Одному старику было до фени.
— У меня нос будет синий! — пожаловался тощий. — Кстати, а куда подевался Контуженный?
— Он сейчас выполняет роль трассера, — ответил долговязый.
— Чего? — насторожились остальные, хором выразив крайнее недоумение.
— Ну — трассер. Пуля такая — светящаяся. Не знаете, что ли?
— При чём тут пуля? — зло спросил толстый.
— Он, подвизаясь на два фронта, ещё утром попал в обойму жаждущих спиртного, с той стороны забора. Последний раз Контуженный пронёсся мимо нашей толпы в магазин, практически светясь красно-оранжевым светом, от разогрева об атмосферу. Рожа красная, нос ещё краснее. О глазах и говорить нечего — как у лича, после страшной попойки…
Как говорится, вспомни о… и всё у тебя будет. Контуженный, в дальнем конце вернисажа, лежал в придорожной пыли ничком. Он, вероятней всего, страдал от тяжёлого ранения в голову спиртосодержащей жидкостью, но, не прекращал попытки идти в атаку. Раненый повернулся и подняв правую руку вверх, попытался что-то крикнуть. Получилось несвязное мычание. Долговязый скептически поглядел на поверженного бойца и вежливо спросил:
— Ты определись, что тебе нужно: рому или патронов.
Пока сталкеры ждали возвращение предводительницы, Ворон разглядывал обнажённую натуру, вылившуюся на полотно, вместе со всеми природными недостатками. Личное неумение художника, в связи с этими фактами, оставалось неопределённым.
— Ню, — сказал подошедший Шмель. — Голая баба.
— Я знаю, как называется эта картина, — заявил Вова, внимательно осмотрев неприкрытый зад натурщицы.
— Как?
— Ни концов, ни кольцов — полна… эта… огурцов.
— Дешёвая шутка, — вяло отреагировал присоединившийся, к просмотру, Лис.
— А что, — возразил Ворон. — Колец — не видно? Нет. Концов тоже не видать. Остаётся эта… Ну, а уж её содержимое просто не разглядеть, в силу непрозрачности естественного материала.
— Интересно, — усмехнулся Шмель, — огурцы свежие или солёные?
Лис захихикал и высказал свои соображения:
— Ну, свежими они уже по определению быть не могут, да и для засолки, место неподходящее.
— Тогда замаринованные, — решительно заявил Вова. — Для них точно закрытая тара нужна, для пущей консервации.
— А доставать как? — подал голос Бегемот. — Ножницами, что ли?
— Лучше штопором! — авторитетно заявил Кот.
Чингачгук махнул рукой и равнодушно заявил:
— Да ладно — так выйдут, естественным, так сказать путём…
— Правильно, — весело согласился Лис. — Нужно было художнику огурцы друзой поместить — жопками наружу.
Он ещё посмеялся некоторое время и спросил Ворона:
— Чего это тебя Лариска отчитывала?
За него ответил Шмель, подло ухмыляясь:
— У Володи, какая-то треугольная фигня вырисовывается…
— Чего? — опешил Константин, соображая, кто из их компании мог стать заместителем Ворона.
— Ну — любовный треугольник.
— Это я понял! — согласно кивнул Лис. — Между кем и кем?
— Между Вороном, Барбариской и бутылкой.
— А-а-а! — понятливо и хором, радостно и слаженно, протянули сталкеры.
— А если в этой геометрической какофонии есть любовник? — задал Кот провокационный вопрос.
Шмель на секунду задумался и высказал свои соображения, по этому поводу:
— Ну, это уже квартет получается и ещё неизвестно, за что на ринге схватка яростнее происходить будет — за бутылку или за бабу…
— Точно! — согласился Бегемот. — Глаза хитрые-хитрые…
— Чего? — напрягся Чингачгук.
— Анекдот не помнишь, что ли, про то, как жена с любовником в постели лежат? Я к заначке… Так и есть — всю брагу выпили!
— Ох уж мне эта любовь! — поморщился Кот. — Вот где сидит!
Он показал рукой на горло, а Шмель ему дал ценный совет:
— В этом случае поможет сказка про любовь и мины.
— Как это? — заинтересовался Василий, на всякий случай внимательно слушая, а вдруг — пригодится.
— Просто, — продолжил учитель. — Пристаёт с любовью? Скажи ей, что ты во Вьетнаме на мину-лягушку уселся. Джон наступил, а ты просто сел, а когда вставал, то только и увидел, как мимо хари собственные причиндалы пролетели… Отголоски чужой войны…
Вернулась Барбариска и сталкеры гуськом потянулись к выходу и, как кому-то показалось — на свежий воздух. Позади остались огурцы, неприличные картинки и прочие баклажаны — нарисованные и настоящие. Вдоль дороги потянулись ангары, в которых разместились склады. От остального мира их отгораживал бледно-серый забор, со следами былой покраски. Исходя их этого, хозяева складов размещали вывески, рекламирующие их продукцию, прямо на крышах ангаров. Чем выше — тем лучше. Этому способствовали длинные деревянные шесты, на которых крепился рекламный плакат. Как правило, шесты ограничивались шестиметровой длиной. Некоторые владельцы были несогласны с ограничением и делали несущую конструкцию составной, но, до первого сильного ветра и так по-новой, в извечном круговороте бытия. В одном ангаре работали, видимо, остряки. На вывеске имелась надпись: «Склад ╧13», а рядом был нарисован весёлый цыплёнок. Под ним, оформитель написал крупными буквами: «Ваши яйца здесь».
— Категорически не согласен! — возразил Бегемот. — Я их уже съел, а те, что хранятся на складе — не мои.
— И мои на месте! — подтвердил Кот.
— Надо сменить название на «Клиника пластической трансплантологии», — предложил Чингачгук.
— Ты там будешь, конечно же — главврачом? — засмеялся Лис.
Выйдя на центральную улицу, сталкеры окунулись в местную толчею. Все куда-то торопились, суетились и смотрели только себе под ноги. Этому способствовали раздатчики всевозможных бумажек, от которых не стало продыха во всех городах. Это ещё одно поветрие, с которым власти бороться были не в состоянии. Играли музыканты, с детства воспитывающиеся вместе с медведями, мычали не менее талантливые певцы. Талант заключался в том, что при полном отсутствии голоса и музыкального слуха, они не стеснялись побираться на центральной улице города. Наглость — второе счастье… И тем не менее, даже у таких талантов находятся пьяные поклонники. Трезвые, видимо, трезво оценивают музыкантов. На эти высказывания, со стороны Ворона, Мастодонт позволил себе возразить:
— Это таланту важно, чтобы его слушатели имели музыкальный слух. В противном случае — кто оценит? А вот бездарю — наоборот. Он входит в эмоциональный контакт со своими слушателями, которые по уровню интеллекта, стоят с исполнителем на одной ступени. Соответственно, воспринимают действительность на одной волне…
Мастодонт устал и равнодушно махнул рукой, в гипотетическую сторону, где одни наяривали на музыкальных инструментах, которые видели второй раз в жизни, а другие их слушали, пуская пьяную слезу.
Направо, в ряде стеклянных витрин, промелькнула странная вывеска. Кто-то решил проявить эрудицию и назвал магазин «Колониальные товары», не совсем ясно представляя себе, что это такое.
— А что это за товары? — изумилась Лариса, и не мудрено, так как владеть заморскими колониями, Россия закончила, аккуратно после Октябрьской революции.
Ворон улыбнулся и, хитро прищурившись, пояснил подруге характерные черты вещей, поступающих из далёких и, не очень, колоний:
— Шахматные фигуры, там, из хлебного мякиша — покрашенные табачным пеплом. Если они изготовлены из чёрного хлеба, то и красить не надо. Из белого — дороже. Батон, всё-таки… Ну, что ещё? Рукавицы, лифчики, несуразных размеров — от мечтателей, ну и так далее… Да — про лес, чуть не забыл: брёвна, тёс и доски, вместе с брусом…
— Да ну тебя, — вяло выговорила Лариса, уже устав напрягать мозговые извилины.
— Что такое? — обнял её Ворон. — Это правда, а то, что написано на магазине, от скудоумия. Я-то, тут, при чём?
— Это что, — зевнул Шмель. — Вот, в одном месте дали название магазину — Нью-Йорк! Я понимаю, когда крепятся вывески, типа: «Эльдорадо», «Клондайк» — тут всё понятно. Символы супербогатого американского края, но, магазин «Нью-Йорк» в глухом селе Косорылово — это ни в какие ворота не лезет.
— Это, наверное, ответ на америкосовские штучки, — догадался Чингачгук.
— Почему ты так решил? — спросил его Бегемот.
— Потому, — ответил Лейб. — Представь себе, что стоит в пустыне три с половиной дома и это, считается не деревня, а город. Там и деревень-то нет. Называется это поселение просто: «Москва». И таких там несколько. Несколько Парижей и так далее, и тому подобное.
— Действительно — ущербные, — согласился Лис.
На зелёной делянке, какой-то грамотей поставил табличку, приколоченную к небольшому шесту. Надпись лаконично гласила: «Газон засиян», вероятно для того, чтобы на него не ступала нога человека. Ходить не ходили, но, пьяные падали — регулярно.
Крот посмотрел на этот шедевр и спросил сопровождающих его лиц:
— Почему на памятной табличке нет даты рождения. Дата смерти, так же, отсутствует и фамилия написана с маленькой буквы.
По пути попался магазин, на котором, красными буквами, с непонятно-загадочным намёком, красовалось название: «Умная игрушка». Снизу, чуть помельче, было написано: «Чип на 30000 слов в словаре игрушки, несколько сотен энциклопедий и прочая, прочая, прочая»…
— Знаю я такие игрушки, — засмеялся Жук. — У меня знакомый есть, так он купил сыну подобную штучку. Сын остался не у дел, потому что его мать первая решила опробовать изделие на себе. Так сказать — ходовые испытания… Уж время за полночь, а полемика между женой знакомого и умной игрушкой не прекращалась. Наговорив игрушке всяких глупостей, с три короба, женщина обиделась и поджав губы, ушла спать.
Сталкеры порядком повеселились, представив себе эту картину. Они уже начали уставать от провинциальной непосредственности и стремились побыстрее выбраться отсюда подальше. Терминатор обратил внимание на маленькую студию, которая гордо именовалась: «Студия звукозаписи». Лектор критически оценил заведение, выдав собственную резолюцию:
— То ли в гараже, то ли в сарае…