енным способностям собеседницы — он им воспользуется. Наверняка. Что ж, такого шанса я ему не дам, сам справлюсь, тем более всё оказывается предельно ясно.
За дебрями юридического языка скрывается совершенно однозначная формулировка, предлагающая сделать выбор: кабальнические условия по расписке или тёмная лошадка в виде контракта. Оба варианта меня не устраивают. По расписке за полгода я физически не смогу заработать столько денег, а второй вариант, без разницы, что там внутри документа, — это сто процентов подстава со стороны чёболя. И хорошо, если там не будет красной комнаты и атрибутов БДСМ, как в одной популярной книжке из моей прошлой жизни. Но даже если обойдётся без разврата, горбатиться на мажора я не соглашусь. Кто знает, какие капризы придётся исполнять?
Без сомнения, меня толкают ко второму варианту. Есть сладкий пряник в виде денег и десяти дней на «подумать» и есть невыполнимые условия, если откажусь работать на ЧжунСока. Выбор очевиден.
«Попросить, что ли, контракт почитать?» — думаю я, украдкой поглядывая в сторону вожделенной пачки. ЧжунСок замечает мой взгляд.
— Ты всё поняла? — тоном школьного учителя интересуется он. Скажешь «нет» — поставит двойку, а скажешь «да» — наградит дополнительным заданием. — Хочешь ознакомиться с контрактом?
Мотаю головой. Затем стучу пальцем себе по виску и показываю на «улицу». ЧжунСок не возражает. Он верно понимает мой жест: прежде чем читать контракт, нужно обдумать само предложение в целом. Как бы ни подмывало, но тратить время на бесполезное занятие нет смысла.
— Сходи, подумай, — всё тем же тоном, но добавив в него нотки снисходительности, предлагает он. Подавив желание придушить гадёныша, встаю, топаю прочь из душного помещения.
«Сказать ему, что деньги мне нужны для спасения жизни одной глупой девочки?» — размышляю я, идя вдоль борта палубы. Она открыта со стороны моря, и холодный ветер, пахнущий солью и водорослями, треплет мне волосы, забирается под толстовку. Останавливаюсь. Опираюсь на глухой бортик ограждения, поворачиваю голову к ветру, закрываю глаза и глубоко дышу, наслаждаясь моментом. Кайф! Если бы не обстоятельства…
«Куда мне сто двадцать миллионов? Может, переиграть, и взять пятнадцать? Остальное — прихоть, не имеющая к ЁнИль никакого отношения. Только мне кажется, что условия останутся прежними, если ЧжунСок вообще не передумает или не изменит срок возврата в меньшую сторону. Смысл ему упускать добычу, если рыба уже сидит на крючке? Да и мои принципы, о которых он так заботился, окажутся курам на смех. Можно сделать иначе: взять всю сумму, отдать ЁнИль пятнадцать, а остальное вернуть, если контракт окажется шляпой. Арифметика тут простая: сто двадцать миллионов поделить на сто восемьдесят дней — получается по шестьсот шестьдесят семь тысяч в день. Абсолютно нереально! А ведь ещё и отдыхать когда-то нужно… Но если пятнадцать миллионов разделить на те же полгода, тогда сумма оказывается вполне подъёмной, даже с выходными. Только для этого придётся вернуться к первоначальной идее — устроить Лиру в танцовщицы. Что я, не справлюсь за десять дней? Справлюсь, наверное. Как говорят местные: „Я буду усердно трудиться“».
— Что с твоими руками? — интересуется ЧжунСок, когда я возвращаюсь с «прогулки».
Прекращаю разминать непослушные пальцы и сажусь на своё место. А с ними у меня творится какая-то ерунда. Уже в который раз за прошедшие дни непроизвольно сокращаются сухожилия мышц на обеих руках, из-за чего пальцы сами собой начинают подёргиваться. Длятся эти приступы минут по пять, потом проходят.
«Наверное, что-то нервное», — решаю, и залпом осушаю бокал с остатками выдохшейся колы. Попутно замечаю испачканный фломастером палец, но оттирать краску в присутствии свидетеля не решаюсь. Разумеется, его вопрос оставляю без ответа — это мои проблемы. Чёболь не настаивает. Он занят тем, что таскает остатки изрядно остывшей картошки с моей тарелки. Видимо, чтобы добру не пропадать. Свою он давно доел.
«Вот ведь халявщик!» — хочется высказать парню своё мнение на этот счёт словами небезызвестного Ивана Голубкова. Протягиваю руку и переставляю полупустую тарелку поближе к себе, а ЧжунСоку показываю кукиш. Обойдётся! По всей видимости, ему известен этот жест, или его контекст слишком очевиден, и парень кривит рот.
— Что ты надумала? — спрашивает он, дождавшись, пока я опустошу блюдо. Вместо ответа я беру со стола нож и подношу к ладони, как будто собираюсь сделать надрез. Всё это делаю над распиской, намекая на очевидное.
ЧжунСок смеётся в ответ.
— Тебе не придётся ничего подписывать кровью. Я не дьявол, чтобы претендовать на твою душу. Мне она не нужна. Но я собираюсь покуситься на твоё тело.
По моему лицу наверняка можно прочитать, что я обо всём этом думаю, и чёболь наслаждается моментом. Кажется, ему доставляет удовольствие насмехаться над бедной девушкой.
— Не в том смысле, конечно, — удовлетворившись реакцией собеседницы, продолжает ЧжунСок. — Это, — стучит он костяшками пальцев по стопке листов, — что-то вроде трудового договора. Ты в течение года будешь выполнять мои маленькие просьбы, а я о тебе позабочусь, после чего твой долг аннулируется. Ничего противозаконного, аморального, непотребного и неприличного. И никаких подвигов от тебя тоже не требуется. Можешь сама убедиться. Если что-то не понравится, в контракте предусмотрена возможность вносить изменения по соглашению сторон. Смело вычёркивай сомнительные пункты, и будем договариваться об альтернативах. До его подписания, разумеется.
Чёболь наконец-то соизволит протянуть мне пресловутый контракт для ознакомления, но открывать его я не спешу. Решение мною принято и не в пользу последнего. А после услышанного моя уверенность лишь окрепла.
«Пошёл он нафиг со своими шуточками! Ну и контракт пусть свернёт в трубочку и запихнёт себе в одно место……год горбатиться на этого напыщенного индюка! Да я лучше пойду танцевать стриптиз! Благо, Лира и его умеет — это я точно знаю. А если освоить шест — вообще получится бомба!»
Успокоив себя таким образом, откладываю бесполезный нож и «прошу» у ЧжунСока ручку ещё одним характерным жестом. Когда он протягивает требуемое, я ненадолго впадаю в ступор. Я ведь не знаю своей подписи! В том эквиваленте паспорта, что мне принесла ЁЛин, её не было — простой кусок пластика с основными данными и фоткой. Чисто для внутреннего использования. Онни поведала тогда, что позже я смогу сделать общегражданский паспорт, открывающий безвизовые двери в сто девяносто две страны мира. Круто. Только всплывшая информация мне никак не поможет решить дилемму.
Моя заминка не укрывается от глаз «делового партнёра», и он неприминует высказаться по этому поводу:
— Ты можешь просто написать своё имя, если ещё не забыла его. Этого будет достаточно.
Поднимаю на ЧжунСока взгляд, потом опускаю глаза к ножу и снова перевожу на чёболя. Очень хочется воспользоваться столовым прибором вместо ручки и вырезать своё имя на его лбу. Чтобы всегда на виду было. ЧжунСок убирает улыбку с лица, скрещивает на груди руки и откидывается на спинку стула. Подальше от собеседницы. А я прерываю полёт фантазии, в которой исполняю желаемое, и с несдерживаемой широкой улыбкой вывожу на бумаге два иероглифа.
«Что-то Лира у меня сегодня чересчур возбудима и легко поддаётся эмоциям. Месячные что ли? Да вроде нет, три недели прошло всего, или уже пора?» — ещё раз пробежавшись глазами по тексту расписки, размышляю я на предмет своей реакции на подколки. — «Не, скорее всего, этот тип просто очень хорошо умеет бесить людей. Одним своим видом. Встречались подобные в прошлом».
ЧжунСок протягивает руку, намереваясь забрать расписку, но я вовремя вспоминаю об одном моменте. Придавливаю ладонью «манускрипт», а свободной рукой лезу в карман за сотовым. Увидев телефон, парень снова демонстрирует оскал и возвращает пятерню на место. Ждёт, пока я сфотографирую лист, и наконец получает желаемое.
— Если тебя интересует правовая составляющая, то всё законно, — зачитывает он мне небольшую лекцию, складывая изъятое обратно в портфель. — Всё, кроме расписки. Контракт считается как трудовой договор и не требует согласия твоих родителей. Конечно, если тебе и правда восемнадцать. В противном случае договор должен быть расторгнут, а заёмные средства возвращены. Ну а расписка… ты можешь спросить у них разрешение. Но что-то мне подсказывает, что ты не станешь этого делать (в мире Лиры трудовой договор на выполнение простой работы можно заключать с шестнадцати лет. Это не относится к труду, подразумевающему контент 18+. Прим. автора).
ЧжунСок выжидающе на меня смотрит, наверное, ожидая, что я передумаю в последний момент или схвачусь за телефон и начну сыпать вопросами. Но Лира нема как рыба. Не получив ответной реакции, он протягивает через стол портфель, ждёт, пока я проверю его содержимое. В сумке и правда оказываются деньги. Двенадцать пачек по двести пятидесятитысячных купюр в каждой. Пересчитывать их я не вижу смысла. Пачки упакованы в банковскую ленту и выглядят вполне настоящими. Я не сомневаюсь в честности парня в отношении денег — слишком ничтожная сумма по его меркам, чтобы куклу подкладывать. Поколебавшись, всё же вскрываю одну — всё равно потрошить придётся — со вполне предсказуемым результатом.
Складываю всё обратно и бросаю на ЧжунСока взгляд, который по задумке должен намекать, что пора и честь знать. Парень то ли не врубается, то ли намеренно игнорирует мои сигналы и вместо того, чтобы выпроводить гостью, занимается ерундой.
— Я собираюсь поплавать с аквалангом. Это очень увлекательно, хочешь присоединиться?
«Конечно, хочу, но не сейчас» — мысленно отвечаю ему. Всё, что меня в настоящий момент интересует, — это побыстрее добраться домой. А то засиделся я в гостях.
Стучу пальцем по тыльной стороне запястья там, где должны быть часы. Универсальный жест, дающий понять, что время — деньги. ЧжунСоку он тоже знаком, к счастью.
— Что ж, предполагаю, что тебе не терпится потратить всё и сразу, поэтому не смею задерживать. В следующий раз поплаваем.