Возвращался Бегемот не спеша, на ходу застёгивая ремень, поддерживающий штаны.
— Что, Моть, — подколол его Ворон, — я смотрю, Акакий тебе отказал в утилизации?
— А я об этом и не подумал…
Оправившись, Мотя нацелил стопы к остаткам праздничного стола. Прицелившись к яйцам, он равнодушно тянул к ним руку. Чингачгук обречённо вздохнул и в сердцах высказался:
— Этот гиппопотам всю страну обожрал — морда!
— Да я от голода пухну! — возразил Бегемот.
Лис почесал рыжий затылок и засмеялся:
— Оно и видно — запасу жира акула позавидует!
— При чём тут акула? — возмутился Мотя.
— Притом! Для неё жир является превентивной закуской — энергия…
— Да пошёл ты…
— И всё-таки, — не унимался Лис. — Если…
— Тебя куда послали? — вежливо спросил его Кот.
— Куда обычно посылают!
— А ты куда пошёл?
— Ну, извините — перепутал направление!
Акакий бродил по поляне и подбирал весь найденный мусор. Утилизация проходила успешно, но случались и накладки. Бегемот только собрался отправит в рот недоеденное яйцо, как Акакий расценил ситуацию иначе. Отняв у Моти остатки пищи, робот отправил их в утилизатор. Ворон, наблюдая эту сцену, сказал:
— Мне терминатор напоминает беременную куклу Барби.
— Почему? — удивился Шмель.
— Разработана она была в шестидесятых годах прошлого столетия, но выпущена в продажу только в конце восьмидесятых.
— Извращенцы, — презрительно процедила сквозь зубы Лариса, будучи знакома с этой разработкой.
— Что такое? — удивился Шмель.
— А ты видел, из какого места ребёнок извлекается?
— Неужели… Нет! Не может быть!
— Да нет! — возразила Барбариска. — Не оттуда. И не изо-рта, а прямо из живота. Какой-то тухлый намёк на Кесарево сечение. Дверка открывается и…
— А там помойное ведро! — засмеялся Лис.
— Как у Акакия, — присоединился к всеобщему веселью Бегемот.
В отхожем овраге было сумрачно, сыро и пахло. Всё заросло бурьяном и колючим кустарником. Вернувшийся оттуда Ворон без конца проклинал того, кто первым застолбил делянку, пометив её, далеко — не изотопом… Остальные, уже по неписанному закону, стремились именно туда, в то время, когда вокруг было много, вполне комфортных, мест для посиделок. Сплюнув и пожаловавшись на темноту, Вова спросил сидевших у костра:
— Как узнать — сколько негров находится в тёмной комнате, не включая в ней стационарный свет?
— Ну и как? — вопросом на вопрос, поинтересовался Крот за всех.
— Посветить фонариком и сосчитать.
— А вот тут я ловлю тебя за руку! — не согласился Виктор.
— Не за руку, а на слове, — вмешался Шмель. — Он выражал свои мысли, а не воровал у тебя из кармана печенюшки.
Контрдоводов у Крота больше не нашлось и он умолк, предпочитая пребывать в молчании, а значит — в своём амплуа.
Пора было собираться в путь и Ворон спросил Барбариску:
— А мы можем лететь быстрее?
— Можем.
— Тогда чего же мы плетёмся, как туристы по Бродвею?
— Акакию необходимо проверить ещё кое-какие параметры вимана, — ответила подруга. — Считай, что мы пока проходим ходовые испытания. Сколько времени аппарат стоял без дела, да ещё эта авария…
— Ага! — вмешался Шмель. — К1. Ходовые испытания. Проверка скорости, выведение девиации компаса…
— Примерно, — улыбнулась Лариса.
— Ну, тогда необходимо сдать приёмной комиссии и К2.
— Это как? — насторожилась Барбариска.
— Стрельбы, — пояснил Шмель, ища глазами возможный объект для уничтожения.
— А это идея! — оживился Ворон.
Шмелю не терпелось испытать действие энергетического оружия на какой-нибудь помойке. Железный ящик для мусора, подошёл бы как нельзя кстати, но его поблизости не наблюдалось. Отлетев немного в сторону, нашли подходящую железяку. Когда-то она была комбайном, убиравшим с полей хлеб, а теперь, её даже на металлолом никто не брал. Виман отлетел на порядочное расстояние, а группа наблюдателей, оставшаяся на земле, предпочла занять безопасную позицию ещё дальше, но, чтобы было видно.
Вопреки ожиданиям и предвзятым образам, навязанных кинематографом и компьютерными играми, сорвавшийся с ваджры плазменный сгусток имел не зелёный, а пронзительно голубой цвет. Ворону даже показалось, что заработала электродуговая сварка. Правильной формы шар, выжигая вокруг себя воздух, при полёте оставлял дымящийся шлейф. Вместе с воздухом, испарялась влага, отчего этот шлейф был молочно-белым. После поражения плазмой объекта, пар ещё долго клубился, рассасываясь в окружающей атмосфере. Сам объект, подлежащий уничтожению, даже вспыхнуть не успел. Мгновенно испарившись вместе с возможным дымом, он не оставил на прощание ничего, что бы напоминало о его существовании, ещё секунду назад. Сама плазма, при соприкосновении с целью, будто взорвалась, осветив напоследок сине-голубым светом вокруг себя всё: деревья, виман, глупые лица сталкеров…
— Самые горячие звёзды голубые, — задумчиво сказал Ворон, сопоставляя в уме возможности оружия.
Чингачгук беззвучно тыкал пальцами в сторону уничтоженного комбайна и, без конца, что-то пытался сказать Вове. Ему это надоело. Шумно вздохнув и также выдохнув, Ворон возразил, в ответ на немой вопрос:
— Золото испарится, вместе с породой и прочее, прочее, прочее…
Следующее встреченное село поразило обилием техники. В основном — тракторов. Ржавый комбайн, как неистребимый символ сельского бытия, стоял посередине механизаторского двора, приглашая к себе мастеров по ремонту. Последние не спешили проявлять расторопность, повинуясь извечному инстинкту лени. К тому же, до уборочной далеко, а в магазине нет пока табу, наложенного председателем на алкогольные напитки. А если бы он и наложил, то механизаторы бы на него положили — горилка всегда имеется в резерве. Повторять опыт с контактом третьего рода не стали. Оставив виман в глухом буреломе, в сельпо отправились налегке, не обременяя себя инопланетными регалиями. В магазине было душно. Воняло керосином, несмотря на двадцать первый век, стоящий на дворе. Пахло хлебом, ради которого и была затеяна эта микроэкспедиция. Он лежал рядом с оцинкованными тазами, покрытыми густой коричневой смазкой. В тазы, продавщица грудой свалила топоры, вместе с колунами и молотками, разнообразных весовых категорий — вплоть до кувалд. Всё это хозяйство, так же тщательно подвергнутое консервации, вносило неповторимое амбре в затхлую атмосферу магазинчика. Хлеб не пропах керосином потому, что его недавно привезли, а вот чай был безнадёжно испорчен. Уже без разницы, в чём его заваривать: в чистой посуде или в только что купленном тазу, наплевав на наличие обильной смазки. Барбариска рассматривала предложенные к продаже карамельки и засохшее печенье, к тому же, пропахшее плесенью. Пряники, по твёрдости, соперничали с корпусом вимана, а вот водка, по словам работника торговли, была абсолютно свежей. На вопрос о том, почему столько тракторов стоят в ряд, продавщица ответила просто:
— Кузьмич…
— Чего Кузьмич? — не понял Лис, шныряя глазами по полкам, в поисках того, чего он и сам не знал.
— Тракторист Кузьмич, говорю, — повторила продавец. — Всё норовит на тракторе в речку сигануть. Никакого сладу с ним нет. Председатель уже измучился весь…
Лис посмотрел через магазинное окно на улицу. Загубленная техника стояла рядами, а рядом, с поникшей головой, стоял механизатор, её угробивший. Казалось, что у него был талант не эксплуатировать трактора и комбайны, а планомерно их уничтожать, не церемонясь с ненавистными механизмами. Председатель колхоза уже подумывал о том: «А не диверсант ли, наш Кузьмич?» Остальные односельчане имели схожее, с председательским, мнение, но, до поры, до времени, не выносившие его на всеобщее обсуждение. Что делать, если в этих местах больше никто не желал оставаться. Земля пустовала без заботливых рук…
Отоварившись, сталкеры вышли на освещённую, солнцем, улицу. Кот, подозрительно ухмыляясь, сказал Бегемоту:
— Мотя, ты так смотрел на продавщицу Клаву, что я уже было подумал готовить для неё место в аппарате.
— Ха, — презрительно хмыкнул Чингачгук. — А может быть, его харя, вообще ни к месту, в представлении её бестиария?
— Голова не заднее место, — возразил Кот. — Завяжи и лежи… На крайний случай, можно рюкзак на башку натянуть.
— Я тоже подумал о том, что он заберёт её с собой, — согласился с Василием Жук. — Бывает же любовь, с первого взгляда.
Он вопросительно посмотрел на Ларису, но та демонстративно отвела взгляд в сторону. За неё подрядился отвечать на вопросы Ворон:
— Бывает. Мимолётная любовь вспыхивает, как плазма, которую мы только что испытывали. Частенько случается — весь потенциал, за раз и прогорает. Как вы успели убедиться, даже дыму не остаётся.
— Да это всё Кот, воду мутит, — вмешался Крот. — Он сам попался продавщице в тиски, вот и валит всё на Бегемота.
Шмель подтвердил:
— От свалившейся, в его мечтах, на него Клавдии, занявшей позицию сверху, Кот испытывал давление снизу.
— ?
— Да жена, поди, ушла…
Василий только отмахивался обеими руками. Совсем недавно он играл роль охотника, а теперь сам стал жертвой балагуров.
До вимана товарищи не дошли. Не выдержав напора торжества жизни, в виде зеленеющей листвы и, шумящего кроной, леса, устроились на его опушке. На существующий момент, было всё, но Чингачгуку не хватало светлого взгляда в будущее. Он без конца приставал то к одному, то к другому, задавая дурацкие вопросы, которые он считал наводящими:
— А вдруг, когда-нибудь, придётся демонтировать оборудование? Зачем Акакий приварил болванку намертво плазменной горелкой?
— А если Моте завтра в космос? — спросил Лейба Ворон. — Что ему тогда — в белых тапках ходить? Не снимая…
— В какой космос, — не понял Чингачгук, от этого пребывая в полной растерянности, — мы что — всё-таки полетим?
— На кладбище, я имел ввиду…
— Чего вы меня заживо хороните?! — возмутился Бегемот.
— Не волнуйся, Мотенька, — успокоил его Вова. — На жизнь надо трезво смотреть и проявлять побольше цинизма. Могильщикам это нравится… Сколько их спилось на этом поприще!