоблока, намереваясь разжиться уникальным «Чернобылитом». На станции, партия зелёных уже начала копать подкоп, но, вместо того, чтобы рыть подземный ход в сторону реактора, вскопала вокруг АЭС весь периметр, вместе с газонами, асфальтом и бетонными дорожками. Вместо «Чернобылита», зелёные обнаружили золотые копи, которые теперь усиленно эксплуатировали…
Проходя полем мимо станицы, Ворон готов был поклясться в том, что пугало на огороде, в драном пальто, наблюдало за их перемещением. Воины тени не дремали… Шляпа опустилась на то место, где у пугало теоретически должны быть глаза и силуэт вздрогнул. Следующее пугало щеголяло в наряде Деда Мороза. Рядом стояла живописная снегурочка: соломенные косы и разбитый горшок, вместо головы. Гончарное изделие пугало страшным оскалом, коим являлся пролом в его теле. Из-за этой скульптурной группы, созданной народными умельцами, вышел инспектор по делам безопасности системы Сотис и строго спросил: «Где ваши тревожные чемоданчики? «Дома остались», — растерянно ответили сталкеры. «Будете наказаны переводом на службу в Трихансад. Кстати — почему без штанов? И трусы рваные»… «Успели выбежать, в чём мать родила», — оправдывался, за всех, Ворон. «Да-а-а, — покачал головой инспектор, глядя на Бегемота. — Без штанов, но в шляпе!» «У пугала было только это, — оправдывался Мотя. — Видимо, плащом кто-то уже успел воспользоваться до меня».
Утром, сделав головокружительный кульбит из вимана, Бегемот держал курс в кусты. Не сбавляя скорости, Мотя прошмыгнул мимо Ворона и скрылся за поворотом. Сам поворот он игнорировал, выбрав путь напролом.
— Я тебя предупреждал, насчёт яиц! — крикнул Вова ему вслед.
Хрустел сухими ветками Мотя недолго, затихнув в глубине бурелома. Такой прыти, от Бегемота, никто не ожидал.
— Прямо — «Электроник», какой-то, — рассмеялся Лис, глядя вслед беглецу.
— Один раз меня угораздило забрести в горы, в составе туристической группы, — поделился с ним Шмель своими воспоминаниями. — Был в ней такой персонаж. Его так и прозвали — «Электроник». Представь себе: плетётся группа к вершине сопки; уставшие, взгляды потухшие, а этот вертится вокруг. «Электроник» уже и к вершине сбегал, и к подножию, и вокруг туристов, раз двадцать обежал… Достал! По его словам, он служил пограничником, где-то в горах и каждый день по столько километров нарезал, что… Привык, короче.